Читать интересную книгу ЧАПАЕВ — ЧАПАЕВ - Виктор Тихомиров

— Зря ты меня убьешь, Кузюткина, — ответил вожатый задумчиво и пошевелил картофелину в углях, — Ведь тебя в этом случае сразу же посадят в колонию для малолетних. А меня, — глубоко вздохнул он, — закопают глубоко в могилу. И не обо мне ты станешь кручиниться, нет. Ты будешь страдать от дурного тюремного запаха, изжоги, и мечтать об амнистии. А радоваться только макаронам по праздникам и передачам от родителей. Вот так-то. То — любовь, а то — макароны… Лучше ты это преждевременное чувство употреби как-нибудь с пользой. Например, сочини песню пионерскую, вроде «Картошки». Можно и про любовь, — пошел на попятную Павел, доставая спекшуюся картофелину и принимаясь отламывать угольную кожуру с желтой, огнедышащей поверхности.

— Тогда я спрыгну со скалы, — обреченно и несколько театрально молвила девочка, — раз вам наплевать на меня!

Вожатый огорченно задумался, затем произнес:

— Известно, хоть и не достоверно, что в поэта Пушкина одновременно было влюблено пятьсот женщин. Вот и представь себе на минуточку, что все они спрыгнули бы со скалы или там с колокольни, да еще и записки бы оставили: «В моей смерти прошу винить Сашу П.». Пушкин как раз от такого ужаса в дальнейшем и подставил грудь под пулю, — Павел отдал очищенную картофелину и поднялся на ноги, — и, что характерно, — поднял он палец, — подставил за жену! Так что, Кузюткина, стремиться надо замуж, а не прыгать с возвышения или протыкать кого-либо кортиком.

— Ну, Пал Палыч, — не уступила девочка, — я тогда, вот увидите, когда вырасту, — она закрыла ладонями лицо и так выпалила, — рожу от вас ребеночка маленького, хорошенького!

— Пожалуйста, Кузюткина, — сразу же согласился вожатый, — ради Бога, хоть двух! Но…через пять лет, не раньше, по достижении совершеннолетия, коли охота не пройдет. Да и в порядке живой очереди за Машей Степанцовой. Она раньше попросилась, еще вчера, когда ты на дежурстве была. Все ребята слышали.

— Да, Кузюточкина! — ехидно воскликнула до сих пор помалкивавшая Степанцова, — я раньше тебя попросилась, если хочешь знать!

Мальчишки, как всегда несколько отставшие в развитии от девчонок, только пыхтели, да коптили на прутьях нарочно припасенные куски хлеба.

— Девки совсем распоясались, — заметил один из них, демонстрируя собеседнику самодельный капсюльный пистолет, изготовленный из охотничьего патрона.

— Да ну их! Палыч, небось, не дурак. Дай пальнуть, Фомич! — потянул тот самоделку из рук товарища. Названный Фомичом не дал, возникла потасовка. Несильно громыхнул случайный выстрел. Все досадливо обернулись, стрелявший немедленно схлопотал давно приготовленный подзатыльник от Степанцовой, но внимание аудитории тотчас вернулось к интересному разговору.

— Ничего себе! — послышались возмущенные девчоночьи голоса, — мы тоже, может, хотим родить от Пал Палыча!

— Да пожалуйста, девочки, если вам кажется что я гожусь на это, и вы никого больше не полюбите, то конечно, ради Бога, обратитесь после, как договорились и в порядке очереди…, — ответил вожатый мечтательно, но заметили все, что мечтает он о другом.

Тут еще луна высунула свой желтый бок из-за светлого облака, будто заинтересовалась беседой, или обликом своим пожелала вступить в соревнование с девочками, или Паше напомнить дорогое лицо.

— А скажите, Павел Павлович, — подала голос одна вежливая девочка в круглых очках, — «распутники» это кто такие?

— Распутники? — задумался вожатый, затем произнес печальным голосом. — Наверное это такие мужчины на распутье. Не могут выбрать, кого из двух женщин сильнее или больше любят. Они все выбирают, выбирают, а потом однажды замечают, что им так и нравится — выбирать всю жизнь. Потом они из троих выбирают, из четверых. Перестают работать, пользу людям приносить, а только упражняются в своем деле. Правда, почему-то к ним часто девушки сами льнут. Потом плачут, когда уже поздно, — сочувственно вздохнул Паша, и все девочки вместе с ним дружно вздохнули. — Надо от таких держаться подальше.

— Спасибо, Павел Павлович, — удовлетворенно кивнула спросившая.

— Любовь, — продолжил вожатый, — это высшая сила, и человека она поднимает на такую небывалую высоту, на которую так просто забраться нельзя. Но, говорят, на ней и удержаться долго невозможно. Мне, правда, так не кажется. Но, утверждают: мужчинам, мол, особенно трудно. Потом что-нибудь всегда оказывается для них важнее. Может, работа или творчество, или война…

И еще, любовь очень редко бывает обоюдной. Так природа устроила нарочно. Если б все друг друга разом полюбили, то и жизнь бы замерла. Никто бы ни песен не сочинял, ни стихов, и не изобретал бы ничего. Может даже обратились бы все люди в камни.

