со стоном свалился с самоходки. Схватился за плечо и унтер-офицер.
Стало ясно, что надо уходить.
– Требен! Быстро спешиться и оттащить гауптмана в сторону! – скомандовал я.
Карузо спрыгнул с САУ и помог унтер-офицеру укрыть комбата за самоходкой.
– «Ястреб-2», прием! – начал я по радио вызывать свою вторую машину.
Однако ответа не последовало.
– Требен! Дуй к Кюнцелю и передай мой приказ на отход – у русских есть противотанковые ружья.
С этими словами я переключился на бортовую связь и распорядился:
– Хонер, давай потихоньку назад!
Самоходка рывком взяла с места, и в этот момент послышалось еще несколько ударов о щитовое прикрытие, а я почувствовал сильный толчок в правое бедро. Однако через пятьдесят метров мы были уже вне линии огня.
Тогда я приказал остановиться, чтобы дождаться артиллериста и унтер-офицера, тащивших гауптмана. После того как его уложили спереди САУ, передовой наблюдатель стремглав бросился вниз в лощину к своему полевому телефону.
Тем временем Требен остановился в двадцати метрах от второй самоходки и закричал, передавая мой приказ. Боргман поднял руку в знак того, что понял, и «утка» начала пятиться. Никто не мог сказать, почему Карузо не стал поторапливаться с возвращением. Всем только показалось, что его внезапно сильно огрело по голове, и он рухнул как подкошенный.
До сих пор артиллерия обеих сторон себя почти никак не проявляла. Однако появление наших самоходок оказало такое же воздействие, как в том случае, когда кто-то сует палку в осиное гнездо, – в неприятельском тылу послышался грохот от артиллерийских выстрелов нескольких батарей. В этот момент один из солдат расчета САУ Ктонцеля спрыгнул с борта и подбежал к Требену. Им оказался не кто иной, как Ястребиный Глаз, который словно пушинку взвалил не подававшего признаков жизни Карузо себе на плечо и поспешил назад к своей самоходке. Тут послышался визг снаряда, и Новак мгновенно бросился на землю, закрыв телом своего друга. Снаряды ударили совсем рядом, подняв в воздух тучи снега, перемешанного с пылью, а осколки с громким лязгом застучали по броне. Огненный ураган бушевал минут десять, но укрывшимся на обратном склоне самоходкам навредить он не мог. Однако всех не оставляла мысль: «Что с Карузо и Ястребиным Глазом?»
При первом же перерыве в стрельбе Боргман вместе с заряжающим Фридом ринулись к ним. И – о, чудо – Требен, хотя и с трудом, поднялся на ноги. Его стошнило, но он самостоятельно поплелся вслед за обоими спасателями, которые осторожно перенесли Франца Новака к самоходке и положили его на носовую броню. Требен же пристроился рядом с ним.
Вскоре обе самоходки стояли уже в лощине, где и выяснилась причина отсутствия радиосвязи с Кюнцелем – выстрелом из противотанкового ружья повредило соединение кабеля над боевой рубкой.
Половина взвода оказались ранены. Причем в наиболее тяжелом состоянии находился Новак – осколком ему разворотило спину, и водитель Бемер, имевший некоторые познания в медицине и делавший ему перевязку, озабоченно покачал головой. Множественные осколочные ранения в грудь получил и гауптман. Требена же просто оглушило осколком, ударившим по касательной по его каске, и он отделался только большой ссадиной. У остальных повреждения оказались еще легче. В частности, у меня обнаружилось вполне безобидное ранение в бедро – осколком вырвало лишь небольшой кусок мяса.
Тяжелораненых осторожно перенесли и заботливо разместили в самоходке Кюнцеля, и я отправил Боргмана вместе с Бемером назад в лощину возле Боброво.
Не успела самоходка отъехать, как открыла ответный огонь немецкая артиллерия. Снаряды с жутким воем проносились у нас над головой и с грохотом взрывались на высоте 196, поднимая в воздух огромные фонтаны грязи. Так продолжалось минут десять. Русские в долгу не остались, обрушив град мин в лощину впереди, а также на обратный склон позади нас. Затем обе стороны прекратили стрельбу, и вокруг пятерых одиноких мужчин – четырех истребителей танков и одного артиллериста – воцарилась глубокая тишина.
Внезапно сзади послышались голоса, и показалась растянувшаяся по фронту стрелковая цепь. Это шел в атаку резервный батальон! Пехотинцы не обращали внимания на неприятельскую стрельбу, и их возгласы раздавались то тут, то там. Вскоре они прошли мимо нас и стали подниматься по склону на высоту 196. Тогда артиллерийский передовой наблюдатель бросился к своему телефону и принялся передавать координаты для стрельбы. В результате пехотинцы, достигнув округлой вершины высоты, получили мощную огневую поддержку. Стреляя из автоматов и пулеметов, они стали забрасывать противника ручными гранатами и с громкими криками «Ура!» ринулись на неприятеля, исчезнув из нашего поля зрения.
Когда подошло несколько штурмовых орудий поддержки пехоты, я попрощался с фельдфебелем Зайбом и двинулся назад в лощину возле Боброво, где меня осмотрел обер-лейтенант медицинской службы.
– У вас осколок в ноге! Быстро спускайте штаны! – сурово прикрикнул он и, не дав мне опомниться, воткнул в мое мягкое место иглу шприца.
Тогда я поинтересовался судьбой раненых.
– Могло быть и хуже, – ответил врач. – Гауптман Цинсмайстер тоже быстро поправится, а вот у вашего обер-ефрейтора дела похуже. Его уже отправили в полевой госпиталь в Орше.
Когда мы направились в Загваздино, начало темнеть. По прибытии я доложил своему ротному лейтенанту Брюкеру о том, что произошло.
– О многом я уже слышал в полку. Пехотинцы очень хвалили действия истребителей танков. Без вас, возможно, могла произойти настоящая катастрофа. Следовательно, ваши усилия не прошли даром! Жаль только Ястребиного Глаза, а ведь все считали, что пули его не берут, – заметил Брюкер.
Он помолчал немного и добавил:
– Завтра вы возвращаетесь в Боброво. Ваш второй взвод понес потери, и вам передаются две самоходки.
Вернувшись в наше расположение, я застал там и старшего стрелка Требена. Он был бледным как смерть и страдал от головных болей. Но больше всего Карузо беспокоила судьба его друга Новака.
Боброво, 18 ноября 1943 года
В четверг на пятый день оборонительных боев я со своим вторым взводом на рассвете вновь занял уже привычные огневые позиции. Второй же эшелон в лощине составлял третий взвод.
До этого, когда в темноте мы двигались по шоссе, у нас сложилось впечатление, что в селе Боброво слышатся выстрелы. Пару раз над нами даже пролетели снаряды пехотной артиллерии. Я доложил об этом командиру роты пехоты, а тот по средствам связи немедленно передал мою информацию соседней пехотной роте. В свою очередь и соседи ввели нас в курс дела. Оказалось, что на рассвете русские скрытно просочились через оборонительные позиции «Пантера» восточнее села Боброво. Возможно, речь шла о прощупывании нашей обороны в селе и обстановки на шоссе силами разведывательных групп. Однако