Читать интересную книгу Джон и Джордж. Пес, который изменил мою жизнь - Джон Долан

Я стал иногда раскрашивать свои рисунки и придумал еще несколько текстов для плаката, которые тоже понравились людям. «Вздор. com» – этот слоган высмеивал всякую чепуху в Интернете. А «Секс, наркотики, рок-н-ролл и старая добрая чашечка чая» свидетельствовал о том, что я начинал стареть.

В феврале 2013 года Грифф навестил меня на Хай-стрит. Снова моросило, и мы с Джорджем сидели под зонтиком. Помню, я тогда надеялся, что мне больше ни одной зимы не придется провести на улице. Я не надоедал Гриффу, хоть с нашей первой встречи прошло уже полгода. Я был уверен, что он появится, когда придет время.

Грифф объяснил, что не давал о себе знать, потому что был невероятно занят организацией двух крупных фестивалей уличного искусства, которые должны были состояться в мае и июне в Далвиче и Чичестере.

Мы снова обсудили идею с плакатами и планы о сотрудничестве с уличными художниками со всего мира.

Он объяснил свое видение, и я слушал его с интересом, хотя и не совсем понимал, на что я подписываюсь. Моя уверенность росла, но я только что начал считать себя настоящим художником, а потому идея о совместной работе с другими художниками казалась мне прыжком в неизвестность.

Но Грифф настаивал. Он сказал, что через пару дней у него назначена встреча со Стиком и Тьери Нуаром в кафе на углу, прямо через дорогу от того места, где я сидел.

– Я хочу, чтобы ты тоже пришел и познакомился с ними, – сказал он.

Оба эти имени были мне уже хорошо знакомы, я видел несколько настенных росписей, созданных этими художниками, но все еще полагал, что знаю о них недостаточно.

Грифф рассказал, что Стик уже больше десяти лет рисует своих человечков по всему Ист-Энду и получил мировое признание. Он также поставил несколько успешных шоу и поддерживает благотворительные организации вроде «Международной Амнистии». Это очень меня впечатлило. А Тьери Нуар получил всемирную известность, когда без разрешения разрисовал целые мили Берлинской стены, а на пике своей славы сотрудничал с гигантами вроде U2. Грифф познакомился с Нуаром в Берлине примерно в то же время, когда впервые встретил меня, и пригласил его в Шордич, чтобы он вместе со Стиком разрисовал стену клуба «Виллидж Андерграунд» на Холливелл-лейн. Стена эта была самым престижным холстом для уличных художников в Лондоне. Тьери Нуар и Стик должны были встретиться в местном кафе, чтобы создать первые наброски будущей картины.

Я согласился прийти на встречу, но понятия не имел, чем все это кончится. Попрощавшись с Гриффом, я взглянул на Джорджа, чтобы узнать его мнение. Выражение его морды могло означать только одно: «Удачи, дружище. Она тебе не помешает».

Через два дня, когда я пришел в кафе, Грифф уже сидел там с двумя парнями в ярко-желтых спецовках, которые были похожи на мусорщиков, и молодой девушкой, которую он представил как свою ассистентку Карину.

Я задумался, когда же появятся художники, как вдруг Грифф представил меня двум этим невзрачным парням.

– Это Стик, – сказал Грифф, улыбнувшись более молодому из них. – А это Тьери Нуар, – добавил он, вежливо и почтительно кивнув старшему.

Грифф явно безмерно уважал этих художников. Он обращался с ними так, словно они были рок-звездами, и это было заслуженно, ведь в мире уличного искусства они давно стали легендами. Сам того не заметив, я стал вести себя так же, как Грифф. На той встрече меня подхватил поток энергии, я чувствовал, что самим приглашением мне уже оказана честь. Мне было ужасно стыдно, когда я подумал, что, когда Тьери Нуар расписывал Берлинскую стену, я был восемнадцатилетним вором и должен был вот-вот впервые впервые отправиться в Фелтем. А теперь мы вместе сидели в кафе в Шордиче, пили чай и собирались обсудить совместный проект. Это казалось просто нереальным.

Теперь я понял замысел Гриффа. Надо отдать этому мажору должное: идея была чертовски хороша. Он собирался предложить известным уличным художникам (начав со Стика и Тьери Нуара) разместить свои работы на пустых плакатах, которые я рисовал на панорамах Шордич-Хай – так, как будто на стенах нарисованных мной домов были настоящие уличные картины. Грифф хотел не только познакомить меня со Стиком и Тьери Нуаром, но и узнать их мнение об этой идее.

– Мне нравится, идея просто супер, – сказал Стик, когда Грифф показал ему мои работы.

Тьери тоже согласился.

