Гул голосов, звуки пианино. Мы вошли. Малыши сидели по скамейкам, как нахохлившиеся замерзшие воробышки. И смотрели на нас испуганными круглыми глазами. Мой Правильный Воробей выглядел рядом с ними Кинг-Конгом. Деревянный домик, изображающий скворечник, уже стоял в центре зала.
Спектакль начался.
От страха Лешка порозовел и вспомнил слова (со мной в бытность на актерском всегда было наоборот).
- Я синичка, маленькая птичка... - и т.д.
Прилетел Кукушка и лестью, хитростью, наглостью, а потом и силой отнял у Синички скворечник.
- Это мой дом! - возопил Синичка жалобно. Он стоял маленький, белобрысый. Его было смертельно жалко.
Кукушка в ответ зловеще расхохотался. Удачно вышло, у меня даже мороз пополз по коже. Пара малышей заплакала.
- Не плачь, Синичка! Я помогу твоему горю! - сказал я храбро и полетел в бой.
Зрители оживились. Повскакивали со скамеек.
- Выйди вон! - закричал я Кукушке.
- Дай ему! Стукни его! - кричали малыши.
В этом муз.руководитель оказалась права -- Лешка вызывал сочувствие. Даже когда он все-таки забыл текст, и муз.руководителю пришлось ему подсказывать, Леша только стал ближе к народу. Мелкие прониклись к синичке и всячески за него болели. Ситуацию они переложили на себя, поэтому вмешательство Правильного Воробья вызвало бурю восторгов. Я сердито наседал на Кукушку и яростно махал крыльями. Мелкие вопили и радовались. Кукушка позорно бежал. Аплодисменты. Я был герой.
После утренника я честно сфотографировался с кучей мелких. Я терпеливо стоял, пока родители щелкали "зенитами" и "сменами-м", а малыши преданно заглядывали мне в глаза. Я был такой коллективный старший брат. С таким ничего не страшно, думали мелкие. Думаю, в тот момент я почувствовал легкий "комплекс самозванца".
Родители мелких подходили и говорили, что мы хорошо играли (особенно Лешка), но нас это не трогало. Мы были словно группа трагиков МХАТ, отрабатывающая повинность на корпоративах. Космические инженеры на картошке. А нас хвалили за умение надувать шарики и сбор с куста... тьфу.
С Лешкой тоже фотографировались, а Кукушку мелкие боялись. Встретив его расфокусированный взгляд, малыши ежились и прятались друг за друга. Так что вокруг Серого было пустое пространство.
Потом нам вручили подарки -- такие же, как у малышей. Мы с парнями оглядели цветные пирамидки и пожали плечами. Ээ... это зачем? Ну, хоть конфет дали, правда, почти все с белой начинкой (такие я не ел, только с черной).
Затем была старшая группа. Подготовишки смотрели на нас, как на мелких клоунов, но тоже повеселились, глядя спектакль (особенно, когда Лешка традиционно забыл слова, а я атаковал Кукушку). И даже сфотографировались с нами после -- в основном девчонки. В этот раз нашей труппе тоже вручили подарки -- такие же, как для старших. Маленькие счеты и конфеты.
И наконец, настал день финального спектакля. Это был утренник нашей группы.
Мы вышли вальяжно и раскованно, словно опытные комедианты, и отыграли влет, как по маслу. Лешка даже ни разу не забыл текст.
Все закончилось.
Я стоял, опустошенный, когда к нам подошла муз.руководитель. Я поднял взгляд.
- Это провал, - сказала муз.руководитель надломленным голосом. - Боже мой!
Я посмотрел на нее с недоумением. Что?
- Как замечательно вы выступали у малышей и у старших... а тут! Тут!
Я все еще не понимал. Каторга закончилась, мы могли вернуться в группу и играть в космический конструктор. Разве это не здорово? По-моему, прекрасно. А еще нам дали машинку и конфеты (и даже пару с черной начинкой).
- Вы так здорово играли первые спектакли. А сейчас -- Кукушка забыл расхохотаться и залезть в домик, Воробей не хлопал крылышками, а Синичка... - муз.руководитель на мгновение задохнулась. - Синичка, когда его выгнали из скворечника... стоял, руки в карманы, и улыбался!
Муз.руководитель закрыла лицо руками.
Это сейчас я могу понять ее режиссерскую боль, а тогда цинично пожал плечами. Подумаешь.
Мы с парнями переглянулись и пошли в группу. Нас ждали космос, "союз-аполлон" и макароны с подливкой.
В общем, так я заболел театром (ладно, я опять наврал. это случилось намного позже).
А справедливость все равно торжествует. Это я к тому, что вальсировать с девчонками оказалось не так уж плохо... Но до девчонок, стихов и театра еще нужно было дорасти.
=========
В качестве иллюстрации: Альфред Эйзенштадт, "Юные парижане смотрят кукольное представление", 1963 год
47. Туман
Фото с заводской доски почета. Ремонтно-механический завод, г.Кунгур. Дед — справа, в берете. Дед до выхода на пенсию был бригадиром сварщиков, его прозвали "Гошка Бугор".
Дедов гараж был на берегу Сылвы, у оврага, в ряду таких же гаражей. Выкрашен красной краской, но не яркой, а насыщенно красной, матовой.
Внутри пахло машинным маслом, гарью двигателя, немного картошкой из погреба — сырой, ежевичный запах — и еще дедовым куревом.
Дед аккуратно вырывал из газеты прямоугольники, они получались у него очень ровные, насыпал махорку и аккуратно скручивал цигарку, слюнявил и закручивал. А потом сминал ее пальцами с боков, как в кино про войну. Неровная, большая папиросина.
Не помню, почему именно так. А махорка, табак, что дед сам выращивал на мичуринском, хранился нарезанный в стеклянной литровой банке.
Я помню рев мотоцикла и гул ветра в лицо, когда мы мчались с дедом на мичуринский участок, так в Кунгуре называют огороды. Этот мичуринский был дальше, за Иренью, недалеко от развилки на Пермь и Суксун. Новый мичуринский (старый дед отдал моему дяде), рядом были соседи, а потом начались 90е, соседей почти не стало, люди побросали свои участки. А смысл? РОбишь все лето, не разгибаясь, а у тебя каждый день тырят то огурцы, то капусту, а потом ночью приезжают мужики на грузовой машине, загоняют ее на твой участок и бросают в кузов весь урожай. Воровские годы. В Кунгуре, где раньше даже двери не запирались, началось такое. Жизнь накренилась, и люди заскользили с нее, как пассажиры с палубы терпящего бедствие "Титаника".
Соседи в итоге плюнули. И только дед оставался last man standing. Хотя у него унесли из сторожки даже железную койку. Дед сколотил