А вы я вижу, специалист во многих областях, – улыбнулся я.
Я никогда не стремился быть хорошим специалистом в своей области, просто у меня всегда все получалось как-то само собой, – Василий Васильевич разлил коньяк по рюмкам.
А разве вам можно?! На работе?! – удивился я.
Сегодня можно, – поглядел он на меня с лукавой смешинкой, – сегодня у меня операций нет, одни только консультации, а потом я даже перед операцией по рюмочке коньячку всегда пропускаю! Это как-то бодрит! А потом заставляет быть очень бдительным по отношению к самому себе! Видите ли, на моей работе очень много соблазнов, я ведь изменяю или возвращаю лицо изумительно прекрасным женщинам, а те, в свою очередь, не желая оставаться передо мной в долгу, пытаются всячески соблазнить меня, но я то всегда помню про свою прелестную жену и про своих крошечных детей. И не подумайте, что я такой уж святой или праведный, просто я знаю, что жизнь нуждается в грамотном и точном распорядке, а разум в правильном мировоззрении. Ведь сколько бы у меня не было женщин, я от этого счастливее никогда не стану! А так, я могу не распылять себя, и посвящать все свое драгоценное время любимой работе и очаровательной Галочке, моей жене! Я построил дачу, вырастил яблоневый сад, сделал около дачи искусственное озеро, где плавают караси и золотые рыбки, рядом с озером воздвиг из высоких камней высокий альпинарий, насажал кучу цветов и в общем, живу в свое удовольствие. Ну, так, лишь иногда с друзьями после баньки выпьем пивка, и сразу же разбегаемся по домам! – Василий Васильевич снова разлил по рюмкам армянский коньяк.
Знаете, поскольку я видел уже лицо вашей Клары и сам приложил к нему руку, то давайте выпьем за ее шикарное личико! – Василий Васильевич чокнулся со мной и закусил коньяк долькой лимона, обсыпанной растворимым кофе.
Весь его облик излучал какую-то безмятежную доброту и странное желание пожертвовать всем ради счастья других.
А вы договорились с Кларой насчет стоимости операций?! – и зачем я только спросил его об этом, ибо Василий Васильевич тут же весь скривился, будто его какая муха укусила…
Вы просто не представляете себе, как я ненавижу эти разговоры, – прошептал Василий Васильевич, снова хватаясь за бутылку коньяка, – у меня принцип один, нравится моя работа, сам ее и оценивай, и плати, а мне лично по фигу! – произнеся это по-детски наивное слово, он рассмеялся и чокнулся со мной.
За бескорыстие! – сказал Василий Васильевич и выпил.
За бескорыстие! – сказал я, и выпил.
Чем больше узнавал я Василия Васильевича, тем сильнее восхищался его личностью. Временами мне хотелось его схватить, обнять, всего расцеловать, упасть на колени и даже расплакаться, но какой-то здравый смысл все-таки запрещал мне это делать, а поэтому я глядел на него с тихой тоской и с изрядной долей обожания.
По-видимому, разгадав мое душевное состояние, Василий Васильевич разрешил покормить мне своих рыбок в аквариуме, дав мне пакет сухого корма, но когда я высыпал в аквариум полпакета этого сухого корма, Василий Васильевич издал жалобный стон.
О, ужас, что вы наделали, – чуть не плача, выговорил он, а я тут же руками кинулся вылавливать сухой корм.
О Боже, да вы же занесете туда инфекцию! – застонал он и принялся меня отталкивать от аквариума, впрочем, я и не сопротивлялся.
Василий Васильевич, давайте я вам куплю новый аквариум и новых рыбок, – шептал я, вглядываясь в его несчастный профиль.
Да, ладно, чего уж там, – бормотал Василий Васильевич и уже сам сачком вылавливал вместо меня оставшийся корм, – это я вас забыл предупредить, как надо кормить, так что это моя недоработка.
А можно я увижу Клару? – снова попросил я его.
Подождите, – вздохнул он, – еще совсем немного, и я для вас обязательно сделаю сюрприз!
И я смогу увидеть Клару?! – обрадовался я.
Ну, не совсем Клару, а Клару преображенную, перевоплощенную из простого смертного существа в существо волшебное…
А она не попытается вас соблазнить в благодарность за ваше искусство? – вздохнул я.
Ну, я же вам говорил, – обиделся Василий Васильевич, – что, сколько бы этих бабьих морд я не штопал и не сшивал, я всегда остаюсь верен своей семье.
По-совести говоря, мне хотелось провалиться сквозь землю, или прошмыгнуть куда-нибудь мышкой в половую щель, лишь бы только не слышать, как Василий Васильевич передо мной – дураком оправдывается!
