Джейк усмехнулся.
— О нет, детка, не позади. Ты будешь сидеть прямо передо мной, чтобы я мог тебя крепко держать.
Так они в конце концов и сделали. Только Кассандра не была уверена, что поступила благоразумно, пойдя на поводу у Джейка, Она безусловно не могла пожаловаться на погоду — стоял роскошный августовский день, осень наступала лету на пятки, так что температура опустилась до приятного тепла — и на слишком быструю езду, потому что Джейк пустил лошадь тихим шагом, и они наслаждались видом, неспешно обозревая красоты природы.
Пожаловаться она могла только на одно: Джейк прижал ее к себе так крепко, что она едва дышала. Его ладони лежали точно под ее бюстом, и с каждым шагом лошади его большие пальцы задевали ее груди. А от его жаркого дыхания, когда он время от времени что-то шептал, ей делалось неуютно и хотелось поерзать в седле.
Но она боялась ерзать, чтобы лошадь не испугалась и не сбросила их. Да она и шевельнуться не могла; при всяком ее движении Джейк лишь крепче сжимал объятия.
— Тебе хорошо? — спросил он в несчетный раз, прижавшись носом к ее уху и приведя в совершенное смятение.
— Да, — ответила она тонким голосом. О Боже, его рука снова задела ее грудь.
— Ты прекрасна, ты знаешь это, Касси? Красивее, чем все цветы, которые мы сегодня видели. Даже розы перед тобой бледнеют. — Он с нежностью поцеловал ее в шею, и, словно ничего не было естественнее, она обернулась и подставила губы.
Упиваясь медвяными устами, Джейк остановил коня. Надежнее обхватив, он притянул жену к себе так, что она оказалась почти у него на коленях.
— У меня кровь от тебя закипает, детка. Когда я дождусь, что ты станешь моей?
Кассандра не отталкивала его, и тогда Джейк поднял ее, откинул юбки, чтобы не мешали, и развернул так, что она оказалась лицом к нему. Она обняла его за шею, и он прижимал ее к себе.
— Бери его, детка, он твой, — шепнул Джейк, стискивая ее и проникая языком в рот, повторяя его ритм всем телом.
Кассандра знала, что должна быть шокирована тем, что Джейк с ней делает. Но никто не мог увидеть ее неприличного поведения, они слишком углубились в лес. И, Боже, было так хорошо прижиматься к нему, ощущать его отвердевшую плоть. Она вспомнила, как выглядел его член, и ее бедра оросила теплая влага.
Попавшись в сеть желания, она и не подумала возражать, когда его рука скользнула под шелковое белье, а затем дальше и дальше, пока наконец пальцы не соприкоснулись с пульсирующим центром ее естества. Она прижалась к нему, и он принялся умело ласкать ее, поглаживая и теребя, пока ей не показалось, что она сейчас рассыплется на миллион кусочков.
Когда другая рука Джейка начала расстегивать брюки, она наконец поняла, как далеко зашло дело.
— Остановись, — вполголоса приказала она и схватила его за руку. — Ты не должен. Мы не должны.
Его взгляд был полон негодования и обиды.
— Какого черта? Я затвердел, как камень, из тебя влага ручьем бежит. В том, что люди хотят друг друга, нет ничего дурного, милая.
Что она могла сказать? Что тоже хочет его? Уступить — значит оказаться в том же положении, что и до замужества. Если они будут любить друг друга, он сможет распоряжаться ею. Он обретет над ней непререкаемое владычество, которому она не сможет противостоять.
Эта власть будет отличаться от отцовской, но останется властью. Уступить сейчас значит полностью сдаться. А она не могла этого сделать. Пока. А возможно, не сможет никогда.
Несколько дней спустя мать пришла к Кассандре в библиотеку, чтобы обсудить приготовления к запоздалому свадебному приему.
Кассандра укрывалась там, как и все последние дни, чтобы не встречаться с Джейком. Хотя можно было и не стараться. После прогулки в парке Джейк бежал от нее как от чумы, и едва перемолвился несколькими словами. Даже по ночам он старался не прикасаться к ней и спал на самом краю постели.
И вместо того, чтобы радоваться такому повороту событий, она затосковала. Ей не хватало его, не хватало его поцелуев, не хватало его ласк. Своим дурацким отказом она, как всегда, все испортила.
— Моя дорогая, — укорила ее мать и отдернула штору, чтобы впустить утренний свет. — Что это ты прячешься в четырех стенах в такой чудесный день? Вы бы с Джейком покатались или устроили пикник. Подобного сентября не было много лет.
Кассандра вздохнула, не желая признаваться, что ее заботило.
— Мне последние дни что-то нездоровится, мама. Но я уверена, это скоро пройдет.
Летиция подошла к кожаному дивану и села рядом с дочерью, сбросив на пол книги. Потрогав ее лоб, она с облегчением вздохнула.
— Температуры у тебя нет. В это время года нужно опасаться пневмонии. День жарко, день холодно. — Она покачала головой. — Не знаешь, как одеться.
— Ты хотела поговорить со мной, мама? У тебя такой вид, словно ты чем-то озабочена.
Глаза Летиции загорелись.
— О да, если ты расположена, моя дорогая. Я хотела обсудить свадебный прием, который намереваюсь дать через две недели.
Кассандра, которая до сих пор полулежала, села, она не верила своим ушам.
— Ты, верно, шутишь? Ты и впрямь хочешь устроить прием в честь нас с Джейком?
— Ну конечно же хочу, Кассандра, — заверила мать, похлопав ее по руке. — Ты моя единственная дочь, не считая Аманды, которая не дочь мне, но я всегда о ней так думаю. Так или иначе, я хочу устроить праздник, который ты запомнишь на всю жизнь. Меня лишили удовольствия присутствовать на бракосочетании. Я хочу по крайней мере отпраздновать его.
Глядя на оживленное лицо матери, Кассандра вздохнула. Спорить без толку. Летиция Темплтон приняла решение. И пусть оно не было твердо как алмаз, подобно отцовскому, оно, без сомнения, было твердо как камень.
Интересно, как она будет смотреть в лицо друзьям и родственникам, если ее муж не соблюдает по отношению к ней даже элементарных приличий.
— Может быть, две недели — это слишком мало, мама. Джейк еще не привык ко всем нам.
— Чепуха. Мальчика пора представить родственникам и друзьям. Никогда бы не подумала, но он мне стал нравиться. И Саймону, мне кажется, тоже. Каждое утро он уводит бедного Джейка с собой на работу.
— Да? — изумилась Кассандра. Так вот где он пропадал большую часть дня. Ей немного полегчало. По крайней мере, он не нашел другую женщину.
Она знала, что в банке Темплтона работают только мужчины. Саймон считал, что бизнес — мужское дело. Когда-то она подумывала уговорить отца, чтобы он позволил ей поработать в банке, но знала, что воспротивятся оба родителя. Место женщины — у домашнего очага. Во всяком случае это ей без конца внушали.
У домашнего очага и в постели, если спросить Джейка!