широкая его часть, где в боевом строю их ожидал греческий флот.
Выйдя из узкого водяного коридора, где справа были аттические скалы, а слева – Саламин, царские суда входили в такой же узкий коридор, где справа были все те же аттические скалы, а слева – бортами друг к другу, окованными носами к врагу – длинный, длинный ряд греческих кораблей.
Первыми в царском флоте плыли финикийские корабли, потом – ионийские, киликийские, памфилийские, египетские. Нужно было далеко проскользнуть по водяному коридору, развернуться под самым носом у вражеских кораблей и встать к ним лицом. Это было трудно. Места было мало, и времени было мало: сзади напирали новые и новые суда.
Когда головные корабли персов уже развернулись, средние еще плыли вперед, а задние сгрудились в проливе, со стороны греков грянула труба, вспенилось море под веслами, и вся цепь их медноносых судов двинулась вперед, разбегаясь все быстрей с каждым взмахом гребцов. Царский флот принял удар. Все смешалось в проливе: треск бортов, скрип весел, крик бойцов, лязг оружия, стоны раненых взлетели над битвой к золотому ксерксову трону. Суда сцеплялись крючьями, проламывались под таранами, бились о берега, рассыпались обломками, тонули. Люди, убитые, раненые, живые, громоздились на бортах, скользили, падали в море и захлебывались в кровавой воде, а над их головами с треском сшибались новые и новые корабли.
Геродот пишет, как афинский корабль гнался за кораблем Артемисии, царицы его родного Галикарнаса; Артемисия спаслась, неожиданно ударив и потопив соседний, персидский же, корабль, – афиняне решили, что она передалась к ним, и перестали гнаться за ней.
Геродот пишет, как ионийский корабль потопил корабль афинский, а эгинский корабль подоспел и потопил ионийский, а ионяне, метатели копий, держась за обломки бортов и мачт, копьями сбили эгинцев с их корабля и, подплыв, захватили его сами.
Геродот пишет, как эгинский вождь Поликрит отбил у врагов тот корабль, где томился в ранах захваченный персами отважный Пифей, его земляк, а потом, случайно встретив в разгаре боя корабль Фемистокла, во весь голос крикнул ему через борт: «Ну, что, Фемистокл, ты и теперь будешь говорить, что эгиняне – изменники?»
«Большинство варварских кораблей погибло в сражении при Саламине, причем одни из них были уничтожены афинянами, другие эгинянами, – пишет Геродот, – Так как эллины сражались строем, все на своих местах, а варвары не успели еще выстроиться и ничего не делали со смыслом, то неизбежно должно было случиться то, что случилось. Варвары в тот день бились отважно, потому что каждому из них казалось, что на него смотрит сам великий царь. Но когда передовые их корабли повернули назад, они стали гибнуть без числа и счета, потому что задние корабли рвались вперед, желая тоже отличиться пред царем, и сталкивались в тесном проливе со своими же убегающими передовыми».
«Наибольшую славу в этой битве стяжали среди эллинов эгинянин Поликрит и афинянин Аминий – тот, корабль которого первым сцепился с вражеским кораблем и который потом гнался за Артемисией. Если бы он знал, что на том корабле – Артемисия, он непременно бы взял ее в плен, ибо за голову Артемисии была назначена награда в десять тысяч драхм: так сильно негодовали афиняне на то, что женщина пошла в поход против них. Но она, как сказано, ускользнула; с нею вместе бежали и укрылись в афинской гавани все уцелевшие варвары с их кораблями».
Западный ветер подул, подхватил в проливе несчетные корабельные обломки и понес, колыхая, их к берегу Аттики, к месту, называемому Колиады. Так исполнились слова одного прорицателя, которые были произнесены за много лет до того и которые тогда никто не понял:
– Будут жарить на веслах тунцов колиадские жены.
Как царь Ксеркс воротился в Азию
Мардоний сказал Ксерксу:
«Не печалься, царь, и не думай, что войско твое побеждено. Не корабельные бревна, а люди и кони решают исход войны. Не персы и не мидяне, а финикийцы, киликийцы и прочие рабы твои оказались перед тобой нерадивыми воинами. Двинь твое войско к перешейку – и ты увидишь, что те же самые греки, которые были так храбры на кораблях, побегут перед тобою на суше. Или же, если хочешь, – возвращайся в Азию, а здесь оставь меня и триста тысяч настоящих воинов – и через год Греция будет твоей».
Царь задумался. Он отпустил Мардония и приказал позвать Артемисию. Он сказал: «Ты давала мне совет перед битвой, и он оказался лучшим; дай мне совет после битвы, и я последую ему».
Артемисия сказала: «Сделай так, как советует Мардоний: оставь его с войском, а сам воротись в Азию. Если Мардоний будет победителем, то честь победы достанется не ему, а тебе; если Мардоний будет побежден, то позор поражения ляжет не на тебя, а на него. Ты шел сжечь Афины – ты сжег Афины; дело твое сделано, вернись к своему народу».
Ксеркс сделал так, как сказала Артемисия. Триста тысяч человек он оставил с Мардонием – это были персы, мидяне, бактрийцы, саки, индийцы, пешие и конные, а из других народов – только самые красивые, сильные и храбрые бойцы. Весь остальной многоязычный сброд он увел с собой, потому что пользы от него в Греции было мало.
Когда Ксеркс собрался выступать в обратный путь, в его лагерь пришел посол от спартанцев. Встав перед царем, гонец сказал: «По велению оракулов спартанцы требуют, чтобы ты, царь персов, искупил свою перед ними вину: ты убил царя их Леонида, когда тот защищал отечество». Ксеркс с трудом понял, чего от него хотят. Он рассмеялся. Показав на Мардония, он сказал: «Вот кто будет искупителем». Спартанец выслушал это без улыбки, кивнул головой, повернулся и удалился.
Сорок пять дней шел Ксеркс от Греции до Геллеспонта. С ним были парфяне и сагартии, ликийцы и ливийцы, согды и эфиопы, утии и парикании. Шли в Азию по той же дороге, по которой пришли из Азии. Все вокруг было съедено, разорено, вытоптано. Воины рвали плоды, выдергивали траву, сдирали кору с деревьев, болели, падали и умирали. До Геллеспонта дошли немногие. Мост давно был разрушен бурями, обломки бревен и клочья канатов виднелись в прибрежном песке. Через пролив перебирались на лодках. За проливом начиналась Азия. Здесь было зерно в полях и скот на пастбищах. Изголодавшиеся люди бросались на хлеб и мясо и умирали из-за того, что отвыкли от пищи.
Рассказывали, будто однажды на корабле Ксеркс попал в бурю. Корабль был полон знатной свитой. Кормчий сказал: «Государь, если мы не