в которой, собственно, и проходил конгресс. К тому же есть еще два обстоятельства, из-за которых мне было бы трудно исчезнуть с этого мероприятия незамеченным. Я жил не один – я делил комнату с еще одним участником конгресса, Игорем Шамхаловым из Казани. Вы можете с ним связаться и получить все нужные справки. А вечером двадцать первого сентября я делал на конгрессе доклад о способах использования медово-травяных настоев при лечении различных болезней.
– Доклад состоялся?
– Да, доклад был прочитан и встречен с большим интересом. Его слышали все участники конгресса, а это около ста двадцати человек.
– В таком случае я должен задать еще один вопрос того же рода. Где вы были сегодня ночью?
– Сегодня я никуда не ходил и не ездил. Как лег около полуночи, так и проспал до восьми утра.
– Ваши домочадцы могут это подтвердить?
– Увы, нет. Видите ли, моя жена находится на лечении довольно далеко отсюда, я сейчас живу один.
– И давно вы живете один?
– Да, довольно давно, – вздохнул Тишинский. – Я понимаю, вы можете сказать: «Как же так, врач не может помочь собственной жене?» Увы, такое бывает. Другим помогаю, а Лизе ничем помочь не могу.
Голос врача дрогнул, и он отвернулся. Очевидно, он говорил на крайне болезненную для него тему. Гурову хотелось ему посочувствовать, но надо было работать. Чувства необходимо оставлять на потом.
– Нельзя ли мне взглянуть на вашу квартиру? – попросил он. – Это не обыск, я просто хотел составить представление.
– Это не обыск, но с каждым вашим вопросом я все больше убеждаюсь, что меня подозревают в убийстве, а может, и не в одном. Это так?
– Персонально вас я пока ни в чем не подозреваю. Просто проверяю все версии. Так можно мне взглянуть на ваше жилье?
Врач пожал плечами:
– Почему же нельзя? Я не пригласил вас сам, потому что… Впрочем, вы сами увидите. Пройдемте сюда. – И он показал сыщику на узкую дверь, скрытую за шкафом.
За дверью оказалась лестница, ведущая на второй этаж. Поднявшись по ней, сыщик очутился в стандартной квартире улучшенной планировки, обставленной с большим вкусом. Впрочем, в данную минуту ни удобства квартиры, ни вкус хозяев нельзя было оценить по достоинству – такой здесь царил беспорядок. Ни на одном столе нельзя найти свободного места – все заставлено книгами, посудой, грязной одеждой и какими-то папками. Та же картина и на полу – огромное количество беспорядочно сваленных повсюду книг. И совсем ужасное зрелище ждало сыщика на кухне, куда он заглянул мельком: тут грязной посудой была завалена не только раковина, но и стол и подоконник.
– Вот видите, во что превращается квартира, в которой долгое время отсутствует женщина! – со вздохом воскликнул Тишинский. – К сожалению, я отношусь к числу мужчин, которые не умеют поддерживать порядок ни в доме, ни на столе, ни в портфеле. Зато у таких, как я, по словам психологов, идеальный порядок в душе.
– Но внизу, в кабинете, у вас, в общем-то, чисто, – заметил Гуров.
– Это благодаря Алене Александровне. Она у меня кто-то типа экономки. В кабинете она убирается каждый день, а здесь – раз в неделю. И первые несколько дней после ее посещения квартира выглядит прилично, а потом… Потом снова наступает хаос.
Гуров скользнул взглядом по стенам и заметил две картины. Манера художников была ему незнакома.
– Я вижу, здесь у вас не Бушуев, а кто-то другой.
– А я еще раз убеждаюсь, что вы знаток живописи. Да, картин Игната здесь нет. Вот это полотно – работа Петра Брательщикова, а это – Леши Прянчикова. И, увы, картин Закатовского нет и здесь. Но я, конечно, мечтаю их иметь.
– Ответьте еще на один вопрос: где вы были четырнадцатого марта и седьмого июня?
– Сейчас соображу… Июнь, июнь… Нет, в июне я никуда не ездил. Значит, опять был здесь, в своей постели. И опять это никто не сможет подтвердить. А в марте… Вас интересует середина марта, я правильно понял?
– Да, четырнадцатое марта, – терпеливо повторил Гуров.
– Тут у меня полное алиби! – торжествующе объявил Тишинский. – Тринадцатого марта я выехал в Киров на Конгресс уфологов.
– Какой-какой конгресс? – переспросил Гуров.
– Конгресс уфологов! – с достоинством повторил врач. – Что вы так смотрите? Не все явления, знаете ли, укладываются в рамки традиционной картины! И это касается как медицины, так и мира вообще. Да, я не раз наблюдал в небе летающие тарелки и другие аномалии. И об этом я делал доклад в Кирове.
– И четырнадцатого марта вы находились именно там?
– Совершенно верно. У меня есть куча свидетелей. Правда, времени прошло довольно много, но ведь есть журнал регистрации и все такое… Но что именно случилось четырнадцатого марта и седьмого июня? И что случилось сегодня ночью? Ведь вы мне об этом не сказали…
– Четырнадцатого марта погиб Игнат Бушуев, седьмого июня – ученый, историк Федор Овчинников, а сегодня ночью – краевед Максим Точилин. Ведь вы были знакомы со всеми этими людьми, не так ли?
– Ну, об Игнате мы уже говорили. Конечно же, я его знал, и знал хорошо. С господином Овчинниковым я был знаком как врач – он однажды обращался ко мне за помощью. А вот о Точилине ничего не знаю. Хотя, кажется, слышал эту фамилию… И что, вы хотите сказать, что все эти люди были убиты?
– Да, представьте себе, все они были убиты. Но вдаваться в подробности я не стану, извините.
– Значит, вы меня подозреваете в этих трех… нет, четырех убийствах? – Тишинский был изумлен.
– Я вам уже объяснил, вас ни в чем не подозревают, – терпеливо сказал сыщик. – Мы просто собираем информацию.
– Но это так странно… я не могу прийти в себя… – бормотал врач.
Дальше расспрашивать его смысла не было.
– Что ж, я задал вам достаточно вопросов и больше не буду вам мешать вести прием, – сказал Гуров. – А то ваши клиенты на меня обидятся…
И сыщик покинул сначала жилище врача-целителя, а затем и его кабинет.
Когда он проходил через приемную, там сидели две женщины – к даме, похожей на актрису, присоединилась еще одна, одетая довольно бедно. «Кажется, целитель Тишинский пользуется популярностью. Что ж, явного вреда он не приносит, даже если верит в летающие тарелки. А кого-то, может быть, его старания успокаивают. Все польза…»
Глава 18
Беседуя с «народным целителем», Гуров потерял счет времени. Взглянув на часы, он понял, что беседа отняла довольно много времени – было уже три часа. Он твердо решил в этот день не нарушать