Читать интересную книгу Осыпь меня золотом - Марина Серова

– Да так, можно сказать, что никто, – ответила я.

– И все же? – настойчиво повторил Куропаткин.

– Мужчина, который проявил по отношению ко мне рыцарскую галантность, – улыбнулась я.

– Так вы знакомы? – не отставал Николай Иванович.

– А вы, можно подумать, ревнуете? – усмехнулась я, отмечая слишком пристальный интерес Куропаткина к этому эпизоду.

– Делать мне больше нечего, – хмыкнул тот и больше ничего не спрашивал.

По дороге мы заехали в одно кафе и, взяв упакованный обед из трех порций, отправились в Монастырский проезд. Ильичев, как и ожидалось, дрых в своей комнате.

– Вы пока идите в кухню, чайник поставьте и ужин разложите. А я попробую его поднять, – сказал Куропаткин.

Я направилась в кухню, достала из пакетов купленную снедь и включила электрочайник. Минут через семь в кухне появился Куропаткин, за ним плелся заспанный Ильичев. Спросонья он слабо понимал, что происходит, тер глаза и озирался. Опустившись на стул, спросил:

– Что такое? Неужели еще что-то случилось?

– Слава богу, нет, – успокоила я его. – Просто мы хотели обсудить смерть Бабурина и наши общие действия в связи с этим.

Куропаткин, кивнув, взял вилку и принялся за еду. Я присоединилась к нему, а Ильичев, которому есть не очень хотелось, лишь взглянул удивленно на разложенную на своей тарелке еду, видимо, ломая голову, откуда она взялась.

– А что обсуждать-то? – непонимающе спросил Владимир Николаевич. – Мы-то тут при чем?

– Вот и нужно себя вести так, что мы ни при чем, – кивнул Куропаткин. – Кто бы о чем ни спрашивал – мы ничего не знаем. Я-то знаю, как себя с ментами вести, а вот вас хочу предупредить.

– Ну, я вообще-то тоже знаю, – заметила я.

Куропаткин посмотрел на Ильичева.

– Главный совет, Володя, который я хочу тебе дать: ешь пирог с грибами – держи язык за зубами. Тогда все будет хорошо.

– По-моему, я и так не склонен к пустой болтовне, – обиделся Ильичев.

– Знаю, – примирительно сказал Куропаткин. – Просто предупреждаю на всякий случай. Менты наверняка станут нас щемить. Мы же тоже, так сказать, конкуренты. Разборки внутри концерна – у них вполне может быть такая версия…

– А у вас какая версия? – обратилась я к нему. – Понятно же, что не мы его убили.

Куропаткин поглядел на меня внимательно.

– Я не следователь, – только и сказал он.

Я отметила, что отношение Николая Ивановича ко мне как-то странным образом изменилось. Ставшее за последние дни вполне доверительным и даже уважительным, оно теперь явно ухудшалось. Куропаткин говорил со мной подчеркнуто сухо и явно не откровенничал. Понять причину этих метаморфоз я пока не могла…

– А «Атлант»? – повернулся к нему Ильичев.

– Неизвестно, – уклончиво произнес Куропаткин.

– А я уверен, что это они, – заявил Владимир Николаевич. – Кто еще, кроме них? Решили отомстить.

– Что-то как-то очень быстро, – обронил Куропаткин.

– А они вообще не медлят, – сказал Ильичев. – Вспомните: всего каких-то пару дней прошло, как заварилась эта каша, а сколько они уже успели?

– Так ты все-таки на них грешишь? – поинтересовался у Ильичева Куропаткин.

– Теперь, после смерти Бабурина, да, – признался Ильичев. – Когда мы с ними разговаривали, я даже подумал, что они и правда тут ни при чем. Во всяком случае, их доводы звучали убедительно. Но когда убили Бабурина – причем почти сразу после нашей беседы, мои сомнения развеялись. Это же типичная месть.

Куропаткин молча слушал, продолжая есть.

– Вы не согласны со мной, Николай Иванович? – обратился к нему Ильичев.

– Нож, – коротко сказал тот.

– Что нож? – не понял Ильичев.

– Убили его ножом, – добавил Куропаткин.

– И что? – по-прежнему не понимал Ильичев.

– На фига? – вздохнул Куропаткин, поворачиваясь к нему и заглядывая в глаза. – На фига хвататься за нож, оставлять лужу крови да еще и само орудие убийства, когда можно было просто приляпать взрывчатку к его драндулету? И все! Взлетает на воздух наш темпераментный приятель, и концов не найдешь!

В словах Куропаткина была определенная логика. Я тоже отметила про себя этот момент. Как-то не вязалась смерть Бабурина с отметкой конкурентов. К тому же у меня имелись дополнительные доводы, которые я решила высказать публично.

