Читать интересную книгу ПОЕДИНОК С САМИМ СОБОЙ - Борис Раевский

«Странно…».

Юла исподтишка бросает быстрые взгляды на мать. Она — как всегда. Хлопочет у стола. То выскакивает на кухню, то несет оттуда шипящую сковороду или чайник.

— Послушай, мам, — говорит Юла, когда мать разливает чай по стаканам. — А что Дмитрий Прокофьич… Заболел? Или в командировке?

Он говорит небрежно, так, между прочим. И не глядит на мать.

Но краешками глаз он видит: мать спокойно продолжает разливать чай, потом так же неторопливо ставит фыркающий чайник на металлическую подставку.

— Дмитрий Прокофьевич больше сюда не придет, — четко произносит она.

И голос спокоен, чересчур спокоен. За этим спокойствием Юла чувствует напряженность. Мать, очевидно, давно ждала этого вопроса и давно подготовилась к разговору.

— Совсем? — удивился Юла.

— Да, совсем.

Юла молчит. Глядит на мать. Она пьет чай, пьет медленно, отламывая небольшие кусочки печенья.

Глаза у нее спокойные, но хмурые. И какие-то неподвижные.

«Так, — думает Юла. — Вот это новость…».

И еще одна догадка тревожит его. Эта догадка становится все определенней. Все настойчивей стучит в виски.

«Спросить? — думает Юла. — Или не надо?».

Он молчит. Ест. Думает.

— Послушай, мам, — наконец говорит он. — Только честно… Ты это из-за меня?… А?

Мать смотрит на него непривычно долгим, тяжелым взглядом.

— Нет, — говорит она. — Не из-за тебя. Хотя… Отчасти и из-за тебя. — Она умолкает. — А в общем, — продолжает она, — Дмитрий Прокофьевич, я поняла, не тот человек… Не тот, каким казался поначалу…

«Положим, мне он никогда и не казался симпатичным», — думает Юла, но молчит.

Так, в тишине, и проходит остаток вечера.

Глава XIV. В ЛЕСУ

ла каждое воскресенье вместе с тренером и ребятами уезжал за город. Гуляли, бегали, возились с мячом.

Приезжая, он рассказывал Жене, как чудесно в лесу, на взморье. Она лишь вздыхала. Ей было все как-то не выбраться.

Но однажды, в конце мая, она все-таки поехала. С ним. С одним.

Им посчастливилось. С утра было хмуро, но потом погодка разгулялась — и всеми красками засверкал яркий весенний денек.

Прямо у станционного домика начинался лес. Они пошли по песчаной дорожке. А вокруг стояли рыжие сосны. И солнце яркими бликами золотило их стволы.

Женя давно не была в лесу. Ее радовал каждый кустик. Каждый птичий голос заставлял ее останавливаться, подолгу внимательно вслушиваться.

Они пересекли шоссе и углубились дальше в лес.

— Постой-ка! — вдруг сказал Юла.

Он неторопливо огляделся, подумал и свернул немного влево. Внизу змеилась речушка.

— Точно! — воскликнул Юла и сбежал по крутому склону к воде. — Вот тут!

— Что — тут? — не поняла Женя.

— Вот тут провалился в полынью мальчонка. Помнишь? Ну, которого мы с тренером…

Женя кивнула. Она задумчиво оглядывала речушку и то место, где когда-то зияла прорубь. Сейчас, весной, когда вокруг все зеленело, трудно было представить, что вот тут, в мороз, торчал из сугробов провалившийся по пояс в ледяную воду парнишка.

— А медаль за спасение утопающих получил? — спросила Женя.

— Обойдусь! — усмехнулся Юла.

В руке у Юлы была палка. Необычная. Металлическая. Очень тяжелая.

Юла однажды прочитал где-то, что Пушкин в Михайловском всегда ходил с железной тростью. Кидал ее, поднимал, вертел в руке. Юлу это поразило. Пушкин, великий Пушкин, оказывается, тоже заботился о крепости своих мускулов. А в другой книге Юла прочитал, что и у Поддубного тоже была увесистая металлическая палка, с которой тот почти не расставался.

Пушкин и Поддубный! Это было так неожиданно!

И тогда Юла тоже сделал себе палку. Достал обрезок металлической трубы, залил внутрь свинец. Палка получилась тяжелая, как гиря.

Женя смеялась, что он теперь, как щеголь, с тросточкой. И ребята тоже подшучивали над его палкой. Но Юла всюду ходил с ней.

Вот и сейчас, в лесу, палка была с ним.

Юла вдруг насторожился.

В реке, возле самого берега, он увидел в воде змею. Она плыла, извиваясь, высунув из воды маленькую, гладкую, будто полированную голову.

Юла поднял палку.

— Ты только не пугайся, — сказал Юла. — Змея…

— Где? — Женя вздрогнула.

— Вон, — показал Юла.

Женя вгляделась. Засмеялась.

— Это уж!

Юла опустил палку.

— Точно?

