Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-то у меня… с легкими, – приврал Коковцев.
– Поправляйтесь! Федя говорил, что на «Владимире Мономахе», близ наследника, вы раньше срока станете кавторангом…
Стороною Коковцев пронюхал, что от Дубасова бежали куда глаза глядят уже три старших офицера, а теперь он стал уповать на «покладистого» лейтенанта Коковцева, который сразу сказал себе: basta! Отличный моряк, но махровый реакционер, Дубасов из гаваней Триеста, где околачивался его «Мономах», нажал потаенные пружины под «шпицем», и Коковцев получил чин капитана второго ранга. Но этим он Коковцева не соблазнил! Владимир Васильевич не скрывал от жены, что присутствие на фрегате наследника престола, склонного к выпивкам и безобразиям, никак не будет способствовать укреплению дисциплины.
– Но, подумай, какая карьера! – всплеснула руками жена.
– Моя карьера и без того складывается отлично.
– Тебе так повезло, – говорила Ольга. – Когда наследник Николай взойдет на престол, разве он забудет старшего офицера с «Владимира Мономаха»?.. Хотя бы ради наших детей!
– Э, – небрежно ответил Коковцев. – Ты говоришь о детях так, будто они, сиротки, сидят неглиже по лавкам и рыдают от голода. На флоте полно всяких ситуаций не для женского понимания. Когда матрос является с берега пьяным, я ему вежливо говорю: «Ты, пес паршивый, где успел так надраться? Пшшшел в карцер!» И он меня уважает. А при наличии наследника, спроси я матроса об этом, он мне на будущего царя пальцем станет показывать: «Им, значица, можно закладывать, а нам уже и нельзя… Это по какому такому праву?»
Ольга Викторовна уязвила мужа словами:
– Если бы мы не посылали еще и в Нагасаки, я бы об этом тебя и не просила, ты сам хорошо это понимаешь…
– Хватит для меня гаффов! – обозлился Коковцев.
Вспышка семейного скандала продолжения не имела, ибо сияние новых эполет уже отразилось на новых туалетах жены. «В конце концов, – размышлял Коковцев, – чего ты беснуешься, моя прелесть? Леня Эйлер прав: не ты меня, а я тебя осчастливил…» Ольга Викторовна вступала в возраст светской дамы. Беременности не испортили ее фигуры (чего она так боялась!). Коковцеву было приятно не отказывать ей в обновках, которые она шила у Дусэ и Редфрэна, как и Капитолина Николаевна Макарова…
Вскоре газеты донесли весть об ужасающем землетрясении в Японии: там провалилась огромная площадь, унося в небытие сразу несколько городов и 80 000 жизней. Коковцев (тайком от жены) переслал для Окини-сан и сына Иитиро ощутимую сумму денег. Это было дело его совести!
Только теперь, досрочно выслужив кавторанга, Владимир Васильевич убедился, что мир не состоит из одних друзей – бывают еще и завистники. Впрочем, человек широкой души, он оправдывал эту зависть положением о цензе. Больше сорока процентов адмиралов и высших офицеров не имели корабельных вакансий, и хотя флот рос как на дрожжах, но Морской корпус ежегодно штамповал пачки новеньких мичманов, жадных до плаваний и всяческих удовольствий от пребывания за границей. Эта пикантная «безработица» вынуждала офицеров держаться что есть сил за борта кораблей, командиров было не оторвать от мостиков. А недавно закон о цензе еще более ожесточился. Не успевшие отбыть ценза в море стали вылетать в отставку… Коковцев пока что сидел на своих минах прочно, а новое положение о цензе давало плавающим хорошее материальное обеспечение семьям, в случае же гибели мужей их жены получали большую пенсию.
Но Ольга Викторовна уже начинала тосковать:
– Ценз, ценз, ценз… А я совсем не вижу тебя!
На это у Коковцева был готов ответ:
– Ты хочешь быть адмиральшей в молодости?
– Хочу.
– Хочешь быть с титулом ея превосходительства?
– Какая же дура откажется?
– Тогда… терпи. А я буду плавать.
В один из дней Воротников по секрету сообщил зятю, что вопрос о строительстве Сибирской железнодорожной магистрали решен в верхах положительно. Русский рабочий, с удалью размахнувшись, уже забил первый костыль в первую шпалу. Грандиозные просторы обязывали русский народ мыслить в таких невероятных масштабах, какие не снились даже предприимчивым американцам. Но сразу же заволновались японские самураи. Вскоре майор Фукусима, военный атташе в Германии, верхом на лошади проехал за триста четыре дня из Берлина до Владивостока, на родине его встречали как триумфатора. Фукусима двигался вдоль будущей трассы Великого Сибирского пути… Увы, майор Фукусима не был спортсменом – он был шпионом японского генштаба.
