своих сыновей, ни тем более на Молли.
– Расслабься, папа. Мы сами со всем справимся, – сказал он.
– Я не хочу, чтобы вы справлялись! – взревел Джеймсон, сжав в руке край простыни. – Я хочу знать, что происходит.
Поняв, что его отец будет на них кричать, пока не получит ответа, Мак поморщился. Они должны сказать ему что‑то, во что он поверил бы. Как назло, Маку ничего не приходило в голову.
Внезапно Молли придвинулась ближе к Джеймсону, и Мак понял, что она собирается ему сказать.
– Мол, не делай этого.
– Я должна, – ответила она, не сводя глаз с его отца. – Я должна, Мак. Я больше не могу носить это в себе. Он заслуживает знать.
Джеймсон накрыл ее ладонь своей огромной ладонью:
– О том, что ты украла у меня две тысячи, кода была ребенком?
Рот Молли открылся от потрясения. Мак почувствовал, как у него самого вытягивается лицо. Неужели Джеймсон все эти годы знал о ее проступке? Мак посмотрел на Гьяду, которая тоже не выглядела удивленной. Пятнадцать лет назад ее здесь не было, следовательно, Джеймсон недавно рассказал ей о том, что сделала Молли. Насколько близки эти двое?
– Ты знал? – прошептала Молли.
– Да. С того самого дня, когда ты их взяла.
– Но как ты догадался, что это была я?
Джеймсон пожал плечами:
– Мне не составило труда это вычислить. Кроме мальчиков, ты была единственной, кто знал, что я держал деньги в жестяной коробке из‑под чая.
– Это знали все, Джей, – заметила Гьяда.
Джеймсон закатил глаза:
– Молли была единственной, у кого был доступ в мой кабинет и у кого в то время были финансовые трудности.
По щеке Молли покатилась слеза.
– Мне так жаль. Я знала, что поступаю неправильно, но…
– Но вам грозило выселение из дома, и твои родственники велели тебе найти деньги, – закончил за нее Джеймсон. – Ты была ребенком, Молли. Они не должны были перекладывать решение проблемы на твои плечи.
– Я тебя обокрала, – произнесла Молли дрожащим голосом. – У меня есть деньги на банковском счете. Я верну тебе их с процентами, которые набежали за пятнадцать лет. – Отстранившись, Молли поднялась, и Мак заметил, что она вся дрожит. – Почему ты не сказал мне, что все знаешь?
– Я ждал, когда ты признаешься мне в содеянном. Я чуть не сказал тебе, когда ты отклонила мое предложение оплатить твое обучение в колледже. Потом я думал, что ты признаешься, когда вернулась в «Мунлайт ридж», чтобы работать на меня, но ты этого не сделала. Я решил, что ты сделаешь это, когда будешь готова, или вообще не сделаешь. В любом случае твой детский проступок никак не повлиял на мое отношение к тебе. Несмотря ни на что, я тебя люблю и горжусь тобой.
Молли потупилась:
– Как ты можешь так говорить? Я сделала то же, что сделал мой отец, – обокрала тебя.
Глаза Джеймсона сверкнули от гнева.
– Твой отец был взрослым мужчиной. Он украл деньги из‑за своего пристрастия к азартным играм. Я предлагал ему помощь, но он предпочел меня обокрасть. Единственным из Хаскеллов, кто понимал серьезность его преступления, была ты, Молли. Ты была ребенком, но ты инстинктивно понимала, что хорошо, а что плохо. Твоя семья, к сожалению, этого не понимала.
Джеймсон похлопал по матрацу, и, когда Молли снова села рядом с ним, приложил ладонь к ее щеке. Тронутый нежностью, которой наполнились глаза его отца, Мак сглотнул.
– Это было тяжелое время, Молли. Я был слишком занят заботой о Трейвисе и совсем не уделял внимания своим остальным сыновьям.
Джеймсон встретился взглядом с Маком, и тот, прочитав в его глазах искреннее сожаление, понял, что с прошлым покончено и пришло время начинать строить радостное будущее. Мак кивнул и улыбнулся отцу в знак того, что принял его извинение.
Джеймсон снова посмотрел на Молли:
– К тебе я тоже был невнимателен, дорогая. Я знаю, что тогда ты чувствовала себя одинокой и потерянной. Я узнал, что твоя семья испытывает финансовые трудности, и внес арендную плату за шесть месяцев, чтобы вас не выгнали из дома. Это было за неделю или две до того, как ты взяла деньги. Я был слишком занят и забыл тебе сказать. Тебе следовало прийти ко мне, Молли.
– Я знаю, но у тебя тогда были семейные проблемы.
Джеймсон раздраженно вздохнул:
– Ты член моей семьи, Молли. С того момента, как умер твой отец, ты стала моей дочерью. – Он положил ладонь себе на грудь, и его темные глаза заблестели от слез. – Так решило мое сердце. Тебе следовало мне признаться много лет назад.
Молли прикусила край нижней губы.
– Я знаю. Прости, что не сделала этого.
– Я никогда не держал на тебя зла. – Он поманил ее пальцем: – Иди сюда, моя девочка.
Молли положила голову ему на грудь и разрыдалась. Мак посмотрел на Гьяду, которая промокала глаза салфеткой, и почувствовал, что к его глазам тоже подступили слезы.
Подойдя к окну, он задумчиво уставился на парковку. Теперь, когда он убедился, что отец в порядке, его главной целью стало вернуть Молли. Она была нужна ему в качестве жены и матери его будущих детей. Он не представлял себе дальнейшей жизни без нее. В течение последних пятнадцати лет он существовал, а в последние два месяца он жил, смеялся и любил.
Борьба за сердце Молли будет главной в его жизни. Он должен во что бы то ни стало ее вернуть, если не хочет потерять себя.
Уезжая из больницы, Молли испытывала душевное опустошение и сильную усталость. Поскольку этот день был уже безнадежно испорчен, она решила заодно съездить к своим родственникам и навсегда разорвать отношения с ними.
Сидя за рулем автомобиля, Молли смотрела на дом, который купила когда‑то для своей матери. Она заметила, что краска на оконных наличниках облупилась, а газон был давно не стрижен. На подъездной дороге стоял грузовик, из‑под которого текла по асфальту струя масла, а неподалеку от него под деревом лежал ржавый велосипед. Он валялся там уже лет десять, может, больше.
Это не ее дом, и с живущими в нем людьми ей не по пути. Причина была не в их бедности, а в том, что они не пытались ничего делать для того, чтобы изменить свою жизнь в лучшую сторону. Они всегда шли по пути наименьшего сопротивления, строили из себя невинных жертв, постоянно лгали Молли и использовали ее.
Заглушив мотор, Молли выбралась из машины и направилась к двери по потрескавшейся асфальтовой дорожке. Услышав за спиной шум подъезжающего автомобиля, она