— Конечно. Видишь: на голове два пятнышка? Вон, два маленьких желтых пятнышка? — показала Женя. — Значит, уж.

Они пошли дальше. Все было хорошо, только надоели комары. То и дело ребята хлопали себя по лицу, по шее, по рукам.

— А знаешь, — сказала Женя. — Комар живет всего два дня. Представляешь? Вся его жизнь целиком, от рождений до смерти, укладывается в эти два коротких дня. А ему, наверно, кажется, что прожил он длинную, полную всяких событий жизнь. И в ней были и радости, и горе, и веселье, и уныние, и смелые поступки, и страх.

— И любовь, — добавил Юла.

— Да, и любовь, — кивнула Женя.

Некоторое время они шли молча. Тропинка вилась меж соснами, все вниз и вниз, к морю.

— А помнишь, ты рассказывала про слонов? — сказал Юла. — Ну, как слон, чуя близкую смерть, уходит от стада?

Женя опять кивнула.

— Тогда меня это прямо поразило, — медленно продолжал Юла. — Я долго думал об этом. Интересовался… И оказалось, слоны в самом деле удивительные животные. Они, например, очень добры. И трогательно заботятся о своих слонятах.

Когда стадо слонов идет куда-нибудь, и в пути рождается слоненок, — все стадо останавливается. Дня на два. Чтобы новорожденный пришел в себя, научился ходить. Понимаешь, все стадо, штук сто слонов, а может, и больше, ждут. А дня через два малыш уже идет с мамашей, и даже через горы, и через реки.

Вот бы человеку так: родился — и через два дня уже ходит и говорит!..

И еще интересно: у слона всего четыре зуба. А когда эти зубы снашиваются, стираются, на смену им рядом прорастают четыре других. Раскрошатся и эти — вырастают еще четыре новых. И вот так у слона за его жизнь шесть раз сменяются все зубы.

Женя слушала не перебивая.

— Не сердись, Юлий, — сказала она. — Но ты меня очень удивил. Откуда ты это знаешь? Про слонов…

Юла нахмурился.

— Прочитал. Ты тогда так интересно говорила. Ну, я и взял книжку. — Он еще больше нахмурился. — А ты решила, я уж вовсе не читаю? Да? Только нельсоны и суплесы?

Женя отвела глаза.

— Не сердись, Юлий…

— Понимаешь, — сказал Юла. — Самое скверное в моей жизни — это нехватка времени. Ну, хоть разорвись. Все впритык. Зарядка, школа, обед, Квант, уроки, тренировка. А книги? Где взять время на книги? На театр? На кино? — Он хмуро, в упор посмотрел в Женины глаза. — Ты думаешь, мне не обидно? Думаешь, я не вижу, как ты и Венька обгоняете меня? А где выход? Бросить тренировки? Не могу. И не хочу.

Они опять долго шли молча.

Какая-то невидимая пичужка тоненько выводила:

— Пиу-пиу-фьють! Пиу-фьють!

Белка огненным комочком перелетела с дерева на дерево.

— Читаю перед сном и в трамвае, — сказал Юла. — И даже на переменах. Но мало этого. Ужасно мало…

Женя кивнула.

— Кстати, у меня к тебе просьба, — сказал Юла. — Раньше это делал Венька…

Он, запинаясь, рассказал про их с Венькой договор.

— Конечно! — воскликнула Женя. — С удовольствием! Буду отбирать тебе лучшие книги. И один самый выдающийся фильм в месяц.

Они вышли к морю. Берег был песчаный. Мокрый, слежавшийся, словно тщательно укатанный песок. А из воды торчали камни. Самые разные. И огромные, и маленькие, и отполированные водой, округлые, и с резкими крутыми изломами.

И на всех камнях сидели чайки. Неподвижно и молча. Издали даже казалось, что это не птицы, а какие-то белые наросты на камнях.

Вдруг несколько чаек взвились, полетели.

— Какой обман, — сказал Юла. — Чайки такие красивые, а кричат хрипло, противно.

Женя внимательно, чуть удивленно посмотрела на него.

— Да, ты прав.

Долго бродили они по берегу. Море лежало гладкое, тихое. Пахло йодом и водорослями. А вдали, как впаянные в бледную голубизну, чернели крохотные силуэты кораблей. Они почему- то не двигались, не дымили трубами.

— А знаешь, Юлий, — сказала Женя, когда они уже возвращались домой. — Ты меня сегодня удивил. И порадовал. Не сердись, но сегодня ты в моих глазах очень вырос…

— Потому что про слонов сказал, да? — усмехнулся Юла.

Женя поглядела на него задумчиво, мягко.

— И про слонов, — кивнула она. — И вообще…

Глава XV. ПЕРВЕНСТВО ЛЕНИНГРАДА

ла, готовый к схватке сидел на скамье, неподалеку от ковра, и ждал, когда судья-информатор объявит его фамилию.

Сейчас начнется его последняя встреча. И, если он выиграет… О, если выиграет, тогда он — чемпион Ленинграда! Правда, среди юношей. Но все-таки — чемпион.