"Я люблю тебя" во время особенно хорошего секса или во время совместного смеха, чего он едва ли даже замечал. Постепенно, однако, частота и глубина этого выражения возросли до такой степени, что она повторяла его каждый раз, когда он целовал ее на прощание или желал спокойной ночи, каждый раз, когда они разговаривали по телефону, каждый раз, когда они заканчивали заниматься сексом. Иногда она смотрела ему в глаза и признавалась в любви за обеденным столом, или когда они вместе сидели на диване, или когда они потягивали напитки на заднем сиденье лимузина по дороге куда-нибудь.
Джейк всегда чувствовал себя неловко в такие моменты, не зная, что сказать. Он не сказал ей, что любит ее в ответ, потому что знал, что это неправда. Она нравилась ему как личность, как собеседница. Он испытывал сексуальное вожделение к ее телу. Он наслаждался ее обществом, наслаждался тем, что она жила с ним и была его девушкой. Но любовь? Нет, даже близко.
Джейк уже два с половиной раза в своей жизни был романтически влюблен в женщину. Первой была Мишель Борроуз, которая поставила ему ультиматум: либо бросить музыку и стать респектабельным членом общества, либо потерять ее (и которая затем, годы спустя, продолжила вести свой дневник провокационной лжи и полуправды). Второй была Анджелина Хэдли, официантка, с которой он работал в Голливуде во время записи первого альбома Intemperance. В последний раз он видел ее, когда заходил в автобус для первого тура, где он потерялся в дымке сильного опьянения и бесконечном количестве поклонниц, готовых проделать с ним любую извращенную вещь. Он так и не набрался смелости позвонить ей, написать ей или поговорить с ней снова. Последнее, что он слышал, что она пристрастилась к наркотикам и проституции и отбывала какой-то срок в окружной тюрьме Лос-Анджелеса. Наполовину возлюбленной была Минди Сноу, актриса, сыгравшая набожную дочь, посещающую церковь, в давнем семейном телевизионном шоу "Медленная дорожка". Он был уже на пути к тому, чтобы влюбиться в нее, когда обнаружил, что она встречается с ним только для того, чтобы избавиться от образа хорошей девочки, которым ее обременяли.
Джейк знал, на что похожа любовь, знал, что это ощущение невозможно спутать с чем-то другим, знал, что если спросить себя, влюблен ли ты, ответ, как правило, будет "нет". Он не любил Рейчел и не собирался говорить, что любит ее, просто чтобы успокоить. Этот путь не привел ни к чему, кроме неприятностей.
Они спустились вниз к ужину точно вовремя, как раз когда Эльза закончила накрывать на стол. Эльза подала каждому по тарелке с курицей, политый пармезаном в домашнем соусе для пасты, и плавленым сыром с чесночным хлебом и ригатони на гарнир. В отдельных мисках она подала свежий салат с итальянской заправкой. Она налила каждому из них по бокалу охлажденного Шардоне и оставила открытую бутылку в центре стола. Ни Джейк, ни Рейчел не пригласили Эльзу присоединиться к ним. Они уже давно усвоили, что она категорически отказывалась преломлять хлеб со своим работодателем или его гостями.
"Это просто не подобает приличиям", - неоднократно заявляла она.
Еда была такой же вкусной, как и все, что она готовила. Джейк съел две порции всего, а Рейчел - по меньшей мере полторы.
"Завтра по крайней мере еще двадцать минут на беговой дорожке", - заявила Рейчел, когда наконец отодвинула тарелку.
Пока Эльза убирала посуду после ужина и проводила последнюю проверку дома на вечер, Джейк и Рейчел вышли на балкон за пределами главной спальни. Они распили вторую бутылку вина и наслаждались теплом вечера, любуясь городскими огнями Лос-Анджелеса.
"Хочешь поплавать?" Спросила Рейчел, когда вино было допито.
"Конечно", - сказал Джейк, вставая. "Давай сделаем это".
Они вернулись в спальню и быстро разделись догола. Они надели халаты, а затем снова вышли на балкон и спустились по лестнице на задний двор. Включились охранные лампы, залив каждый дюйм заднего двора ярким, стерильным светом. Джейк подошел к панели управления у входа в гостиную, набрал код и отключил все, кроме освещения бассейна. К тому времени, как он закончил это задание, Рейчел уже была в бассейне, ее гладкое обнаженное тело скользило прямо под поверхностью.
Джейк бросил халат на один из шезлонгов из красного дерева и голышом подошел к трамплину для прыжков. Он взобрался на него, сделал четыре шага и прыжок и взмыл в воздух, распрямив тело и нырнув в бассейн почти без всплеска. Температура воды была восемьдесят один градус, всего на несколько градусов теплее воздуха, и приятно освежала. Он проплыл вдоль дна и вынырнул на мелководье, сделав несколько вдохов.
"Отличное погружение", - сказала Рейчел, подплывая к нему.
"Да", - сказал Джейк. "Однажды я чуть было не попал в олимпийскую сборную по прыжкам в воду, но вместо этого решил стать подонком-музыкантом".
"Я думаю, ты сделал мудрый выбор", - сказала она, прижимаясь к нему своей влажной наготой, ее груди терлись о его грудь.
Он скользил руками вверх и вниз по ее спине, наслаждаясь ощущением ее гладкой кожи под кончиками пальцев. Они поцеловались, сначала нежно, но быстро разогревшись до долгих, роскошных поцелуев открытым ртом с большим количеством языка. Ее соски затвердели на его груди, а его мужское достоинство затвердело на ее животе. Она наклонилась и начала ласкать его, ее рука была мягкой и нежной, раскрывая его весь потенциал.
"Трахни меня, Джейк", - прошептала она ему на ухо. "Трахни меня прямо здесь, в бассейне". Она изогнулась всем телом вверх, пытаясь выровнять его эрекцию со своим отверстием.
"Сядь на край бассейна", - сказал Джейк, поворачиваясь всем телом так, чтобы она не могла установить связь. "Я тебя съем".
"Я не хочу, чтобы меня съели прямо сейчас", - сказала она, покусывая его ухо, позволяя своему языку омыть мочку слюной. "Я хочу, чтобы меня трахнули. Я хочу, чтобы меня трахнули жестко".
"Тогда давай вернемся наверх", - сказал он.
"Я хочу сделать это здесь, Джейк", - умоляюще сказала она. "Вставь это в меня".
"У меня нет с собой резинки", - сказал он. "Нам нужно вернуться наверх, если ты хочешь потрахаться, или тебе придется подождать, пока я сбегаю туда и спущусь обратно".
Ее руки сжались на его спине. Ее лицо отстранилось от него. В ее глазах был гнев. "Почему тебе нужна резинка каждый чертов раз, когда мы занимаемся любовью?" - спросила она. "Я принимаю таблетки, Джейк. Я говорила тебе это тысячу раз!"
"И я говорил тебе тысячу раз, это