Читать интересную книгу Сожженные мосты - Александр Маркьянов

Надо только пройти несколько километров по лесу, к дорогам не выходить. У него, кроме газовых патронов к револьверу есть и настоящие, и есть еще пистолет, хороший пистолет. Он служил в специальной полиции, в лесу он ходить умеет, выживет. Потом надо угнать машину. Недалеко от Загреба есть тайник, там он спрятал еще деньги, одежду, оружие и три комплекта документов, два из них чистые, в том числе паспорт подданного Священной Римской Империи Германской Нации, он отнял его у контрабандиста, сильно похожего на него внешне. Любой нормальный, не щелкающий клювом полицейский за пару лет службы обязательно обзаводится небольшим капиталом, хотя бы одним нелегальным стволом и хотя бы одним чистым паспортом на всякий случай.

А сербы… а нехай этих сербов! Пусть их воюют.

Подобрав дипломат, поручик пробежал несколько десятков метров по щебенной насыпи, чтобы не было следа, идущего от машины в лес. Там была речка, он пошел по ее берегу в лес. Несколько километров — и свободен…

Сильно побитый пулями, с сорванными экранами и элементами динамической защиты танк, заехав в какой-то заброшенный цех металлургического завода отвечал огнем из спаренного с пушкой пулемета. Снаряды еще не кончились, было еще немного — а вот к крупнокалиберному все ленты, их было пять по сто плюс та, что в пулемете — закончились. У танка были еще и гранатометы, заряженные осколочными гранатами — на случай, если танк будет подбит и окружен пехотой, но как ими пользоваться казаки не знали. И хорошо, что не знали…

Казаки сидели в танке, оглохшие, надышавшиеся пороховых газов — как избавляться от стреляных гильз они не знали, продува канала ствола то была автоматическая, а вот в гильзах оставалось. Когда по танку бил осколочно-фугасный, им казалось что они находятся внутри огромного колокола.

Но самое главное — они были живы. Все.

— Что делаем то? — Чебак закашлялся, он был красный как рак, чуть не угорел. Ладони были обожжены от гильз.

— Что-то… Что осталось то… — крикнул с места мехвода Певец, уже окончательно в этой роли освоившийся. А что — штурвал и педали, коробка полуавтомат, знай рули. Конечно, если были бы ПТУР — недалеко бы дорулили — но…

— Шесть… Кажется.

— А к пулемету?

— А черт знает. Есть сколько то…

Сотник Велехов сунулся вниз, он тоже оглох от огня крупнокалиберного пулемета, но был жив….

— Добиваем БК и уходим…

— Давай вперед!

Рыкнул дизель, танк покатился вперед, попирая гусеницами бетон. Стоило выкатиться из-под прикрытия — по танку открыли огонь.

— Левее! Они за тем строением!

— Певец, давай разворот вправо, примерно двадцать…

— Целься!

Казаки так и не освоили поворот башни, не могли поднимать пушку ни вверх, ни вниз — но стрелять освоили. По технике… ее и осколочно-фугасный выбивал, а местные бронетранспортеры были большими уродливыми коробками на колесах. По живой силе… они били по зданиям, и живую силу косило разлетающимися осколками. Помогал и пулемет — им то можно было работать как угодно, вверх, вниз…

— Огонь!

Ухнула пушка, запахло пороховыми газами. В километре, там где была железнодорожная станция — вставал бурый столб разрыва.

— Соболь проскочил?

— А бес его знает… Кубыть проскочил…

Оставив и заминировав танк, они перебежками продвигались к центру города. Стрельба была спорадической — то вспыхивала, то стихала, то снова вспыхивала, но уже в другом месте. Что-то уже горело, улицу перекрыли грузовиками, по меньшей мере, в двух местах. Где-то стучал крупнокалиберный пулемет, размеренно, солидно и жутко.

— Давай, я прикрою…

Сотник перебежал через дорогу, сверху откуда-то выстрелили, но очень неточно, пули ударили по асфальту в нескольких метрах, оставили выбоины и отрикошетили. За спиной несколько раз хлопнула винтовка…

— Давай!

Теперь прикрывал уже Велехов, под прикрытием его винтовки дорогу перебежали остальные. Чебак сильно отравился, до сих пор был красным и шатался как пьяный.

— Как? Добежишь?

Чебак сделал зверскую морду.

— Вас перегоню…

— Тогда двигаемся.

Проулком — здесь не стреляли и никого не было, только мусорные контейнеры стояли, они перебрались на соседнюю улицу. Здесь было много заборов из сетки-рабицы, они были почти между всеми домами, напоминая что это все же не обычный город — и путь преграждают, и видно через них и не скроешься, стрелять можно. Но тут забор кто-то повалил, вырвал с мясом. Если в городе держать оборону — теперь эти заборы станут проблемой уже для самих хорватов.

