— Конкуренты? — осматриваюсь. В нашем районе нет заведений такого класса. Кондитерская, кулинария и бар - явно нам не конкуренты
— Не знаю, Ник. Разберутся. Давай довезу тебя домой.
— Нет, спасибо, я такси вызвала, — отмахиваюсь. Максим теперь не настаивает, как раньше, кивает мне и уезжает.
Сажусь в такси, еду домой.
Вынимаю телефон. Пять пропущенных звонков от Виктора. Не перезваниваю. Пишу ему сообщение о том, что у меня все хорошо. Не могу пока с ним говорить. В душе полный раздрай. Мне снова хочется бежать подальше от этого города. Я могу. Я сумасшедшая. Но Виктор держит. Мне нужно понять, кто я. Отражение его погибшей жены или уникальная для него. Не могу верить на слово Ренате. Не имею права. Не хочу.
Закрываю глаза, съезжая на сиденье.
Боже, пожалуйста, пусть все будет не так.
Глава 24
Вероника
Мне нравился этот дом. Очень. Мне вообще нравилось все, что связано с Виктором. Меня приводил в восторг вкус этого мужчины. А теперь, осматривая дом и обстановку, все кажется мне холодным и чужим. Чувствую себя воровкой, влезшей в жизнь другой женщины. Пусть ее больше нет, но все здесь принадлежит ей. От ресторана до собаки. А главное - Виктор тоже ее.
Зеф чувствует мое состояние, ходит по пятам, смотрит, жалостливо поскуливая.
— Ну что ты, мой хороший, — присаживаюсь, обнимаю пса, глажу. — Ты меня не разочаровал. Мой красавец, мой друг, моя любовь.
Поднимаюсь на ноги, иду делать себе чай. Настроения нет от слова совсем. Я не плакала, когда Денис оставил меня одну на дороге, я не плакала, когда малолетние подонки зажали меня возле входа в кафе, и не плакала, когда меня домогался пьяный клиент, грязно лапая. А сейчас мне хочется порыдать в голос.
Ставлю чайник, а пока он закипает, открываю все шкафы на кухне. Ни одного присутствия женщины в этом доме не нахожу. Все как раз по-мужски. Минимум посуды. Я вообще ни разу не натыкалась на что-то истинно женское в этом доме, даже когда тайком осматривала комнату Виктора.
Но голос внутри меня подсказывает, где это все может быть.
Я не хочу так поступать. Это не моя тайна, не моя боль и не мое прошлое. Если дверь закрыли, значит, не хотят, чтобы ее открывали.
Но я отключаю чайник и иду наверх. Дергаю дверь со всей силы - не поддается. Если есть замок, должны быть и ключи. Осматриваюсь. Иду в комнату Виктора, в порыве отчаянья, словно ненормальная, открываю все ящики и шкафы. Долго искать не приходится — в выдвижном ящике рабочего стола лежит связка из трех ключей. Хватаю ее, иду к чёртовой запертой двери. Первый не подходит, второй тоже, а вот третий идеально заходит и поворачивается.
Открыто.
Стоит нажать ручку, и я попаду в это комнату. Застываю, сердце колотится так, что, кажется, разорвёт грудную клетку. Сглатываю, обтираю вспотевшие ладошки о футболку. Чувствую себя героиней мистического триллера. Мне не нужно входить в эту комнату, она принесет мне еще больше боли и разочарования, но по законам жанра я все равно лезу туда, куда не следует.
Глубоко втягиваю воздух, дергаю ручку. Темно, полумрак, нащупываю выключатель, вспыхивает верхний свет, освещая комнату....
Нет, здесь нет ничего ужасающего, никаких трупов и расчлененки. Комната как комната. Двухспальная кровать, тумбочки, светильники, комод, встроенный шкаф, лиловые шторы, мягкий ковер. Немного пыли на поверхностях, но видно, что иногда здесь убирают, за пять лет пыли должно быть гораздо больше. Для меня эта уютная комната ужасна, ничего страшнее в жизни не видела. Настолько, что тело пробирает дрожь. Дышать трудно.
На стенах висят большие фотографии в рамках.
Татьяна была красивой женщиной. Светлая блондинка, милая, нежная, приятная, ухоженная. Улыбается с портрета. Очень хорошая профессиональная фотография. На следующем фото все еще хуже. Здесь уже пара. Виктор с женой. Похоже на свадебную. Нет, на женщине нет классического свадебного наряда. Простое белое платье с кружевными рукавами, в прическе жемчуг. На Викторе белая рубашка. Впервые вижу его в белом. Ему очень идет. Он моложе, нет моих любимых морщин в уголках глаз, улыбка ярче, искреннее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Это не мой мужчина.