— Ну уж и в камни, — задумчиво произнесла Степанцова, — я бы не стала в камень обращаться, если бы меня кое-кто ответно полюбил. Совсем наоборот.

— Некоторым только удается обрести ответную любовь, — рассеянно продолжил Паша, — Я вот, к примеру, влюбился в одну, Соней звать, хожу все время влюбленный, а толку? — пригорюнился он, глядя в огонь.

— Почему без толку? — возмущенно воскликнула Степанцова, — вам любой завидовать должен! Важнее любви и нет ничего!

— Ой, ой, ой! Можно подумать она понимает в любви! Не слушайте ее, Пал Палыч! — горячо возразила Кузюткина, — Да наверняка она тоже вас любит, но скрывает это. Любовь ведь нужно уметь скрывать.

— Хорошо, если бы так. Но нет, по всему видно — не нравлюсь я этой девушке, — опять взялся вздыхать вожатый, — не хватает каких-то качеств. Красоты маловато, рост тоже… И потом, живу я пока в общежитии, и Соня тоже в общежитии. Это здорово конечно, но…

— Еще бы! И я! И я тоже хотел бы в общежитии! — закричали дети наперебой, — Везет вам, Пал Палыч!

— …Но чтоб, к примеру, жениться или завести детей надо отдельную комнату иметь, — продолжал юноша, впадая отчасти в некоторое занудство. — Тут одной моей любви может быть мало для нее.

Все едоки картофеля перестали жевать, задумались о квартирном вопросе. Девчонки сочувственно переглянулись и принялись сосредоточенно грызть семечки, которыми наделяла их одна из подружек, похожая на цыганку.

— Вам, Пал Палыч, надо встряхнуться! Бросайте грустить, иначе нам трудно, практически невозможно, будет с вас пример брать! — нарушил тишину один из пацанов, — чтоб в дальнейшем стать, как и вы, человеками с большой буквы!

— Надо взять да и самому дом построить! — посоветовал владелец пистолета, — а мы поможем. Денег на кирпичи можно у жуликов экспроприировать. Вон дача на горе. Не иначе, жулье там. На «москвиче» раскатывают, как солисты оперы. Они ж наворовали у народа, точно, а вы отберете!

— Точно! Точно! — подхватили уверенно пионеры.

— В крайнем случае, вам четверть добра должна полагаться, — высказала предположение Степанцова, — как за найденный клад!

— Нет, это выйдет грабеж и все. И такого закона на краденную четверть нету! — протестующее замахал руками Павел, — я ж в милиции работаю, знаю. Деньги надо трудом зарабатывать, в поте лица своего.

— Да ну-у-у…, — протянул владелец капсюльного пугача, — скукота в «поте лица». Роешь канаву в поте… День роешь, два роешь. Уже весь потом покрылся, а денег все нет и нет. Лучше уж в полярники податься. Там пингвины разные. Можно белого медведя приручить и скакать на нем верхом. Медведи очень быстро бегают, как кенгуру.

— Сам ты кенгуру! — дотянулась Кузюткина до мальчишеского затылка и сшибла вышитую тюбетейку.

— Пал Палыч, а скажите, только честно, эта Соня красивая? — схватила она вожатого за рукав.

— Небось, уж получше некоторых, — ответила за вожатого, Степанцова.

— Толстая, как жиртрест! — подсказал один мальчик, изо всех сил дуя на раскаленную картофелину.

— Между прочим, белых медведей скоро в космос будут посылать вместе с космонавтами, — заявил еще один мальчуган, — Они холода не боятся и в случае чего из шкуры можно шубы экипажу сшить, а мясо медвежье заготовить.

— Нет, это — душегубство. Тебя надо заготовить! — послышались смешки, недолгая возня. Кому-то за шиворот заполз жук неизвестной породы, и тотчас явилось мнение, что — тарантул или скорпион. Затем опять все затихли, созерцая огненный танец.

— Пал Палыч, — нарушил паузу один особенно мрачный мальчуган, — а верно, что «любовь зла, полюбишь и козла»?

— Вот примерно на это я и надеюсь, — откровенно признался Паша.

40

Семен Ворон должен был продолжать сниматься, как и всегда в героической роли. До покушения еще было далеко, оно еще не случилось. Съемочная площадка в очередной раз заполнилась людьми и приборами. Спотыкаясь о провода, бесполезно мотался по площадке второй режиссер, но ни постановщика, ни самого Ворона все еще не было. В третий раз затевалось чаепитие из китайских термосов, с казенными пряниками. Актеры, позабыв о высоком служении искусству, увлеченно резались на перевернутом ящике в «коробочек».