Лорд-Хранитель испытывал явное раздражение. Столь же явным представлялось, что вызвано это раздражение не именно Кави, и, сознавая это, эльф всё же решил задать ещё один вопрос.
– Ваше Высочество, – деликатно поинтересовался он, – но ежели вы придаёте Пагди такое великое… обоснованно, впрочем, великое значение, то почему отдали его сударю капитану?
Содара расправил закованные в броню плечи. Большую часть времени он нынче проводил в доспехе, и плетёная друпада кресла жалобно заскрипела под тяжестью августейшего тела.
– Не знаю, – сказал принц, поднимая на эльфа потемневшие от усталости глаза, и неожиданно улыбнулся. Тонкий шрам на подбородке заживал хорошо и почти уж перестал быть заметным. – Твой капитан зашёл ко мне в шатёр, отдал склянки со снадобьем – и забрал меч. Просто сказал, что ему теперь нужен меч. И я отдал.
Кави молчал. Улыбаться в ответ было глупо, но он улыбался.
– Зачем ему алмазы? – спросил Содара.
– Он купит на них лекарства.
– Я дал бы ему золота… – раздумчиво произнёс Лорд-Хранитель, – разве можно хоть что-то взять за алмазы?
– Он возьмёт.
– Но как?
– Так же, как взял Пагди, – сказал Кави, остро осознавая в этот момент разницу в возрасте между собой и Содарой.
– В плече магов умерло ещё трое… Академия уже не в состоянии обеспечивать даже себя. Это означает, что скоро и в остальных плечах лагеря поветрие будет некому сдерживать.
– Возможно, если Ваше Высочество решит истребовать магов из подходящих отрядов Его Величества… – осторожно заметил Кави. – Нет необходимости подвергать опасности заражения всё войско. По крайней мере, до возвращения сударя капитана.
– Он вернётся, эльф? – спросил Содара.
– Он вернётся, Ваше Высочество.
* * *
– А мне вернуться надо.
– Куда вернуться? – с некоторым сомнением уточнил сержант. Понятно: жить-то охота парню.
– Куда надо, – сказал капитан, защёлкивая браслет на второй руке невезучего полицая. Бугаенко с куда более живым интересом следил за обнаручиванием напарника. – В Интернет-то ходишь? Слышал про меня поговорку? Он, мол, вернётся, придёт за тобой и накажет. Обязательно.
– Кого накажет?
– Кого надо. Главное – что обязательно.
Он поправил бушлат, присматриваясь к своему блёклому отражению в рамке металлоискателя. Коротка кольчужка-то… ладно, сойдёт. Кого сейчас удивишь обтёрханным ментом… У администрации денег не хватает уже и на полицаев – опору режима. Ставка сделана на отдельные «элитные» подразделения, ЧОПы и армейцев. Ну и овцеватость населения, это уж как полагается.
Он хмыкнул и повернулся к Бугаенко:
– Ты понимаешь, что я тебе шанс даю?
– Не дурак, – с тоской вздохнул сержант. – Оставил бы ты меня здесь? Всё равно из органов попрут. Как минимум.
– Зато живой останешься. Когда я вернусь.
Полицай покачал головой:
– Здесь, может, и останусь. А на Манежке точно положат, с тобой за компанию.
– Не ссы, котяра, – сказал Немец, выглядывая из-за стола, – там ещё митинг-то разгонять не начали. Говно командование у тебя, а, сержант?
– Другого нет, – безразлично согласился Бугаенко.
– Потому и нет… вставай давай. Поиграем в смерть хазарскую.
Было ему совершенно ясно, что из сержанта хазарской смерти особо-то не вылепишь. Не тот характер у сержанта. Скучноватый у сержанта характер.
Немец весело оскалился и ощупал глубины экспроприированного бушлата – всё-таки алмазы надо забрать с собой. Прочая снаряга была не так важна, только оружие и камешки. Оставались у капитана кой-какие связи с прошлых-то времён… сложно столько прожить на нелегале и не обзавестись соответствующими знакомствами. Сбыть алмазы – так хватит на столько тетрациклина этого… Конечно, гранёные бриллианты стоят куда дороже. Но и рынок этот посложнее, а «сырой» камень можно спихнуть под видом якутской контрабанды.
Один мешочек он сунул в карман бушлата, уминая завалявшуюся там сигаретную труху и коробок спичек. Второй надорвал и достал прозрачный камешек. Покрутил под носом у разминавшего ноги Бугаенко.
– Знаешь, что такое? Выведешь – отсыплю.
Тот только кивнул и отвёл глаза.
Хреново. Не верит сержант.
И не верит, похоже, не персонально ему – а что вообще уйти удастся.
Ладно, капитан, терять-то тебе всяко нечего, а?
