Но Жизель вовремя напомнила себе: она не в том положении, чтобы читать лекции по чувствам. Не может она и связывать эти чувства с сексуальным желанием, когда сама не собирается этого делать.
Теперь все четверо сидели в желто-голубом салоне, и Альдо рассказывал, что когда-то это была любимая комната бабушки.
— Именно поэтому мы всегда пьем здесь чай — продолжаем традицию.
Когда Альдо это произнес, Наташа состроила гримасу и объявила, что хочет коктейль из водки и шампанского — тот самый, что смаковала весь день в магазине. На лицо Альдо набежала тень, и Жизель почувствовала еще большую обиду за князя. В следующую минуту Наташа пригрозила устроить скандал, если Жизель откажется от выпивки. И она была вынуждена пить коктейль вместо чая, который обычно предпочитала.
Алкоголь не изменил настроения Наташи. Она просто взорвалась от робкого предположения Альдо:
— Возможно, у тебя и так достаточно дорогой одежды?
— Что? — бросила она вызов мужу и снова сделала глоток из уже третьего по счету бокала. — Теперь ты отказываешь мне в единственном удовольствии, которое у меня осталось! Поскольку в постели ты не очень хорош, не так ли? Возможно, тебе стоит спросить Сола, чтобы он дал тебе пару советов по вопросам любви?
Жизель слышала, как Сол ахнул, стоя рядом с ней, и неудивительно. Бедный Альдо, он, должно быть, со стыда умирал.
Но внешне он остался спокойным и только покачал головой:
— Думаю, ты смущаешь нашу гостью, Наташа.
— Возможно ли это? Возможно ли вообще смутить хоть одну из подружек Сола? Не думаю!
Жизель подозревала — алкоголь действовал на Наташу не лучшим образом, развязывая ей язык и позволяя говорить слова, которые в трезвом виде она ни за что бы не произнесла. Еще чуть-чуть — и она могла перейти от просто неприятных вещей к ужасным и неприличным. Жизель решила не провоцировать Наташу и не позволять ей пересечь эту границу — ради Альдо. Даже если мышцы ее живота сводило от отвращения.
Тихо, не смотря ни на кого, Жизель произнесла:
— Я устала. Прошу прощения, я, пожалуй, пойду к себе.
— Я с тобой, — сказал Сол незамедлительно. — Мне надо поработать.
— Мне жаль, что ты увидела этот спектакль, — извинился он, как только они оказались наедине. — Поведение Наташи было недопустимым. Я не знаю, как Альдо справляется с ней.
— Он любит ее и боится потерять, — заключила Жизель, когда Сол отпер дверь в свои апартаменты и придержал.
— Мне очень жаль ребенка, который у них рано или поздно появится… Думаю, Наташа будет очень требовательной матерью, навязывающей свои стандарты ребенку, особенно если это будет сын. Она настолько обожает быть первой, что любому ребенку будет с ней тяжело. — Он покачал головой, вспомнив, как Наташа себя вела. — Если ты меня спросишь, то я считаю — в Наташе есть какая-то нестабильность. Я замечал это и раньше, но сегодня…
Во рту у Жизель пересохло, ее сердце гулко билось.
— Я думаю, что она просто перебрала с напитками.
— О, так ты ее защищаешь? — Брови Сола поднялись от удивления. — Это очень благородно с твоей стороны, но мне кажется, ее поведение указывает на эмоциональную и, может быть, умственную нестабильность. А это может привести к большим проблемам у тех, кто рядом с ней.
Жизель невольно передернуло, и Сол тут же это заметил:
— Ты думаешь, как тяжело придется их детям?
— Да. — Жизель была вынуждена это признать. — Мне кажется, детям Наташи и Альдо придется непросто.
— Потому что Наташа будет угнетать их?
— Да. И… — Она остановилась, но Сол хотел услышать все.
— И?..
Ее голос был низким и грустным:
— Боюсь, им придется мириться с клеймом материнской эмоциональной нестабильности. К тому же такая психика может передаться им по наследству. Люди будут говорить об этом, судить. Люди всегда судят.
— Похоже, ты говоришь так, исходя из своего опыта?
Было поздно сознавать, что она ступила на опасную территорию. Взять свои слова обратно уже невозможно.
— Меня тоже осуждали из-за… одного происшествия. Потому что я осталась жить, а они… умерли. И поэтому меня осудили — мой отец и остальные…
— Твой отец осудил тебя, свою дочь? — Сол остановился и повернулся к ней. — Почему он винил тебя в том, что контролировать было тебе не под силу? Ты же была ребенком!
Жизель не могла сдерживать порывы обиды, рвавшейся наружу. Они захватывали ее и затягивали обратно, в темноту, делая ее снова ребенком. Одиноким, брошенным, нежеланным и, самое страшное, — виновным…
Они дошли до спальни. Сол открыл дверь, удивленный своим рвением успокоить ее.
— Тебя не должны были винить. Ты ни в чем не виновата!
«Ни в чем не виновата…»
Как же она жаждала услышать эти слова, почувствовать, что кто-то знал и понимал ее боль и желал помочь ей! Чтобы кто-то — хоть кто-то! — не винил ее и не отворачивался от нее.
И чтобы ее отец не выбрал смерть вместо жизни с ней…
Жизель слышала шепот после его смерти, этот вроде бы невинный шепот на ушко одних людей другим. И те и другие не имели никаких злых намерений. Они просто шептались о том, что ее отец не хотел жить после смерти жены и сына. Именно поэтому у него произошел сердечный приступ. Они не понимали, что семилетний ребенок все воспринимал по-своему и мог соответственно интерпретировать их слова.
Жизель знала, почему отец отказался жить с ней. Потому что знал правду! Он всегда винил ее. Обвинив дочь в смерти жены и сына, он оставил маленькую девочку наедине с самой собой.
То, что отец бросил ее, больно ударило по маленькому сердцу. Он ясно дал понять — Жизель была нагрузкой для него. Нежелательной ношей, от которой можно избавиться, только умерев. И тогда она решила, что больше не станет обременять кого-либо своей любовью, так же как и никогда…
Она вздрогнула, но руки Сола тут же обняли ее. Жизель не хотела думать о прошлом. Все, что ей сейчас надо было, — это его объятия. Она подняла лицо в ожидании поцелуя.
И Сол поцеловал ее, и продолжал целовать, пока раздевал. Каждый предмет одежды она воспринимала словно камень, упавший с ее плеч. Наконец он высвободил ее тело — и ее страсть, чувственную сторону ее натуры, которую Жизель так старательно подавляла все эти годы.
Только с ним, только в его постели она становилась самой собой, только с Солом ощущала себя живой.
Но и это скоро закончится… И это означало одно — терять не стоит ни секунды! И поэтому ее руки в нетерпении начали раздевать Сола. Их путешествие к вершинам волшебства прерывалось только ради длинных поцелуев и стонов удовольствия…