Харрис вздохнул. Он вел две армии, пятьдесят тысяч человек, и только пять тысяч из них были белыми, так что без доверия к "черномазым" рассчитывать на победу не приходилось. Генерал, однако, знал, что переубедить такого упрямца, как Бэрд, невозможно.
– Я бы и сам хотел освободить Маккандлесса, – сказал он, – но белому в Серингапатаме долго не продержаться.
– Посылать черномазого бессмысленно, – упирался шотландец. – Черномазый возьмет у нас деньги и отправится прямиком к Типу, чтобы получить награду и от него. И тогда прощай Маккандлесс и этот Шехар.
– Но зачем отправлять именно Лоуфорда?
– А вот зачем. Маккандлесс – человек очень осторожный и скрытный. Он увидит племянника и поймет, что тот пришел от нас, а если к нему обратится кто-то другой, он может принять его за обычного дезертира, подосланного Типу. Этого Типу, Харрис, нельзя недооценивать – ловкий и хитрый мерзавец. Напоминает мне Уэлсли – тоже все время думает.
Генерал хмыкнул. План Бэрда одновременно отталкивал его и притягивал. Дело в том, что хавилдар, единственный уцелевший из всего небольшого отряда Маккандлесса, сообщил, что у полковника был контакт с человеком, с которым он надеялся встретиться, и хотя Харрис не знал, что это за человек, у него были все основания считать, что шотландец искал ключи к столице султана. Только по этой причине, в расчете на то, что рискованное предприятие Маккандлесса увенчается успехом, Харрис и разрешил полковнику отправиться в тыл противника. И вот теперь Харрису предоставлялась возможность если не вытащить из тюрьмы самого шотландца, то хотя бы узнать от него ценнейшие сведения. Генерал был не настолько уверен в успехе британской кампании, чтобы отказаться от пусть даже призрачного шанса.
– Но как, объясните мне, этот ваш Лоуфорд проберется в город? – спросил Харрис.
– Легко! – пренебрежительно ответил Бэрд. – Типу охотно принимает европейцев-волонтеров, так что мы переоденем Лоуфорда в форму рядового, и он выдаст себя за дезертира. Встретят с распростертыми объятиями! Повесят на шею гирлянду из цветов и предоставят бибби на выбор. – Мало-помалу Харрис уступил перед аргументами Бэрда, а вот Уэлсли, когда его ввели в курс дела, выступил резко против. Лоуфорд, доказывал полковник, не сможет сыграть роль рядового и дезертира. Однако энтузиазм Бэрда перевесил логику Уэлсли, и лейтенанта вызвали в палатку генерала, где он осложнил положение, немедленно согласившись с доводами полковника.
– Я бы с удовольствием помог, сэр, – сказал лейтенант Харрису, – но не уверен, что смогу убедительно притворяться.
– Господи, старина, – вмешался Бэрд, – да дело-то – раз плюнуть.
– Дело трудное, – возразил генерал, разглядывая застенчивого лейтенанта и все более уверяясь в мысли, что требуемые для обмана качества у Лоуфорда напрочь отсутствуют – перед ним был приличный, не способный на ложь молодой человек.
И тут Лоуфорд выступил с предложением, которое еще больше усложнило задачу.
– Думаю, сэр, – почтительно заметил он, – план мог бы сработать, если бы мне позволили взять с собой спутника. Дезертиры ведь обычно убегают парами, верно? Будь со мной настоящий рядовой, мы выглядели бы убедительнее.
– Разумно, разумно, – поддержал Бэрд.
– У вас есть на примете такой человек? – холодно поинтересовался Уэлсли.
– Это рядовой Шарп, сэр. Сейчас его наказывают по приговору трибунала.
– Ну, тогда он вам не поможет, – сказал Уэлсли тоном человека, дающего понять, что вопрос исчерпан.
– Ни с кем другим я не пойду, – заупрямился лейтенант, обращаясь не столько к полковнику, сколько к генералу, который с удовольствием отметил, что молодой человек не лишен твердости характера. Похоже, Лоуфорд не столь уж безнадежен.
– Сколько розог ему назначили? – спросил генерал.
– Не знаю, сэр. Заседание проходило сегодня, и я выступил бы в его защиту, если бы не был здесь. У меня есть сомнения в его виновности.
Разговор о возможности привлечения Шарпа продолжили за полуденным ленчем с рисом и тушеной козлятиной. Уэлсли категорически не желал вмешиваться в ход судебного заседания или отменять вынесенный приговор, указывая, что такие действия подрывают воинскую дисциплину, а Уильям Лоуфорд столь же упрямо, хотя и в других выражениях, отказался идти с другим, делая упор на то, что должен доверять спутнику.
– Можно послать еще одного офицера, – предложил Уэлсли, но идея не получила развития, поскольку найти надежного добровольца среди офицерского корпуса оказалось не так-то легко. То есть офицеров было предостаточно, но надежных относительно немного, а те, чьи качества не вызывали сомнения, вряд ли изъявили бы желание рисковать головой, выполняя, как язвительно выразился полковник, бессмысленное задание.
– Почему же вы соглашаетесь? – спросил генерал у лейтенанта. – Ведь риск вполне очевиден, а на дурака вы не похожи.
– Надеюсь, что так, сэр. Но деньги на покупку должности мне дал дядя.
– Неужели? Какая, черт возьми, щедрость!
– Надеюсь, сэр, я смогу его отблагодарить.
– Отблагодарить ценой жизни? – ехидно уточнил Уэлсли.
Лоуфорд покраснел, но со своих позиций не отступил.
– Думаю, сэр, рядовому Шарпу предприимчивости хватит на двоих.
Решение использовать или не использовать Шарпа зависело в конечном итоге от генерала Харриса, который, соглашаясь с Уэлсли относительно того, что отмена заслуженного наказания стала бы проявлением опасной слабости, в то же время соглашался с необходимостью принятия неотложных мер по освобождению Маккандлесса. В итоге Харрис принял сторону Бэрда и с тяжелым сердцем приказал доставить рядового Шарпа. Вот почему дело закончилось тем, что Ричард Шарп предстал-таки перед четырьмя мужчинами, собравшимися в душной, залитой противным желтоватым светом палатке. Он был в чистой форме, но все сразу увидели, что солдат испытывает ужасные страдания. Двигался Шарп скованно, и причиной скованности был не толстый слой бинтов, покрывавших его туловище, а дикая боль, пронзавшая тело при малейшем движении. Смывая кровь, он смыл заодно почти всю пудру, и когда полковник приказал ему снять треуголку, под ней обнаружились непривычно пестрые волосы.
– Думаю, парень, тебе лучше сесть, – бросив взгляд на Харриса, предложил Бэрд.
– Возьмите табурет, – распорядился генерал и лишь с опозданием заметил, что солдат не может наклониться.
Табурет подал Бэрд.
– Болит? – сочувственно спросил он.
– Так точно, сэр.
– Так и должно быть, – резко бросил Уэлсли, демонстративно поворачиваясь к Шарпу спиной. – Боль – смысл наказания. Не люблю, когда порку не доводят до конца, – продолжал он, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Подрывает порядок. Когда рядовой знает, что наказания можно избежать, одному Богу известно, до какого безобразия они могут дойти. – Полковник вдруг повернулся и пронзил Шарпа ледяным взглядом. – Будь моя власть, рядовой, я бы отправил вас к треноге и довел дело до конца.