Выйдя из офиса, я зашагал по Аояма и заглянул в кафе, где мы часто пили кофе с Симамото. Достал книгу и читал, пока не надоело, потом опять вернулся мыслями к ней. Вспомнилось, как достав сигарету из пачки «Сэлема», она подносит к ней зажигалку, как беспечно поправляет челку, как чуть наклоняет голову, когда смеется. Больше сидеть одному было невмоготу, и я решил прогуляться до Сибуя. Мне нравилось бродить по улицам, разглядывать дома и магазины, наблюдать за людьми. Нравилось передвигаться по городу на своих двоих. Но сейчас вокруг было тоскливо и пусто. Казалось, здания потеряли форму, деревья поблекли, люди утратили живые чувства, лишились мечты.
Я забрел в полупустой кинотеатр и вперился в экран. Когда фильм кончился, вышел на улицу. Уже вечерело. Съел что-то в первом попавшемся ресторане. Площадь перед вокзалом затопили потоки служащих, спешивших домой с работы. Одна за другой в ускоренном темпе, как в старом кино, подлетали электрички, проглатывали толпившихся на платформах людей и уносились. Здесь десять лет назад я и заметил Симамото. Сколько времени прошло! Мне тогда было двадцать восемь, я еще не женился. А Симамото еще хромала. На ней был красный плащ и большие солнечные очки. С вокзальной площади она пошла к Аояма. Казалось, это было тысячу лет назад.
И вот опять все встало у меня перед глазами. Предновогодняя толчея, походка Симамото, каждый угол, который мы огибали, затянутое облаками небо, бумажный пакет из универмага у нее в руке, чашка кофе, к которой она так и не притронулась, рождественские песни... Ну почему я не окликнул ее? Я задавал себе этот мучительный вопрос снова и снова. Ничто меня не связывало, мне нечего было тогда терять. Я мог крепко прижать ее к себе, и мы бы ушли вместе. Куда? Да какое это имеет значение! Что бы там ни было у Симамото, каковы бы ни были обстоятельства, мы наверняка бы все преодолели. Но я не воспользовался этим шансом, потерял его навсегда в тот момент, когда меня схватил за руку тот таинственный незнакомец средних лет, а Симамото села в такси и укатила неизвестно куда.
Я вернулся на Аояма совсем вечером, в переполненном метро. Пока сидел в кино, погода испортилась – на небо наползли тяжелые, пропитанные водой тучи, которые могли прохудиться в любую минуту. Я был без зонтика и в том же наряде, в каком утром ушел в бассейн, – в куртке яхтсмена, джинсах и кроссовках. По идее, надо было забежать домой переодеться – обычно я появлялся в своих заведениях в костюме – но я решил, что и так сойдет. Один раз можно и без галстука обойтись. Вреда не будет.
С семи часов зарядил дождик. Настоящий осенний – тихий, затяжной. Сначала, как обычно, я заглянул в бар, посмотреть, как дела. Там все переделали, как я хотел, до мельчайших деталей. Не зря планы рисовал и торчал там все время, пока строители работали. Бар сделался гораздо уютнее, удобнее. Эффект от мягкого освещения усиливала музыка. В глубине помещения устроили отдельную кухню. Я нанял классного повара, с которым мы составили меню из довольно простых, но оригинальных . блюд. Никаких излишеств. Такое мог приготовить только настоящий мастер. В конце концов, все это лишь закуска под выпивку, и нельзя заставлять людей тратить на нее много времени. Меню каждый месяц придумывали новое. Отыскать такого повара было нелегко, но я все-таки нашел, хотя обходился он мне дорого. Гораздо дороже, чем я рассчитывал. Впрочем, он стоил таких денег, и я был доволен. Клиенты, похоже, – тоже.
В начале десятого я прихватил зонтик и направился в «Гнездо малиновки». А в половине десятого туда явилась Симамото. Странно: она всегда выбирала для своих визитов тихие дождливые вечера.
14
На ней было белое платье, а поверх него – свободный темно-синий жакет. На воротнике брошка – маленькая серебряная рыбка. Платье самое простое, без украшений, но на Симамото оно смотрелось сногсшибательно. С тех пор как мы встречались в последний раз, она немного загорела.
– Я думал, мы больше не увидимся, – сказал я.