— Соболь!

Желтый грузовик стоял у одного из домов, около него толпились сербы. То, что привез этот грузовик было как нельзя кстати — двадцать с лишком тонн груза.

— Козаки! Не пуцать! Не пуцать!

Несколько человек, уже получивших оружие охраняли раздачу.

— Драганка!

Девушка, увидев Чебака налетела на него, да так что он от неожиданности и слабости свалился с ног, и они вдвоем полетели на дорогу, на асфальт.

— Ты ранен?!

— Так и здорового сшибешь… — засмеялся кто-то…

— А Радован? — спросил громко сотник, ни к кому конкретно не обращаясь…

— Расстреляли Радована, пан казак… — ответил один из сербов, уже вооружившийся, Велехов видел его раньше, хоть и не знал по имени — он раненый был, всех раненых хорваты добили. Нет больше Радована…

— Твердо решил?! — сотник испытующе смотрел на Чебака. Дело было уже в лесу, в нескольких километрах от Пожареваца. Где-то левее кружился, стрекотал вертолет, с разных сторон до доносился то затихал грохот выстрелов, Чебак от чистого лесного воздуха уже оправился, выгнал из легких отраву. Рядом с ним стояла Драганка, сжимая в руках трофейную снайперскую винтовку с глушителем — мощное, точное и убойное оружие. За ними стояли еще несколько сербов, примерно два десятка.

— Твердо, господин сотник. Не отпустите добром — уйду сам, знаете, без воли казака нет. Христом Богом прошу, господин сотник.

— Да ты не христобожничай… — раздраженно сказал Велехов — понимаешь, что скорее всего не выйти отсюда? Надо к границе прорываться, сразу, прямо сейчас, иначе конец. Что за вожжа тебе под хвост попала? То с бандюками боролся — а теперь сам стать бандюком хочешь. Разве дело это для казака, что я Кругу скажу?

— Так и скажите, господин сотник — за правое дело, за браты своя и голову сложить не грех. А здесь браты мои. И жена.

Сотник посмотрел на стоящих за ним казаков, Певца и Соболя. И Божедара… с ними были и сербы, те кто решил прорываться в родную уже Польшу сразу. За Чебаком стояли те, кто решил задержаться в Австро-Венгрии и погулять здесь.

— Право, дай дозволу, пан сотник — улыбнулась Драганка — не пропадем. Погуляем и выйдем с честью.

— Дело твое… — решился сотник.

— Спасибо, господин сотник. Удачи вам.

— Храни вас Дева Мария и святой Лазарь[513] — перекрестила их Драганка.

— И вам помогай Господь… — сотник кое-что вспомнил — ты мне только вот что скажи. Когда сюда шли — твой отец к нам в расположение ходил?

— Ходил, пан сотник — вспомнила Драганка — было…

— А с кем он из наших гутарил, не знаешь?

— Он никогда о том не говорил. Молчал. Ну…

— Не прощаемся — отрезал сотник. Потом повернулся и пошел… ему надо было вывести с враждебной территории два десятка людей, и почти без оружия, оружие они оставили тем, кто оставался здесь. Сотник Велехов еще не знал, что там, куда они идут, в Виленском крае уже взметнулось, и высоко взметнулось в небеса страшное пламя рокоша…

07 июля 2002 года

Великая Хорватия

Окрестности Пожареваца

Надменный черный седан-лимузин Штайр-Даймлер-Пух, сопровождаемый конвоем из бронетранспортера и грузовика с пулеметом и пехотой остановился возле штабной машины — неуклюжего бронированного ящика на колесах — стоящего прямо на дороге, сейчас закрытой для проезда гражданского транспорта. Сейчас рядом с ним стояли целых пять легких гусеничных транспортеров пехоты типа Steyr, стволы их скорострельных пушек были направлены в лес, зловеще чернеющий метрах в двадцати от дороги. Здесь, на юге Европы лес никогда не подступал вплотную к дороге, его вырубали.

Грохнули по асфальту подкованные сапоги — в австро-венгерской армии до сих пор было принято подковывать сапоги небольшими подковами, бойцы специальной охранной роты разбежались, обеспечивая периметр. Только после этого из лимузина вышел среднего роста толстяк — он ходил, переваливаясь и его лицо было красным от пьянства. В армии, тем более в хорватских частях Рудольфа Добеля просто ненавидели, и он ничтоже сумняшеся отвечал армии тем же.

Документов у Добеля не проверили, дверь в мобильный штаб он открыл с грохотом, чуть не сорвав.