Золото и бриллианты?
— А черт его знает, — сказал Степан, выбрался из-за стола и протяжно вздохнул, свежим взглядом оценив свои джинсы. Впечатление было такое, что они стали грязнее. — Кто со мной?
Замы как по команде посмотрели в разные стороны, как бы ища срочную работу, к которой необходимо немедленно приступить.
— Все ясно, — констатировал Степан, — никто не желает.
— Я пойду, Степа, — неожиданно пожелал Белов. — Черный, а ты на телефонах оставайся, о'кей?
Степан удивился — он был уверен, что в муркинское жилище более охотно отправится Чернов.
— Могу и на телефонах, — буркнул Чернов неохотно, — только пусть лучше на телефонах Тамара остается, а я пойду с Петровичем потолкую.
— Тамара ушла давно, — сказал Степан, — и ты вполне можешь уходить. Я запру, да и все. Какие телефоны в полвосьмого!..
* * *
Покойный Муркин квартировал в вагончике, как и большинство рабочих. Его сосед примерно за неделю до происшествия отбыл на историческую родину в Гомель, повез семье паек и деньги.
— Что искать-то будем? — спросил Белов брезгливо, когда Степан щелкнул выключателем и под низеньким вагонным потолком засветилась унылая до дрожи в глазах, голая «лампочка Ильича».
— Не знаю, — огрызнулся Степан, — что-нибудь необычное. Деньги, может. Какие-нибудь странные вещи.
— Какие вещи? — страдальческим голосом переспросил Белов, но Степан, которому тоже было не по себе, так цыкнул на него, что Эдик моментально заткнулся и только длинно вздыхал, глядя, как Степан решительно вытряхивает на койку, покрытую смятым солдатским одеялом, содержимое клетчатого чемодана. Вещи вывалились безобразной кучей. Степан запустил пальцы в короткие волосы, активно, как блохастый пес, поскреб там и стал по одной вытаскивать из кучи вещи.
— Ты не знаешь, как делают обыски? — спросил он у Белова. — Или ты тоже детективов не читаешь?
— Наверное, в карманах надо смотреть, — предложил Белов, подумав, — что ты просто так швыряешь?
— Ну и смотри. Что ж ты не смотришь?
Белов придвинулся поближе, но шарить в муркинских карманах не спешил.
Окошко, наполовину завешенное пожелтевшей газеткой, уже совсем по-вечернему синело. Дрожащий свет лампочки делал сумерки за стеклом совсем непроглядными.
Хотелось домой, есть и спать.
Как там Иван?
Сегодня из школы его забирала Клара Ильинична, и он наверняка бузил. По возвращении домой Степану предстоит выслушать длиннейшую лекцию с перечислением всех Ивановых преступлений. Несмотря на обещания, которые Степан регулярно давал себе, он непременно разорется и будет метать громы и молнии в поникшую Иванову голову и вздрагивающую от горя спину, и они помирятся только после того, как уйдет Клара Ильинична, и Степан еще полночи будет терзаться угрызениями совести, а утром все начнется сначала.
Что придумать? С кем отправить его в Озера или на море?
Где искать няньку, которая придется по душе Ивану и вынесет все превратности их быта?..
— Обычное барахло, — пробормотал рядом Белов, — ничего интересного. Пошли, Степан.
— Ты все карманы пересмотрел?
Степан отлично видел, что Белов пересмотрел совсем не все карманы и что он явно делает над собой усилие, чтобы продолжать копаться в куче барахла, вываленного на кровать.
— Ни записных книжек, ни телефонов, ничего, — под нос себе сказал Степан. — Хотя какие телефоны… зачем ему телефоны…
Он отшвырнул последние мятые и грязные джинсы и огляделся. Жилье как жилье. В меру грязное, неуютное, обезличенное и как будто ничье. На стенах — картинки с голыми девицами. В металлической сетке посуда — то ли немытая, то ли от времени и трудной жизни ставшая желтой и страшной Лампочка без абажура. Смятые одеяла. Весь угол заставлен пыльными водочными бутылками. Красота.
Степану даже в голову не приходило, что быт может быть таким мрачным. А он-то еще сокрушался по поводу собственного!
Повеситься хочется.
Кое-как, комом, он запихал Володькино барахлишко обратно в клетчатый чемодан и защелкнул замки.
— Н-да-а-а…
Голые девицы и те были приклеены кое-как. У некоторых из них имелась лишь половина тела, нижняя или верхняя, криво оторванная. Другие были составлены из двух разных половин, причем одна к другой никак не подходила. Даже приклеить как следует девиц Муркину было неохота и лень. Что ж это за характер такой!
В изголовье кровати висел офисный календарь, выглядевший среди обилия девиц так дико, что Степану захотелось его снять. Эти календари в сувенирных пакетах он подарил всем своим сотрудникам на Новый год. В зависимости от места в табели о рангах к календарю прилагался еще какой-нибудь сувенир — ручка с зажигалкой, шикарный ежедневник, бутылка «Гжелки» или конфеты в расписной коробке… Календарь состоял из трех частей — текущий месяц, прошедший и предстоящий. На картинке был изображен во всей красе офис компании «Строительные технологии».
От одного взгляда на этот сияющий офис Степану стало противно, и календарь он снял.
Странное дело.
Что-то было у него внутри. Он был слишком толстым в том месте, где его опоясывала прозрачная лента с передвижным окошком для числа. Лента даже оттопыривалась немного.
— Что там? — заинтересованно спросил Белов.
Степан пожал плечами.
— Сейчас посмотрим…
В календарь была вложена тоненькая — листов двадцать — тетрадочка с Микки-Маусом на обложке.
— Что это такое, Степа?
Степан открыл тетрадочку на первой попавшейся странице.
Даты. Заглавные буквы, могущие означать все, что угодно. Циферки. Столбики. Значки доллара.
И почерк!.. Аккуратнейший, ровный, мелкий, как будто его обладатель работал не на стройке, а в научном институте.
Степан посмотрел на Белова. Белов посмотрел на Степана.
— Что это такое?
— Откуда я знаю!..
— Но… он же это… прятал. Зачем он это прятал?!
— Понятия не имею. Я не понимаю даже, что это такое, и тем более не понимаю, зачем это прятать!
— А это… точно его?
Степан оглянулся и посмотрел на пустой гвоздик, с которого он, ни о чем не подозревая, снял злополучный календарь.
— Это же его кровать? Точно?
— Точно его, — подтвердил Белов.
— Значит, и календарь его, и тетрадь его. Вряд ли кто-то станет держать собственные тайны над чужой кроватью.
Они помолчали. Степан испытывал острое желание засунуть тетрадку обратно под прозрачную ленточку, вернуть календарь на место, а еще лучше отправить в помойку вместе со всем остальным барахлом.
Вот черт. Сглазил. Только что думал, что ничего особенного — криминального! — не может быть у такого примитивного типа, как Володька Муркин! Впрочем, что криминального в тоненькой тетрадочке, тоже пока не ясно. Может, он карточные долги записывал?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});