Ладно, давай выпьем за доверие что ли! – подобрел Василий Васильевич, увидев мое смущение, и мы выпили.
А потом я нечаянно смахнул локтем со стола хрустальную статуэтку змеи, обвивающую чашу, и она со звоном разбилась.
Это все, Василий Васильевич, потому что ты меня так коньяком здорово опоил, – оправдываясь и краснея, пробормотал я, опуская вниз глаза, а сам подумал, и какого черта я так нализался?
Ну, ты и притворщик! – засмеялся Василий Васильевич и обнял меня, и у меня как с души камень слетел.
А вообще-то, я тебя специально напоил, – признался Василий Васильевич, – это понимаешь, как своего рода анестезия!
Это чтобы я не испугался, когда свою Клару увижу?!
Да, нет, – усмехнулся Василий Васильевич, – но даже чрезмерная радость бывает порой опасна!
Да ну, – изумился я, – что же от радости и умереть можно?!
Можно, – сделался серьезным Василий Васильевич, – у меня был случай, когда я вернул одному изуродованному аварией парню его прежнее, симпатичное лицо, а невеста, увидев его, умерла от счастья, сердце не выдержало!
Н-да, каких только случаев не бывает, – вздохнул я, – и все же ты, Василий Васильевич великий человек, раз людям лицо возвращаешь!
А иногда я их просто уродую! – засмеялся Василий Васильевич.
Это как?!!!
Ну, приходит ко мне кто-нибудь и просит, сделайте мне носик подлинее, подбородок покороче, а глазки побольше и губки пошире! Вот и уродуешь его, как он сам того пожелает!
А вдруг это преступник, который задумал изменить свою внешность? – задумался я.
Что ж может быть и преступник, – вздохнул Василий Васильевич, – только я ж этого никогда не узнаю.
А все равно его Бог накажет, – сказал я, и мы с Василием Васильевичем по-доброму рассмеялись.
Ну, что ж, уже пора, – вдруг встал Василий Васильевич.
Что, уже уходить? – встрепенулся я.
Нет, ты посиди, а я сейчас приду, – и Василий Васильевич вышел из кабинета, а я, пользуясь его отсутствием, вытащил из кармана целлофановый пакет и сгреб в него осколки разбитой статуэтки, и положил к себе в карман пиджака.
И тут в кабинет зашел Василий Васильевич, держа за талию рыжую красавицу. О, Боже, неужели это Клара, это божественное личико, эти темненькие глазки и огненно-рыжая грива волос.
Ой, да что же он держит ее так за талию, да по заду ее еще так похлопывает, а потом мне стало даже как-то стыдно, Василий Васильевич вернул, и даже не вернул, а создал Кларе такую очаровательную мордашку, а я тут по поводу его похлопываний да поглаживаний нервничаю! Экий я мелочный человечишко!
Клара, это ты, – прошептал я, вставая на дрожащих ногах из-за стола.
Да, это я – шепнула Клара, и, шагнув ко мне, поцеловала меня, а Василий Васильевич, слегка кашлянув, вышел из кабинета.
Боже мой, Клара, мне даже не верится, – заплакал я.
Мне тоже, – Клара плакала как маленькая девочка, а я целовал ее и целовал, в губы, в шею, в волосы, в изящный вздернутый носик, в солоноватые щеки, я целовал и думал, что теперь вся моя судьба в ее руках, в руках этого драгоценного создания, словно по мановению сказочной палочки превратившегося из чудовища в красавицу, и еще я подумал о том, что все равно буду ее звать моим волшебным чудовищем, ибо никогда не забуду, какой она была и какой она теперь стала, хотя для меня она всегда была волшебным чудовищем, чудом, почти что миражем!
Глава 25
Как действенник
теряет свою
действенность.
История Иды глазами
олигофрена-эксцентрика
Только через две недели Иван Кузьмич и Петр Петрович уехали из деревни, оставив нас с Рыжухой жить одних в домике Ивана Кузьмича. После себя они оставили несметное количество пустых бутылей и бутыльков, как я звал про себя четвертинки.
Иван Кузьмич с большим удовольствием пропил все триста долларов, которые я ему дал на ремонт квартиры. А перед самым нашим расставанием его вдруг обуяло такое могучее желание продолжить с Петровичем свое отравление алкоголем, что он даже не постеснялся меня при Рыжухе спросить, а не дам ли я ему еще денег на ремонт его квартиры, но я в ответ сунул ему под нос такой здоровенный кукиш, что Кузьмич только крякнул и репу свою почесал, и говорит:
Поехали что ли, Петрович, а то все дороги чего-то развезло, видно, весна уже к нам пожаловала!
Да так и отбыл, сердечный! До ужаса взволнованный отсутствием денежных знаков!