Он сложил меч с дубинкой в одну руку, так, чтобы «ПР-73» бросалась в глаза больше, чем ножны. Подхватил Бугаенко под локоть.
– Сделай вид, что говоришь по рации. И лицо поскоромнее давай. Всё нормально, короче, на обед идёшь.
– Нам не положено.
– А ты как бы самоходом.
Он вытолкнул сержанта из-под арки, навстречу вялому митингу и вражеской армии с автоматами, броневиками и матюгальниками.
* * *
– Вынужден указать тако же и на то обстоятельство, что речь идёт всё же не о чьей-либо вражеской армии. Да и Его Величество в народе не просто так называют Добрым.
– Эээ… не просто, конечно. Величество у нас доброе. Вот злое бы на крюк повесило, за-под ребро, а доброе – за шею, как положено. Да ведь всё одно повесит.
– Ну нормально, вообще… За что повесит-то?
– Говорю же: за шею.
– Ну нет, я в смысле, что…
– Кави, прошу тебя, не сбивай с толку почтенного мудреца.
– Да какой я мудрец, драконья погибель! Был бы мудрец…
– Тебе решительно не в чем укорить себя, о почтенный Думья! Если уж лучшие маги Академии – и не только лишь одного зелёного её крыла – по сю пору не в состоянии распознать источник заразы, паче того – изыскать хоть какое-нито средство противостоять ей!..
Но тут уж Кави осёкся, ибо взгляд Дурты как-то особенно убедительно наводил на мысль, что сравнение даже и с лучшими магами Академии гордый мудрец вовсе не воспринимает в качестве комплимента.
Что же; гордость и гордыня суть понятия различные. Достойный Дурта имел полное право испытывать гордость, ибо всю жизнь свою подчинил обретению знания, а тако же, – что, правду молвить, куда важнее, – поиску закономерностей, кои позволяют из знания наличного произрастать знанию новому, доселе небывалому. Есть ли в мире высший повод для жреческой гордости, нежели умение постигать тончайшие невидимые связи, коими и связали великие суры крупицы наших манасов и судеб?.. Пусть покуда и не столь высоко приподнимается полог вселенской тьмы – однако ж приподнимается, приподнимается! Позволяя питать надежду, что когда-нибудь, глядишь, да и поднимется он напрочь.
Гордыня ли служит основанием сей надежде? О, как раз гордыня многажды более свойственна тем самым академикам, что нынче до донца исчерпывают свои силы в скорбных попытках хоть как-то сдержать распространение поветрия. И пусть маги несоизмеримо превосходят доброго Дурту в могуществе своего колдовства, пусть опираются они на традиционные, веками отточенные декрипитации мастерства… сколь бы споро ни научился ты преодолевать однажды и навсегда проторенный путь – но увы, путь этот способен привести тебя лишь в ту же самую, однажды и навсегда определённую точку. Попытайся ты не то что изменить цель прибытия, но даже и просто срезать дорогу – тут же и завязнешь в непролазно-глухом лесу незнания да непонимания. И никогда, никогда не одолеть тебе сию чащобу, пока не заставишь ты самоё себя обучиться особым навыкам и правилам хождения там, где нет ещё торных, истоптанных путей.
Вот этому-то принуждению и посвятил свою жизнь Дурта; и ладно б одну лишь собственную жизнь!.. Отца-пандарина, с немалым скандалом изгнавшего Дурту из монастыря, где провёл тот сиротскую юность, в чём-то можно понять – и уж точно не следует осуждать слишком строго.
О да, улыбнулся про себя Кави, вспоминая грядущие годы. Что с того, что годы эти с неизбежностию сложатся теперь совсем иначе, нежели сложились в памятной ему реальности?.. Не таков друг Дурта, чтоб позволить какой ни на есть реальности отвлечь его от истинно важных вопросов.
– Мы не знаем истинной причины поветрия, – сказал он, не желая далее углубляться в тонкости фундаментального противостояния Дурты с магами Академии, – но на сей момент несомненно одно: Варта не извлечёт никакой выгоды от применения репрессий в адрес вольных либо случайных спутников сударя капитана. Кроме того, я только от Его Высочества – и должен отметить, что благородный принц Содара не испытывает по отношению к нам какой-либо враждебности.
– Он не считает?.. – спросил Дурта, приглаживая растрёпанную рыжую шевелюру.
– Нет, – твёрдо сказал Кави, – Лорд-Хранитель разделяет наше мнение о причинах ухода сударя капитана.
– Ну, он, конечно, человек… но он не предатель вообще!
– Слезь с верстака. И сколько можно грызть эти яблоки, скажи на милость?
– Они вкусные.
– Самые обычные.
– В лесу он до сей поры имел возможность отведать лишь дичков, – пришёл на выручку младшему Кави Кави старший. – Нам ли с тобою, о достойный Думья, осуждать юного лесного эльфа за неожиданное пристрастие к…