батарею, мой заместитель, капитан Деклозо, сообщил мне о законченных приготовлениях. Излишки боеприпасов, которые мы не могли увезти с собой, следовало в соответствии с приказом закопать; ему показалось наиболее целесообразным, принимая во внимание нехватку времени, складировать их, как он сказал, «в той многобожьей яме». Мне показалось, что я увидел искру злобной мести в его глазах, когда он объявил мне об этом — я уверен, он знал, что мне будет неприятно это слышать. Внешне я никак не отреагировал, но что-то обожгло меня, когда я узнал, что храм превращен в склад артиллерийских снарядов. Он также сообщил мне о мерах, которые предпринял, чтобы сделать боеприпасы недоступными. Я не одобрил его действий и заставил дать мне схему приготовлений. Он отдал ее весьма неохотно.
У меня немного подскочила температура — как будто я простыл, но это, вероятно, только из-за постоянного недосыпа и волглой одежды, которую постоянно приходится носить.
Мне нужно немного поспать, пока не рассвело.
18 сентября 1918 г.
Мы готовимся к передислокации под дождем, льющимся с хмурого неба.
Я пошел в подземный храм — солдаты почти полностью замуровали пробитое отверстие, так что я мог только заглянуть внутрь — в темноте я увидел лишь тусклый блеск разложенных снарядов: ими было заполнено все помещение.
Я приказал, чтобы снаружи все засыпали землей и замаскировали это место, чтобы нельзя было понять, что тут копали.
На земле, истоптанной солдатскими сапогами, я увидел раздавленную саламандру — кто-то наступил на нее внизу в храме, а затем очистил подошву об обломок плитки, острая сторона которой высовывалась из земли.
Я отметил на карте место, где зарыли новое сокровище, которое теперь будет лежать в этой земле как наш вклад в ее тайны.
Нужно выходить, двигаться по камням на новые позиции.
19.
К тому времени, как Боян закончил читать, улица уже начала закутываться в обманчивую сумеречность, хотя небо между домами было еще светлым. Перед ним стоял остывший чай. Все столики были заняты — только теперь Боян услышал гомон окружающих посетителей, шум уличного движения, голоса прохожих. Он чувствовал себя как человек, который после долгого погружения в синие глубины моря наконец-то вынырнул на поверхность, и чьи органы чувств после сумеречной тишины, в которую он был погружен, заполнили свет и грохот дня.
Боян закрыл тетрадь. И тут, посмотрев на обложку, увидел, что в холщовом переплете тетради имелось что-то вроде маленького кармашка. Он сунул туда палец и вытащил небольшой пожелтевший листок бумаги. На нем был некий эскиз, рисунок, несколько точек, рядом с которыми были нанесены цифры и буквы в качестве маркировки расположения. Но чего? Внизу листа стояла подпись: кап. Деклозо. Несколько секунд Боян смотрел на листок и наконец понял: это было то, с чем не согласился полковник де Розалье, — схема расположения мин, которые заложил капитан в подземном помещении храма. Чувствуя, что в его руках что-то очень опасное, Боян сложил листок и положил в бумажник.
Блондинка, сидевшая за соседним столиком, с любопытством смотрела на Бояна. Он улыбнулся. Затем, вспомнив смутное предупреждение, которое услышал от Робера, зашел на ближайшую почту, попросил конверт, потому что конверт, в который дочь полковника положила тетрадь, был слишком старым и ветхим, сунул внутрь дневник и написал на конверте адрес госпожи де Розалье. Служащий за стойкой подтвердил Бояну, что письмо доставят завтра утром. Потом, когда по пути он увидел небольшой книжный магазин, торгующий эзотерической литературой, он вошел в него и стал копаться на полках, над которыми висела следующая надпись:
смотрите сколько хотите
трогайте
как можно меньше
Несмотря на предупреждение, он взял несколько книг по алхимии и пролистал их. В конце остановился на одной, показавшейся ему самой серьезной. Выходя из магазина, нащупал в кармане конверт, в котором госпожа де Розалье дала ему дневник и который теперь остался пустым. Он взял книгу, на обложке была фотография рельефа из Нотр-Дам, на котором, как утверждали знатоки тайн трансмутации металлов, изображена Святая Алхимия, положил ее в пустой конверт и сунул все это в карман пиджака.
Боян медленно шел по улицам, заполненным мягкими волнами теней, время от времени пронизываемыми резкими вспышками электрического света. Ритм движения прохожих изменился: в нем уже не было лихорадочной дневной суеты и спешки — теперь Париж медленно выскальзывал из объятий деловитости и готовился предаться вечерней безмятежности. Но Боян почти не замечал происходящего рядом: то, что он увидел в гостиной госпожи де Розалье, и то, что прочитал в дневнике полковника, казалось ему сном, после которого явь продолжала нести в себе неясный отсвет ирреальности.
Несколько хихикающих белокурых девушек, скорее всего — скандинавок, чуть не столкнулись с Бояном, что вызвало у них еще большие приступы бесстыдного смеха. Очутившись среди них, Боян почувствовал, что его затягивает в водоворот этой неукротимой и, скорее всего, беспричинной радости, которая превратила девушек в кипящий и искристый поток шампанского, пенящийся и шумящий рядом с ним. Круг разомкнулся, и он помахал рослым весталкам рукой.
Чем дальше он заходил в переулки, протянувшиеся вдоль Сены, тем меньше ему встречалось прохожих; только изредка проезжала случайная машина. Он пересек мост Турнель и пошел по улице острова Сен-Луи. Боян будто вдруг покинул Париж — все вокруг стало тихим, сонным, как в провинции. На углу, где ему надо было свернуть на улицу, в конце которой стоял дом, где жила Ирена, он прошел мимо девушки — высокой блондинки. Она была одна и стояла на тротуаре, разговаривая по мобильному телефону. Боян лишь скользнул по девушке взглядом, но мог поклясться, что это была одна из тех смеющихся туристок, которых он встретил недавно, хотя это и казалось маловероятным. Светловолосые туристки с севера не были в Париже редкостью, и эта мысль показалась Бояну логичным объяснением встречи, но все же, пройдя шагов двадцать, он обернулся: девушка еще стояла на углу и говорила, самозабвенно поднося мобильный к губам.
В одном из окон через улицу зажглась лампа — мягкий розовый свет наполнил комнату, и женский силуэт мелькнул за занавеской. В другом окне мерцал прямоугольник телевизионного экрана. Было пусто — только в пятидесяти метрах дальше по улице два человека, подсвечивая себе фонариком, рассматривали что-то под открытым капотом спортивного автомобиля.
Когда Боян проходил мимо них, он услышал шум. Неведомо откуда перед ним появился и стоял, шатаясь, явно пьяный клошар, вылезший из своего укрытия: двух картонных коробок, лежавших у темного входа в заброшенный магазин; он тянул обе руки к Бояну, искривив