В это сумбурное и шаткое время Россия начала сближение с Францией.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Униженная поражением под Седаном, эта чудесная жизнестойкая Франция видела в России естественного защитника свобод, добытых на баррикадах. Монархическая Россия, подозрительная к барабанному бою Берлина, через голову кайзера, оснащенную железным шлемом – фельдграу, протянула руку республиканской подруге, и Александр III, крякнув, вынужден был снять шапку, чтобы выслушать революционную «Марсельезу», зовущую граждан к оружию. Впрочем, как говорили очевидцы, Сашку толкнула Машка, чтобы он не стоял в шапке: гимн есть гимн!
Летом 1891 года Кронштадт встречал французскую эскадру адмирала Жерве; плохо зная русские фарватеры, французы выкатились килями на мель, с которой любезные хозяева сдергивали будущих союзников мощью портовых буксиров. Не знаю, что там думали в эти дни дипломаты, но флотским дамам гости задали немало хлопот: портнихи работали круглосуточно! Это и понятно: одно дело – муж, другое дело – французы. Ольга Викторовна не отставала от других дам, и Коковцев даже упрекнул ее:
– Оставь мне хоть рубль на извозчика… умоляю!
Морское собрание Кронштадта осветилось огнями, чествуя веселых и приятных гостей. Банкетный стол на 500 персон ломился от яств, громадный зал не мог вместить публики, которую рассаживали даже в аванзалах. Парадная лестница благоухала тропическими растениями, столы утопали в аромате цветов, художник Каразин расписал карточки меню, на которых русская баба в кокошнике обнимала француженку во фригийском колпаке. Оркестром в этот день дирижировал Главач, а капеллою детских голосов управлял знаменитый Агренев-Славянский. Стоило французам показаться на лестнице, сразу грянула увертюра из оперы Глинки «Жизнь за царя», после чего был исполнен марш «Salut a la France». Флотские дамы ужасно волновались: все ли сшито как надо? Обратит ли адмирал Жерве внимание на их тюник, который они отделали кружевами, плике и меховой оторочкой.
Но следовало загладить и посадку эскадры на мель.
– Я, – сказал Жерве, – нисколько не жалею, что дорога в Кронштадт оказалась с препятствиями. Тем сильнее станет наша дружба, которой так пылко желает вся Франция…
Дамы заулыбались. После жаркого лакеи салютовали открытием огня из бутылок с игривым французским шампанским.
– А где же водка? – удивился Жерве.
– Подать водки! – скомандовали адмиралы непререкаемо, как привыкли отдавать приказы в плутонги: «Подать снаряды!»
Главач распушил усы и, не сводя глаз с Жерве, берущего с подноса бочок индейки, покрыл шум застолья бравурными звуками «Марсельезы», услышав которую, народ, стоявший на улицах, начал кричать «ура». Все разом поднялись с мест:
– Vive la France! – произносили русские офицеры.
– Vive la Russie! – вторили им офицеры французские…
Так уж случилось, что, опережая потуги дипломатов с Кэ д’Орсэ и Певческого моста, русско-французский альянс начали создавать моряки России и Франции. Всем запомнился день отплытия эскадры, последние слова адмирала Жерве:
– Русские друзья! Ждем всех вас в нашем Тулоне…
Два года Коковцев отслужил флагманским минером (флагмином) на крейсерах второго и первого рангов, побывал в Италии, на Мадере, в Америке и в Палестине. За время его отсутствия Виктор Сергеевич, ездивший в полтавское поместье, погиб в железнодорожной катастрофе. Вернувшись домой, кавторанг застал Веру Федоровну поникшей и растерянной. Умерла и мать Коковцева, не дождавшись сына с моря. Две смерти подряд подрасстроили бюджет семьи, но теща, как видно, не собиралась делиться доходами со своих черноземных десятин.
– А, бог с ними! – говорил Коковцев, отмахиваясь…
Русская эскадра адмирала Авелана отправилась в Тулон, чтобы закрепить союзное торжество, Владимир Васильевич знал, что французы народ экспансивный, но даже он растерялся, когда толпы горожан ринулись на русские корабли, женщины целовали всех подряд без разбора – хоть адмирала, хоть кочегара, матери протягивали русским матросам своих младенцев:
– Ради него! Седану не повториться…
– Франция спасена! Да здравствует великая Россия!
Это была политика не та, о какой глаголят дипломаты на конгрессах, а политика сердца. Военные оркестры гремели маршем «Кронштадт – Тулон»; ухали литавры и завывали геликоны:
Кронштадт – Тулон!Тулон – Кронштадт!Мы победим в борьбе неравной.Кронштадт – Тулон!Тулон – Кронштадт!Вперед, вперед, флоты и армии.
Никто не сомневался, что война с Германией неизбежна.
- Из тупика. Том 2 - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Из тупика. Том 1 - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Честь имею. Том 2 - Валентин Пикуль - Историческая проза