— У них каждый раз серьезно, — он хмыкнул, не отводя взгляд от телевизора и сделал очередной глоток из бутылки.
— Что значит каждый раз?
— Никак не могут решить, сошлись характерами или нет. У них вся эта канитель уже лет 15 продолжается. То жить друг без друга не могут, то замуж выскакивают, чтобы забыть, как зовут.
— Софа замужем? — Вера потрясенно тряхнула головой, чуть приподнимаясь с дивана, заглядывая Артему в глаза.
— Была. Пока опять не сбежала к Андрею. Если бы я знал, что мы все будем в той или иной степени страдать, я бы никогда их не познакомил.
— Я когда увидела тебя с Софой у Заура, подумала, что вы вместе… — немного помолчав, выдала Вера. Рука сама потянулась, переплетая женские пальцы с мужскими.
— Ну, знаешь, вряд ли я когда-нибудь захочу целовать человека, который облевался от запаха протухшего в рюкзаке клейстера, — улыбаясь, ответил Артем, позволяя Вера захохотать и прижаться к нему ближе.
— Он действительно пахнет отвратительно.
— Я помню. И запах клейстера, и запах после. Я тогда пришел к ним домой, помню, мы с Санькой заскочили изоленту у их отца тиснуть, а Сонька только после школы. Рюкзак по полу тащит, воняет, говорит. Весь перевернула, ничего не нашла, а потом вспомнила про карман сбоку, давай доставать, а там клейстер оказался в бутылке. На труды мать варила. А эта клуша видимо на урок сходила и забыла про него. Ну а он че, недолго думая, стух. Бутылку открыла, понюхала и ка-а-ак блеванет. Мы с Санькой так угорали, потом еще ее 2 месяца Принцессой-блеванессой дразнили. Ой, как нам попадало, когда она родителям жаловалась.
— Я тоже всегда хотела иметь старшего брата. Почти завидую Софе.
— Да нечему особо завидовать, — Артем поставил пустую бутылку возле дивана, а потом встал, подходя к холодильнику, доставая еще одну, — Будешь? — Вера отрицательно качнула головой, наблюдая, как Артем возвращается обратно на диван, устраиваясь поудобнее, — Санька нас подвел всех. После армии, когда вернулись, решили на ноги вставать, деньги надо было зарабатывать, я на завод пошел, меня Мишкин отец к себе взял, а Санька в банды подался. Бабло зашелестело, шмотки, тачку ему подогнали, все в ажуре. У него работа маленькая была, времени свободного — вагон, ну вот они там и с пацанами по тихой грусти начали наркотой баловаться. Как сейчас помню — обшарпанный барак, народу, блять, как на Арбате, и Санька мой, в углу, возле батареи, на старом обоссанном матрасе лежит. Синий уже. Я ж его тогда сам оттуда на руках выносил. Иду, смотрю на него и не вижу, слезы ручьем, думаю, как его матери принесу. До сих пор Сонькин визг в ушах стоит. А потом через полгода отец повесился, не смог Саньку пережить. Тяжко ему было. Ну, тоже, старый хрен, свои проблемы решил, а как жена с дочкой будут жить, не подумал. А потом через полтора года и Татьяна Ивановна, мать, Царствие Небесное, ушла. Как она маялась, как тосковала, сердце не выдержало, ну и она вслед за своими мальчиками любимыми… Всегда так их называла. Сонька в 18 лет одна осталась, представляешь? Ей бы по дискотекам мотаться, а она деньги на похороны собирает. Всю семью выкосило. Когда вот случилось все это, парни мне помогали вагоны по ночам разгружать, лишь бы денег каких ей насобирать. К нам с мамой она переезжать напрочь отказалась, говорила, мол, не нужен лишний рот, своих забот хватает, мы ведь даже ругались. Бились почти на смерть. Ну, я потом угомонился, говорю, не хочешь переезжать, не переезжай, а контролировать все равно буду. Я еще на кладбище Саньке слово дал, что не брошу ее. Так вот и до сих пор плаваем вместе. Ну а когда поднялись немного, ребята подключились, тоже иной раз да закидывали удочки, как мол, Сонька, не голодаешь? А та улыбается ехидно, круассаны свои жрет, кофейком запивает.
— Никогда бы не подумала. Она такая уверенная всегда, собранная, независимая что ли, — после услышанного в уголках неожиданно собрались слезы. Вера не хотела представлять, каково это остаться одной, когда вся твоя семья на кладбище, и ты не знаешь, как жить дальше, каким будет это «завтра»?