– Концепция отличная, – кивнул он. – И мне нравятся твои рисунки, Джон. Из тебя явно может что-нибудь выйти.

Оба они держались дружелюбно и ободряли меня. Их оценка невероятно много значила для меня. Я чувствовал, как в крови бурлит адреналин. Рядом со мной сидели два известных и уважаемых художника, и они не только тратили на меня свое время, но и всерьез рассматривали идею о совместной работе. Более того, они дали понять, что готовы работать бесплатно, чтобы помочь проекту встать на ноги, ведь они прекрасно понимали, каково это – сидеть, как я, на улице и начинать с нуля.

Позже я узнал, что Грифф сказал им, что я был, по его выражению, «парнем что надо» и поистине воспитан улицей. Я по-прежнему работал на тротуарах, рисовал, чтобы выжить, и они уважали меня за это.

Я протянул Тьери портрет Джорджа, а Стику – несколько других рисунков, которые оказались у меня с собой; мне хотелось что-нибудь подарить им. Они поблагодарили меня и пожелали удачи.

После встречи я отправился вместе с Гриффом в его офис на Ривингтон-стрит, чтобы обсудить деловые вопросы. Джордж тоже пошел с нами.

– Что именно ты можешь для меня сделать? – спросил я Гриффа, когда мы разместились у него за столом.

– Джон, а что ты хочешь, чтобы я сделал? – ответил Грифф.

– Сделай меня богатым художником! – полушутя, сказал я.

– Это я смогу! – воскликнул он.

– Почему ты хочешь мне помочь?

– Потому что ты хороший парень.

Он сказал это с долей иронии, но мы с Джорджем все равно переглянулись.

«Чепуха!» – было написано над нашими головами, словно мы были героями комикса.

Я прямо спросил Гриффа, чего он потребует, если я соглашусь, чтобы он стал моим галеристом. Он сказал, что для начала мы будем делить выручку с каждого проданного рисунка.

– Пятьдесят на пятьдесят? – переспросил я, засмеявшись. – Бог мой, да ты на ходу подметки режешь!

К концу разговора мы оба улыбались и, ударив по рукам, заключили сделку. Я не собирался торговаться, но и подписывать тоже ничего не собирался. Грифф не возражал. Я ему этого не говорил, но мне очень не хотелось провести еще одну зиму на улице, и я надеялся, что он сможет мне помочь.

Грифф дал меня огромное количество отличной бумаги и ручек, и я вернулся на тротуар и продолжил рисовать панорамы города с плакатом. Вскоре Грифф опять явился с очередным ворохом идей и новостей. Согласие Стика и Нуара позволяло надеяться, что он сможет привлечь к сотрудничеству художников со всего мира – причем художников не абы каких. Грифф собирался разослать копии рисунка всем знаменитым уличным художникам мира, которых он знал и которые жили в разных городах и странах, от России до Берлина и от Колумбии до Лос-Анджелеса.

На мой взгляд, это звучало очень амбициозно. Я понятия не имел, насколько обширны знакомства Гриффа, поэтому не мог судить, насколько реалистична его затея, но после встречи со Стиком и Нуаром я ему доверял. Не спрашивайте почему, но я был уверен, что у него все получится.

Грифф предложил мне рисовать более крупные здания, чем раньше, и набросать больше видов Хай-стрит и портретов Джорджа.

– Зачем? – спросил я, не видя необходимости в этих рисунках. Они вроде бы не вписывались в его идею.

– Если работ будет достаточно, мы сможем организовать выставку, – сказал Грифф.

Я остолбенел. Неужели мои рисунки окажутся в галерее? Более того, выставка будет персональной, и, если все пойдет по плану, мое имя окажется вписанным в мировую историю уличного искусства. У меня это просто в голове не укладывалось.

– Сколько же рисунков для этого нужно? – спросил я.

Как бы взволнован я ни был, я должен был понимать, смогу ли выполнить то, о чем просил Грифф.

– Считая совместные работы с уличными художниками? Пятьдесят видов Хай-стрит и пятьдесят портретов Джорджа, – сказал он.

Работы было невпроворот, тем более что я не привык рисовать под давлением.

– И когда ты планируешь эту выставку? – неуверенно спросил я.

– Месяца через четыре. Или через пять.

– Где?

– Об этом я еще не думал.

– Ладно, тогда мне нужно чертовски быстро приниматься за работу, – сказал я.

Я не мог сдержать улыбки, но в душе очень переживал. На мои плечи еще никогда не ложился такой груз ответственности, но я совершенно определенно не хотел ни словом, ни делом лишить себя этой возможности. Это был лучший шанс за всю мою жизнь. Моя главная надежда, что мне наконец-то удастся обеспечить нам с Джорджем безбедное будущее. И это был мой шанс дать своей семье повод для гордости.