– Мстить Бабурину им, по сути, не за что, – произнесла вслух. – Не за испорченную же стену! К тому же не забывайте, что Овчинников и Бугаенко лишь на охранной службе «Атланта», то есть сами по себе ничего не решают. И никогда не стали бы проявлять подобной инициативы без указки свыше.

– А вы уверены, что они ее не получили? – скосился на меня Ильичев.

– Уверена, – убежденно сказала я. – Более того, я вообще уверена, что они стерли запись нашей беседы с внутренней камеры. Там же ясно звучит их признание в том, что им поручили подослать мотоциклистов. А это прямая подстава начальства, на которое не подействует объяснение, что мы, дескать, защищали собственные шкуры. Так что они будут молчать в тряпочку и сидеть тихо.

– А у вас и правда есть запись нашей беседы? – с интересом посмотрел на меня Ильичев.

– Это неважно, – ответила я. – Главное, чтобы они думали, что она есть. И передали руководству. Я уверена, что они преподнесут эту встречу совершенно не так, как она происходила, а в выгодном для себя свете. Наверняка выставят себя героями, грудью защищавшими честь родного концерна. Но про пленку упомянут. Обязательно. И тогда, надеюсь, инцидент с «Атлантом» можно будет считать полностью исчерпанным.

– Это с «Атлантом», – сказал Куропаткин. – А с убийцами Бабурина?

– Это что же… – протянул Ильичев, обводя нас растерянным взглядом. – Есть кто-то еще? Но кто?

Отвечать на этот вопрос никто из нас не стал.

– Значит, давайте подведем итоги, – проговорила я. – Если милиция захочет побеседовать с кем-то из вас, включая и меня, стоим на том, что знать ничего не знаем. Ни про какие угрозы конкурентов, ни про наше присутствие при взрыве бабуринского офиса не говорим. Про связь с Темниковой и про то, что Кристина – родная дочь Бабурина, разумеется, тоже. Думаю, что у Елены Константиновны хватит ума не рассказывать об этом.

– Она сейчас в шоковом состоянии, – сказал Ильичев. – Может не совсем себя контролировать.

– Ничего, когда речь идет о собственной заднице, она очень хорошо себя контролирует, – с усмешкой успокоил его Куропаткин. – И помни, что я тебе сказал, Володя. Повторю, немного перефразируя: краткость – сестра таланта. И безопасности.

– А скоро вообще все это закончится? – вопросил Ильичев.

– Вопрос риторический, – сказала я. – Будем работать в этом направлении.

Я подумала о майоре Авдеенко, которому дала задание собрать досье на членов концернов «Эвита» и «Атлант». Скорее всего, Жора уже должен был это сделать. Просто я закрутилась со всеми этими событиями извне и не смогла выбрать времени, чтобы к нему заехать. А сейчас, наверное, уже поздно: на дворе вечер, и рабочий день майора уже закончен. Он уже наверняка дома пиво с воблой пьет. И лучше всего наведаться к нему завтра с утра. Думаю, Авдеенко сообщит мне хоть что-то, что пролило бы свет на творящуюся вокруг моего клиента заваруху.

– Ладно, – Куропаткин к этому времени уже опустошил свою тарелку и отодвинул ее. – Все вроде решили, я поеду, пожалуй.

Первоначально я думала о том, что наша беседа будет более обстоятельной. Но, как уже говорила, сменившееся настроение Куропаткина меня насторожило. Оно явно свидетельствовало о том, что Николай Иванович не собирается пускаться в откровения. Договорились о сути поведения – и все.

– Николай Иванович, – спросила я на ходу, когда Куропаткин направился в прихожую. – А что же вы не отвечали на мои звонки, когда я ждала вас в кафе? Могли бы хотя бы сами позвонить, сказать, что живы-здоровы, просто спустило колесо…

– Телефон сломался, – коротко ответил Куропаткин.

– А-а-а, – протянула я. – Что ж, сочувствую.

– Да ладно, сейчас новый куплю, делов-то, – проговорил Куропаткин и, попрощавшись, исчез за дверью.

Ильичев, стоявший позади меня, подавил зевоту. Он все еще находился под воздействием снотворного и явно клевал носом.

– Сколько сейчас времени? – осведомился он у меня.

– Идите спите до завтра, – спровадила я его. – Надеюсь, сегодня уже ничего не произойдет.

На всякий случай я позвонила Темниковой, чтобы узнать, в каком она состоянии. Голос у Елены Константиновны был пьяным. Видимо, она сильно переживала смерти дочери и ее отца, случившиеся одна за другой, и пыталась заглушить боль таким вот стандартным способом, являвшимся очень коварным.

– Они оставили меня совсем одну… – со слезой проговорила Темникова. – Одну… У меня больше никого нет. Зачем мне теперь жить?

– Елена Константиновна, вы постарайтесь успокоиться, – посоветовала я. – И лучше всего сейчас ложитесь спать.