к действительным взглядам Христа и апостолов. Тут нельзя даже говорить об эволюции христианского взгляда на брак – так велико различие между обеими позициями, оригинальной и поздней. Ни одна религия до того не выдвигала перед мужчиной и женщиной столь несообразное с целями природы требование – предпочитать полообщению девство и тем самым де-факто предпочитать продолжению рода «человек» его прекращение.
Вопрос о достаточности легитимации таких идеалов, равно как и легитимации авторитетов, к которым они восходят, поднимается отцами неохотно, и если бы была их воля, то он не поднимался бы вовсе. Доверие к вере превосходит доверие к разуму, особенно в тех случаях, когда идеал или требование очевидно абсурдны. Тогда вступает в силу знаменитое Тертуллианово «Верую, ибо абсурдно». Ни одна религия никогда не была так враждебна природе человека в своих установлениях, касающихся взаимоотношений полов, как христианство. Вековая традиция брака была прервана Христом и отцами, брак утратил свою важность и своё высокое значение. Соперница брака – девственница, её оружие против брака – девство. Отцы самолично вручили ей это оружие, уверив её, что девство более пристало ей, чем любовь и материнство. Противоразумные идеалы такое же порождение мысли, как и разумные, и так же могут отстаиваться и обосновываться. Границы рассудка человека узки, но широки границы его фантазии – настолько широки, что он способен даже девство превратить в высокую ценность и противопоставить его любви и материнству как ценностям низшим.
Но христианство не может себе позволить открыто осуждать институт брака, поскольку этот институт учреждён Богом через сотворение первых людей мужем и женой. Если бы Бог был против брака, он сотворил бы первых людей только мужчиной и женщиной. Есть глубокое различие между ветхозаветным и новозаветным отношением к браку. Последнее стало возможно благодаря культу девства. Восхваление девственности в таких масштабах, как это имело место в IV–VI вв., – явление исторически новое, и оно тем более неожиданно, что какого-либо особого учения о девстве у христианства нет. Культ девства сложился неожиданно и неоправданно, в сущности, случайно, потому что тех немногих слов, которые были сказаны Христом в похвалу девства, не могло быть достаточно для обоснования такого масштабного культа. В рамках этого культа христианство фактически выступило против брака как формы союза между мужчиной и женщиной. Замечательно тут несоответствие между ничтожностью причины и масштабностью следствия. Достаточно оказалось нескольких слов гонимого отовсюду уличного проповедника, чтобы этим словам, чреватым для человечества самоуничтожением, поверили и стали следовать.
На передний план явилась новая, специфически христианская добродетель – украшение себя целомудрием. Но по-прежнему не были объяснены смысл и цель этой добродетели. Бог Отец нигде не требует от сотворенного им человека такой жертвы – пожизненного целомудрия. Этим требованием будущие поколения христианских богословов были поставлены перед труднейшей задачей – соединить несоединимое: брак и девство, слово Отца и слово Сына. Сказать, что прекрасны и брак, и девство, но девство лучше, – это как сказать, что прекрасно деторождение, но бездетность лучше, или что прекрасно иметь спутника жизни, любимого и надёжного, но одиночество лучше. Кроме того, непонятно в этом случае, зачем было Богу сотворять два пола. То, что такой культ мог сложиться и утвердиться, заставляет усомниться во всесилии разума. В чём состоит преимущество человека, обладающего даром мысли, над неразумными земными и морскими тварями, если мысль способна увести его так далеко в сторону от предназначенного ему природой пути? Нет среди неразумных тварей ни одной, которая бы могла бы захотеть добровольно обречь свой род на вымирание. Тварь не понимает, для чего она соединяется с другой тварью, она интуитивно следует инстинкту. Человек понимает это и, понимая, готов добровольно не следовать своему инстинкту ради будущего Царствия Божия, которое ему неопределённо обещается. У Тертуллиана это сформулировано так:
«…многие особы обязываются хранить беспрерывное девство и для приобретения Царствия Божия лишают себя такого удовольствия, которое могло бы им быть позволено»[164].
Тут неизбежно возникает вопрос – может быть, самый важный и самый решающий для человека: так ли надёжно то средство, на которое он привьж полагаться как на своё главное преимущество перед другими живыми тварями, – разум? Не гораздо ли надёжнее инстинкты? Разум не может дать человеку верных ответов на его вопросы о Боге, он придумывает свои ответы. Таким образом, он обслуживает самые высокие запросы духа – религиозные, и в этом смысле разум, несомненно, служанка религии. Но знание о действительном Боге недоступно ему. Оттого ответы всех религий на важнейшие для человека вопросы, в том числе о Боге, различны. Это не ответы свыше; это ответы его разума; они не удовлетворяют его, но иных у него нет.
Абсурдность требования предпочитать девство браку настолько очевидна, что нет смысла задерживаться на нём. К этому требованию со стороны христианства добавляется второе абсурдное требование, тоже восходящее к Христу: для тех, кто всё же решается на брак, Христос объявляет недопустимым развод, делая исключение лишь для случая прелюбодеяния со стороны жены. Брак тем самым обретает статус рабского состояния, от которого нет освобождения. Заключаемый добровольно брачный союз не может быть добровольно расторгнут. В целом формула, под которую подводим христианский канонический взгляд на брак, такова: не женись; но, если женился, не разводись. Жизнь показывает, что абсурдно и неприемлемо для человека то и другое. Избежать развода возможно, избрав изначально одиночество, но сам этот выбор ещё более абсурден, чем даже пожизненная связь с нелюбимым человеком. Где и кем санкционирован запрет на развод? Христианство не обосновывает этот запрет, потому что ссылка на слова Христа «кто разведётся с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует»[165] не может считаться серьёзным обоснованием. Христос приводит ещё один аргумент в пользу запрета на развод: что Бог сочетал, того человек да не разлучает. Но Богу безразлично, в каких формах осуществляется продолжение рода. Для него недопустимо прекращение рода «человек», но не отмена брака. Брак – разумное установление человека, проверенное опытом многих поколений и явившееся много раньше всех нынешних религий, включая христианство. В Ветхом Завете нет запрета на развод. «Оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одной плотью». Эти слова, приписываемые Богу, в действительности произнесены Адамом. Но какое отношение мог иметь первый человек к божественному законодательству? Эти слова, произнесённые не Богом, и произнесённые лишь в библейском мифе, ни к чему не обязывают человека. Выражением «будут два одной плотью» предполагается прочность отношений, но не невозможность для обоих разорвать отношения, если они для них невыносимы.