Читать интересную книгу Тайна Караидели - Кирей Мэргэн

Изменился и пейзаж берегов: вместо крутых отвесных скал все чаще стали появляться атласные полосы лугов, заостренные ели, а сосна уступила место вербе, липе и дубу.

Мирно текла теперь Караидель среди бархатистых лугов. Здесь трудно было ее узнать — настолько другим стал ее характер.

Извиваясь то вправо, то влево, словно выверяя и нащупывая свой путь, пройденный вместе с юными путешественниками, казалась она если не покорной, то, уж во всяком случае, гостеприимной и радушной. И словно раскрывала перед ребятами несказанное великолепие родных башкирских степей.

Однако умиротворенность укротившей свой норов реки все время нарушалась стрекотанием моторок и катеров, криками плотогонов, гудками пароходов, веселыми возгласами и смехом купальщиков.

Стоянка в этих местах обещала быть веселее, чем в других.

Едва причалив к берегу и встав на привал, ребята бросились кататься по траве, кувыркаться, бороться друг с другом, изображая борцов сабантуя.

— А ну, кто первым добежит до той березки? — закричал Мидхат и сам первым устремился вперед.

Ребята помчались за ним.

Бежали все без исключения, и некому было судить. Когда Иршат вспомнил об этом, никто не захотел быть судьей. Спорили, спорили, наконец Мидхат сказал:

— Есть же у нас капитан, вот он пускай и судит!

Проголосовали. Единогласно решили: Мидхат прав, судить будет Юлай.

Надо отдать справедливость Юлаю — человек он был покладистый, спорить не стал, а сразу приступил к делу и подал команду:

— Бег на сто метров! Становись!

…Пришли к финишу первыми одновременно двое: Малик и Сабит. Повторный забег тоже не определил победителя.

Тогда Юлай, пользуясь правом судьи, назначил соревнование по борьбе.

Девочек он, конечно, в число соревнующихся не включил. С его точки зрения, это было бы нелепо. И те сразу побежали жаловаться Фатиме.

Фатима сидела одна под большим дубом и думала о том, как хорошо, что Самбосаит оказался вовсе не посторонним, а тем самым, кто заботился, чтобы не было никаких недоразумений и чтобы, например, их отряд мог спокойно путешествовать. Тревога, которая в последние дни не отпускала Фатиму ни на минуту, улеглась.

Настроение у вожатой было поэтому хорошее. И когда Нафиса и Айгуль высказали свою новую обиду, она успокоила их не столько словами, сколько лаской и нежностью.

Девочки за время похода так соскучились по материнской ласке, что добрый взгляд Фатимы, обнявшей их и усадившей рядом с собою, сразу успокоил их.

— Пускай борются, на то они и мальчишки! — улыбаясь, заметила Фатима, когда почувствовала, что Нафиса и Айгуль утихли. — А мы зато поговорим о вещах серьезных и важных…

Тем временем на опушке, где собрались мальчишки, разгорелась борьба, пожалуй не менее серьезная, чем на сабантуе. Во всяком случае, самим мальчишкам казалось, что они — настоящие Самбосаиты, Закирьяны и Апуши.

Сперва Сабит уложил Малика. За это он получил от судьи Юлая звание «малыш-батырлиш», то есть «мальчик-богатырь», и, вытащив у него из кармана носовой платок, Юлай обвязал его вокруг головы победителя.

— Это что — полотенце? — спросил Мидхат.

— Конечно, носовой платок — вместо полотенца, — ответил ему Иршат, — а Сабит — вместо лошади.

Действительно, Юлай совсем забыл, что на голову повязывают полотенца только скакунам.

Посыпались шутки, остроты.

Но главным оставалась борьба.

С «мальчиком-богатырем» имел право сразиться только тот, кто тоже победил кого-нибудь. Юлай утверждал, что такова народная традиция.

— А почему же Апуш согласился бороться с Закирьяном, а Закирьян — с Самбосаитом? — допытывались ребята.

Не зная, как им ответить, Юлай сказал:

— Сами выбрали меня судьей, так теперь подчиняйтесь!

Эти слова подействовали, и борьба была продолжена на условиях Юлая.

— Подножки не подставлять!

— За нос не хватать!

— Э-э! Не по правилам!

Освоившись с ролью судьи, Юлай важно похаживал рядом с борцами, внимательно следя за каждым их движением. Время от времени он останавливал ребят, разводил и напоминал, как нужно вести себя.