Чужой.
Я полюбила другого Виктора. Не того, что на фото.
Он обнимает ее, смотря с трепетом. Закрываю глаза. Прохожусь по комнате. Каждый шаг дается с трудом. Судя по размеру кровати, это общая спальня. Они здесь спали вместе. Здесь Виктор любил свою жену. У взрослых мужчин есть прошлое, странно, если его нет.
Но сейчас мне тяжело это осознавать.
У меня богатая фантазия, смотрю на кровать и представляю, как супруги проводили здесь ночи, я даже слышу их дыхание, стоны, смех, слова.
Подхожу к окну, на подоконнике ваза с засушенными розами. Нет, никто не делал красивый гербарий. Выглядит так, словно букет поставили сюда пять лет назад и забыли про него. Мертвые сухие цветы приобрели черный цвет. Мурашки по коже от этого букета.
Открываю комод, в верхнем ящике украшения: кольца, сережки, цепочки с кулонами. Заколки, расчески. В нижних шкафах женская одежда ровными стопками. Между стопками альбом. Толстый, увесистый. Прикасаюсь к нему пальцами, но одергиваю руку, не хочу открывать. Не хочу смотреть в прошлое Виктора. Не хочу видеть его счастье с этой женщиной. Мне вдруг эгоистично хочется, чтобы ее и вовсе никогда не было. Я ненавижу ту, которую даже не знала. Ненавижу за то, что он настолько сильно и болезненно любит. У Виктора не поднимается рука отпустить прошлое и избавиться от этих вещей. Если протереть в комнате пыль и выкинуть цветы, то можно подумать, что она жилая и в нее вот-вот вернется хозяйка.
Злюсь, в порыве резко распахиваю шкаф и окунаюсь в женские платья, блузки, костюмы, коробки с обувью. Захлопываю дверцу, не желаю больше рыться в этом мертвом белье.
Боже, я сплю.
Хочу проснуться и понять, что происходящее - всего лишь страшный сон, кошмар. Ненормально - хранить все эти вещи, холить их и лелеять. Ненормально - носить траур пять лет, обличая себя в черное. Ненормально - бросать бизнес и заниматься только рестораном погибшей супруги. Все это означает, что Виктор повернут на своей жене и он ее не похоронил.
«Ты очень на нее похожа...» — вспоминаю слова Ренаты.
Оглядываюсь на портрет Татьяны. Мне сложно судить. Блондинка, кожа светлая, глаза светлые. Фотографирую портрет, сравниваю со своей фотографией.
Похожи?
Не знаю, вроде да и вроде нет. Не понимаю. Не хочу понимать.
Я не похожа.
Я не она!
Я живая!
Я здесь и чувствую!
Чувствую боль и глубокое разочарование, смятение, раздрай.
Хочется разбить все в этой комнате, разнести ее в щепки и сжечь! Превратить в пепел.
Но я ничего не трогаю. Не имею права разрушать иллюзию Виктора.
Выключаю свет, покидаю эту страшную комнату, запираю ее, возвращая ключи на место, в стол Виктора.
Спускаюсь вниз и растерянно останавливаюсь посреди гостиной. Я не знаю, что делать. Чувствую себя неуютно. Мне холодно и нечем дышать в этом доме. Хочется уйти...
Нет, не сбежать. На время выдохнуть, освободиться от давящих стен, от мыслей об этой комнате над моей головой. Оглядываюсь на грустного Зефира, который лежит на своем месте, поджимая уши и ощущая мое настроение. Не могу его оставить одного.
Беру плед, ложусь на диван, кутаясь, закрываю глаза, пытаясь, успокоиться. Еще не так поздно, сон не идет, в голове рой мыслей, словно шум поездов в туннеле.
Я все-таки уснула, спустя несколько часов мой измученный мозг все же отключился. Просыпаюсь оттого, что слышу трезвон. Звонок на воротах подключен в прихожей. Сажусь, не понимая, что происходит. Зефир срывается с места, начиная лаять возле двери. Так он делает, только когда за воротами не свои. У Виктора есть ключи. Поднимаюсь, выхожу в прихожую, накидываю пальто, надеваю тапочки, приглаживаю волосы. Открываю дверь, и пес несётся к воротам, продолжая лаять. Никогда не видела его таким агрессивным. Обычно Зеф тявкает для приличия.