– Ты так каждый раз говоришь, когда меня видишь, – рассмеялась она, усаживаясь, как прежде, рядом со мной на табурет и кладя руки на стойку. – Но я же тебе записку оставила, что какое-то время меня не будет.
– Какое-то время -понятие относительное. Особенно для того, кто ждет, – заметил я.
– Но ведь бывает, по-другому и не скажешь.
– «Бывает» – тоже довольно абстрактное словечко.
– Пожалуй, ты прав. – На лице Симамото появилась ее привычная улыбка, напомнившая легкий порыв ветерка, прилетевший откуда-то. – Извини. Не хочу оправдываться, но я в самом деле ничего не могла сделать. Не было у меня других слов.
– Чего ж тут извиняться? Ведь я тебе говорил: это бар. Когда хочешь, тогда и приходишь. Я к этому привык. Не обращай внимания – это я так, про себя.
Симамото заказала бармену коктейль и пристально посмотрела на меня.
– Что это ты сегодня так оделся, по-домашнему?
– Пошел утром в бассейн и не переоделся. Времени не хватило, – ответил я. – Но так тоже, по-моему, неплохо. Я так больше на себя похож.
– И выглядишь моложе. Тридцать семь тебе никак не дашь.
, – И тебе.
– Но и двенадцать не дашь.
– Двенадцать не дашь, – повторил я за ней.
Бармен подал Симамото коктейль. Она сделала глоток и мягко прикрыла глаза, будто стараясь разобрать какие-то едва слышные звуки. Я увидел у нее над веками все те же маленькие складочки.
– Знаешь, Хадзимэ, как я ваши коктейли вспоминала? Так хотелось! У тебя здесь они какие-то особенные получаются.
– Ты куда-то ездила? Далеко?
– Почему ты так подумал? – спросила Симамото.
– Ты так выглядишь... – сказал я. – За тобой будто шлейф тянется... Из долгих дальних странствий возвратясь...
Симамото подняла на меня взгляд и кивнула.
– Я долго... – начала было и осеклась, точно вспомнила что-то. Казалось, она пытается подобрать слова и не находит их. Закусила губу и снова улыбнулась. – Все равно. Прости, пожалуйста. Надо было, конечно, как-то дать о себе знать. Но мне хотелось, чтобы некоторые вещи оставались такими, какие есть. Замороженными в том же виде. Приду я сюда или не приду... Приду – значит, я здесь. Не приду – выходит, я где-то в другом месте.
– И никогда посередине?
– Никогда, – заявила Симамото. – Потому что посередине ничего нет.
– А там, где посередине ничего нет, нет и самой середины, – объявил я.
– Совершенно верно.
– Иначе говоря, где нет собаки, не может быть и конуры?
– Точно, – сказала она и насмешливо взглянула на меня. – Должна сказать, у тебя оригинальное чувство юмора.
Музыканты заиграли «Несчастных влюбленных». Они часто исполняли эту вещь. Какое-то время мы сидели, молча слушая музыку.
– Вопрос можно?
– Конечно, – сказал я.
– Какая у тебя связь с этой мелодией? – поинтересовалась Симамото. – Я заметила, когда ты здесь, они всегда ее играют. Обязательный номер программы?
– Я бы не сказал. Просто ребята хотят сделать мне приятное. Знают, что она мне нравится, вот и играют.
– Замечательная вещь.
– Очень красивая, – кивнул я. – И непростая. Я это понял, когда несколько раз ее послушал. Не каждый музыкант такое сыграет. «Несчастные влюбленные». Дюк Эллингтон и Билли Стрэйхорн. Старая уже. 1957 год, по-моему.
– Интересно, а почему она так называется – «Несчастные влюбленные»?
– Ну, имеются в виду влюбленные, которые родились под несчастливой звездой. Не повезло людям, понимаешь? В английском языке специальное слово есть – «star-crossed». Это о Ромео и Джульетте. Эллингтон и Стрэйхорн написали сюиту для шекспировского фестиваля в Онтарио, и «Влюбленные» – одна из ее частей. Первыми ее исполнили Джонни Ходжес – он на альт-саксофоне был за Джульетту, а Пол Гонсалвес на тенор-саксе за Ромео.
– Влюбленные, родившиеся под несчастливой звездой, – проговорила Симамото. – Будто про нас сказано.
– Мы с тобой что – влюбленные?
– А разве нет?