В третий тур вышли Мидхат и Шакир. Борьба между ними должна была выявить абсолютного чемпиона, и претенденты сражались отчаянно. Мидхат, которого Шакир победил в первом туре, на этот раз повис на шее противника. Шакир вывернулся и с силой прижал Мидхата к себе, приподнял его, пытаясь перебросить через себя, но Мидхат подставил ему подножку, и Шакир шлепнулся оземь, таща Мидхата за собою.

Мальчишки так увлеклись, что забыли про обед. И только подчиняясь дежурным, прервали они состязание.

Шакир встал, когда все убежали обедать. И сразу ощутил острую боль в правом локте.

За обедом Фатима обратила внимание на то, что мальчик держит ложку левой рукой. Вывих? Перелом?

Впервые за все время похода пришлось воспользоваться походной аптечкой.

Фатима сделала Шакиру спиртовую примочку и крепко забинтовала ему руку. Но эта первая помощь не сняла боли.

Тогда Фатима дала отряду команду немедленно собираться и выйти в путь.

После обеда ребята заняли свои места в лодках.

Ближайшим пунктом была пристань Охлыстино. Там непременно должен быть врач. Надо было спешить, туда ради Шакира.

Евдокия Мироновна

Меньше всех огорчился из-за вывиха сам Шакир, а больше всех Фатима. Она ругала себя за то, что разрешила ребятам опасную игру. Юлай тоже считал себя виноватым как судья. Мидхат ходил опустив голову и не мог смотреть Шакиру в глаза. Все старались хоть чем-нибудь помочь пострадавшему.

Со всех лодок доносились обращенные к нему вопросы:

— Болит?

— Не болит?

— Ноет?

— Повязка не жмет?

— Голова не кружится?

Шакиру все эти вопросы быстро надоели, и он довольно резко отвечал на все одним и тем же кратким, но выразительным «нет».

— Хоть бы перелома не было, — сказала Фатима.

Шакир отвернулся.

Особое внимание оказывали «раненому» девочки. Это раздражало его еще больше: казалось Шакиру, что девчонки обращаются с ним, как с маленьким, и это унижает его перед мальчиками. И когда Нафиса спросила, не хочется ли ему чего-нибудь вкусненького вроде конфетки, тихоня Шакир взорвался.

— Отстань! — крикнул он не своим голосом.

Нафиса не обиделась. Она понимала, что к человеку, который страдает от боли, надо быть снисходительным. С ним лучше не спорить, ему нельзя делать замечания.

Так никто и не узнал, каково же все-таки состояние Шакира.

А сам Шакир совсем и не считал себя увечным или травмированным. Острая боль — словно током ударяло — пронизывала его локоть, только если он пытался согнуть или разогнуть руку. Немного опухли пальцы. Пустяки!

В конце концов товарищи оставили Шакира в покое.

Но всем без исключения хотелось как можно скорее попасть в это самое Охлыстино, чтобы там оказали ему помощь.

Однако хорошо известно, что, когда куда-нибудь торопишься или чего-то очень ждешь, время тянется дольше. Казалось, Охлыстино на другом конце света — его все не было, не было и не было.

Но вот за поворотом показались в синей дымке дома, прилегающие к пристани с длинным названием.

А следом за ними стало видно большое русское село.

На дебаркадере путешественников встретила женщина в белой фуражке.

— У селектора вас ждет Уфа, — сообщила она Фатиме.

Фатима заколебалась: стоит ли разговаривать, раз нужно срочно отправить Шакира к врачу.

— Потерпишь? — ласково спросила она пострадавшего.

— Конечно, потерплю, — отвечал Шакир. — Мне и не больно совсем.

Вожатая подошла к селектору и сказала:

— Фатима Мансурова слушает.

— Здравствуйте, товарищ Мансурова, — весело послышалось из селектора. — Как дела?

— Спасибо, хорошо.

— Как ребята? Не болеют?

— Нет… не болеют…

— Какие трудности?

— Пока никаких.

— Так уж никаких?

— Да, — сухо ответила Фатима, почувствовав, что представитель Уфимского общества туристов склонен к разговору неторопливому и длительному.

Уточнив день и час прибытия туристов в столицу республики, уфимский товарищ пожелал команде счастливого плавания и распрощался с Фатимой.

— Где у вас больница? — спросила Фатима женщину в белой фуражке.

— Ой, миленький ты мой! — всплеснула руками женщина в фуражке, только сейчас обратив внимание на забинтованную руку Шакира. — Что же с тобой стряслось? Не змея ли укусила? Или упал?

Болтливые люди! Они не понимают, что праздным своим любопытством, непреодолимым желанием во что бы то ни стало высказаться по поводу того, о чем никто их не спрашивает, они не только понапрасну отнимают время у себя и у других, но часто еще и наносят вред.