свою грудь, выбритую мной перед походом в Мирный. Не блестит закорицей! Мехом заросло! — Где я?!
— Под Бабешкой, в «колоколе» на глубине. Конкретно, в космическом корабле. Здесь твои и дядины марпехи. До встречи, Франц… Спаситель, Донгуану оставить его член?
— Нет, пожалуй. Отрежь и замени им мой — напложу козлят могучих, пока я ещё козёл.
* * *
Солнечные лучи били по глазам через узкое оконце. Я сидел на табуретке за столиком. Одет был в хэбэлёнку, мне короткую.
Похмелья не чувствовал и не помнил, когда, как сюда… — труба! «колхозное правление» узнал я помещение — в трубу попал.
Крикнуть дневального. Кстати, и пожрать чего принесёт… Гильза на полу… Телефона на столе нет.
Но что это! Амбар! Где столовка? В оконце правления виден колхозный амбар, а должна столовка, вагон-ресторан.
Тут вспомнил, такое уже раз случилось — на пятилетний юбилей возрождённого колхоза «Отрадный». Изрядно накушавшемуся киселём мне взбрело в голову уединиться. Силыч мой уход заметил и скоро тоже пришёл к правлению. Встав на камень у трубы, поднявшись на цыпочки(ему, великану, ходули не нужны), прильнул к оконцу и не найдя меня на месте за столом резонно посчитал, что председатель лежит под столом, а пытался, подпрыгивая, убедиться в том, заметил мои руки торчащие из лаза. Я не дополз до стола — уснул во входной отводной трубе. Завхоз кликнул мужиков, хлопцев послал сбегать за сапёрками. Подкопали они трубу и развернули врезкой на сто восемьдесят градусов… оконцем теперь на амбар. Проспавшись, я выполз из лаза на стол. Табуретку, покидая правление, я засовывал под столешницу, поэтому никакой смены расположения обстановки в помещении я не заметил: столешница круглая и сиденье табуретки тоже, как стояли по центру круглого помещения, так и после разворота трубы остались так стоять. Ориентация дверки сейфа и ручки с замком могли насторожить, но под стол я не посмотрел. Постучал зажигалкой по металлу и скоро Хлеб на ходулях приставил котелок с киселём, а я высунул в оконце гильзу. Глядь, сзади за кашеваром… амбар, тогда как должна быть столовка, вагон-ресторан. Я оторопел, ничего не мог понять. Не помог и кисель, выцеженный через гильзу одним духом… На воротах амбара висит кусок гофры с прорезной — клинковой с перемычками — надписью: ПУСТО. Глазеть днями на пустующее строение, предназначенное под сбор и хранение урожая, мне, председателю колхоза, понятное дело, не хотелось, поэтому заставил вернуть правлению первоначальную ориентацию «входа» и оконца относительно строений вокруг ратушной площади. Вид на вагон-ресторан с вывеской «СТОЛОВКА ВХОД», оно поприятнее, хоть и там, на столе, было чаще всего негусто, а то и пусто, одна оскомина.
Но догадка, что снова со мной пошутили, скоро улетучилась: я не увидел на месте — за амбаром — и стены купола-ПпТ.
Прильнул к оконцу и насколько позволял узкий проем посмотрел по сторонам. Нет «миски», нет ротных полевых модулей, в Отрадном остались только юрты да чумы, ветхие, заброшенные.
Резко вдохнул и засунул пальцы в нос, проверить валюту. Нет! Как же так! Не отравился, но осоловеть уже должен: сижу хоть и в трубе, но не под «миской»-же. Не сквозит (чему я тоже подивился), но воздух-то поступает в жерло над головой — от колоколов.
Тваю… колокола пропали. Спёрли! Лестницы с перекладиной нет! Что за хроньё.
Обескураженный вконец я лёг животом на стол и полез в лаз — на выход. Упёрся в заслонку, но выдавить её руками и головой не смог. Надавил сильнее, не поддавалась. Пробовал и пробовал пока не допёр, что света проникавшего по контуру заслонки сейчас не наблюдается. Пошарив, под пальцами не ощутил рифления гофры из пластикового листа, по которому некогда Силыч вырезал клинковой резьбой надпись «ПРАВЛЕНИЕ КОЛХОЗА ВХОД».
Заслонка из металла, сваркой приварена. Да что за хроньё!.
Полез назад. На столе развернулся кругом и теперь пополз на выход ногами вперёд.
Не выбить заслонку. Ни щёлочки — ни лучика света. Точно, приварена.
Выхода через «вход» из правления нет, и я пополз назад. Поставил табурет на стол и обнаружил… дверца сейфа открыта настежь, внутри пусто. Дна, тыльной стенки у шкафа, нет. Чернота. Провал. Руку опустил по плечо. Тянет холодом. Пошарив, нащупал стену из камня — сырого, склизкого. Ниже наткнулся на скобу.
Колодец! Лаз!
Полки в шкафу убраны. Исчезли ротный штандарт, спецназовские ножи, неприкосновенный запас валюты. Но в сейфе имелось отделение с дверцей на кодовом замке, в нём хранилось трико-ком погибшего ротного комиссара и два моих ножа. Код помнил, набрал лихорадочно. Всё на месте. Закреплял на запястьях браслеты, заметил с изнанки расстёгнутой манжеты рукава гимнастёрки метку нитками «ЯН». Балаянова хэбэлёнка: обмундирование своё так старшина помечал.
А надевал по местам ножные браслеты, больше поразился:
Ногти! Растопырил я свои пальцы. Без «камней»! Подрезаны и наманикюрены!.
Сбросил ботинки.
Педикюр!
Провёл по сторонам языком во рту.
Зубы! Не протезы!
И я начал припоминать:
— Марго!
Предполагать:
Я бежал от Марго и Немо?.. Этим подземным ходом. Вряд ли самостоятельно, сюда в отвод меня притащили в забытьи, ведь ни чего не помню, оставили одного, посчитав, что из правления сам выберусь… Не будь так, наверное, уже был бы конём. Мой «камень» Марго собиралась Донгуану в мозг подсадить, предварительно подшив ему матку от четырёх коз. И козлиное — козла Спасителя — тело предлагала! Я согласился на которое? Лучше молоко давать, чем кобылок — в табуне-то с дюжиной жеребцов — рожать. Ба-а! Марго и своё тело предлагала!
Кто выручил? Лебедько? Балаян? Старшина — его хэбэлёнка. Или дядя? Не Селезень же. Смываться мне надо. Добраться до ЗемМарии и найти возможность сообщить Салавату, что Немо жив. И Марго с ним.
В отделении сейфа оставался пенал с флешками-ком и ротной печатью. Я всё выгреб и вылез из-под стола. Ножи — за краги, ошейник на шею.
До неба в трубе три метра. Осталась бы перекладина на месте, ремень с портупеей накинул, и нет проблем. Пяток скоб, но их нет. Просил Силыча приварить обрезки труб, чтоб не по подвесной лестнице под колокола лезть звонить, но тот пять лет резину