— Она невероятно сильная. За это я ее уважаю. Хоть и было время, потрепала она мне нервы, а потом когда пизды отхватила, подсобралась. И ничего, как видишь. Цветет и пахнет.
— А Андрей…
— А Андрей твой любимый, придурок. Я когда ее с парнями познакомил, сразу сказал, что Сонька мне как сестра, узнаю, что кто-то яйца подкатывает, ноги повыдергиваю. Мы же тогда молодые были, полжизни со стояком проходили, девчонок была тьма, уже не смотрели, на кого прыгали. Ну, вот они и шкерились несколько лет, представь. Истории какие-то придумывали, по съемным квартирам таскались, в разных машинах ездили, чтоб никто не узнал, а спалились тупо у него на квартире. Она к нему вечером приехала, а на квартиру было лень ехать и осталась у него. А утром, Ванька из Вьетнама вернулся, фрукты какие-то привез, подарки там, ну и заехал к Андрею, а дверь Софочка открыла, в одних трусах. Ой, сколько крика было, — Артем засмеялся, закидывая голову на спинку дивана, вспоминая прошлое.
— И что было дальше? — Вера восторженно ждала продолжения, ерзая рядом с мужчиной.
— Любопытная, ты Верка, — Артем потрепал ее по макушке, а потом подтянул к себе, оставляя короткий поцелуй на ее губах, — Дальше было то, что об этом узнал я. И ведь понимаешь, меня больше взбесило не то, что случилось все так, как я просил не делать, а то, что мне не сказали. Я считай последний узнал, что родные мне люди, трахаются там тихонько под одеялком, любят друг друга сильно, а мне не сказали, понимаешь? Она то дурная была, что с нее взять, а вот Андрюша. Да я бы может и рад был. Он всегда с головой дружил, для него как говорится, не жалко. Так промолчали же, черти. Ныкались, как школьники. Хотя не знаю, может это у них романтика была такая. Ромео и Джульетта, блять.
— Ты запретил им встречаться? Только не говори, что да. С ранних лет и быть деспотом, забористо даже для тебя, — Вера, не веря, мотала головой, усаживаясь по-турецки на диване.
— Ну не то, чтобы запретил. Хлопнул пару раз Андрея, подрихтовал ему фасад, так сказать. Ну, разозлился я, что ты так смотришь, — Исаев забавно развел руками, широко распахивая глаза, — Эта курица испугалась, говорит, сама от него уйду, только не трогай. Уйти то ушла, да только кто бы кого смог забыть. Так и таскались, то вместе, то не вместе. Заявила она ему как-то, мол, делай мне предложение, а Андрюха он такой, знаешь, ему бы, где стопочку налили, титьки помять дали, он и рад. Какой ему брак, какая ему семья? Свободу ой как любит. Ну, Сонька и разозлилась. За ней одно время паренек ухаживал, ну она ему ни да, ни нет, морозила парня, а потом когда с Андреем в очередной раз поругалась, сдуру ему ляпнула, что замуж хочет выйти. Он, недолго думая сделал ей предложение. Расписались, сидим, в ресторане, тихо, спокойно, родители тост говорят, и тут заявляется Никольский пьяный в уматину, с калашом наперевес: «Зараза ты такая, раньше покоя не давала, а сейчас и подавно. Буду думать теперь, как этот питекантроп будет тебя трахать». Родственнички прям там чуть не полегли. Они потом после свадьбы в Питер переехали, Сонька так рвалась, говорила, что всем спокойнее будет. И она дергаться не будет и Никольский глаза мозолить перестанет. Два года они прожили в своем Питере, а потом у питекантропа мать захворала, ну они приехали ее попроведовать. Слушок быстро пополз, что Сонька вернулась, у Андрея уже тогда ресторан был, там мы и встретились все. Старые чувства редко забываются, сама понимаешь. Она начала из Питера в Москву мотаться, мол, командировки, врала мужику, а сама с Андреем кувыркалась. Не поддерживал я ее в этом, но все равно переживал, как она, что. Ну, вот и докувыркались, что развелись и она обратно сюда вернулась. А этот придурок опять не готов жениться, — Артем поджал губы, задумчиво постукивая пультом по ноге.
— Ты такой грозный, — Вера игриво погладила его по щеке, вынуждая повернуться к ней.
— Положение обязывает, — мужчина в очередной раз пожал плечами, а потом навалился на девушку, прижимая ее к дивану, — Не дразни меня и тогда не узнаешь, какой я на самом деле грозный. Дай поцелую.