Мы выходим с Пашей на улицу и, оглядевшись, идём к машине. Она здесь, неподалёку. Не успеваем мы пройти и двадцати метров, как навстречу нам выходят джентльмены удачи. Зураб великолепен, весь в белом. Не заржать бы.
— Слушаю вас, господа хорошие, — говорю я уставшим голосом.
Сзади подходят ещё двое. Павел поворачивается к ним лицом, и мы с ним оказываемся стоящими практически спина к спине.
— А ты не слишком вежливый, Бро, — зло говорит Зураб.
— Вроде, мы не знакомы, — пожимаю я плечами. — Что за претензии?
— Тебе мой человек сказал подойти?
— А, так это ты послал человека, чтоб он мне немытую руку подал? И ты думаешь, я с тобой буду после этого разговаривать? Подходить к тебе? Научись правилам приличия для начала.
Я хмыкаю. Он сплёвывает под ноги. И кто их только коронует, гопоту эту. Засовываю руки в карманы, демонстрируя, что вообще не волнуюсь об его действиях. А я и не волнуюсь. Мало ли мы кадыков да носопырок сокрушили и рук, сжимающих ножи, переломали? Но сейчас, конечно, не тот вариант. В конце концов, пора этим червям уже понять кое-что. Я вдруг чувствую незримую поддержку «дедушки». Быть любимым внуком не так уж и плохо, честное слово.
— Ты, я вижу, обо мне не слыхал ещё, — зловеще говорит белый рыцарь.
— А ты, — пожимаю я плечами, — судя по всему, обо мне слыхал, да вот только выводы правильные сделать не смог. Сочувствую.
— Сука, — тихонько рычит нечистоплотный кент из туалета и приступает ко мне.
Ну что же. Приступайте, приступайте, дурачки.
12. Предчувствие войны
— Строить со мной отношения подобным образом бессмысленно, — хмыкаю я. — Впрочем идиот от умного человека отличается тем, что учится на собственном опыте, вместо того чтобы анализировать опыт других.
— Да ты чё, правда? — тихо и зловеще спрашивает Зураб, приближая своё лицо.
Рожа-то у него та ещё, видно, что по молодости мордобой был не в диковинку. Нос поломанный, на левой брови два шрама. Сейчас темно, конечно, в свете фонаря особо не рассмотришь, но и того, что видно достаточно для первых выводов.
Ясно, что чувак безбашенный, сразу с наезда начал. Он мне не нравится, и мне очень хочется резко податься вперёд и оставить собственный след в летописи драк на его живописной роже. Хочется услышать хруст, сопровождающий резкий, сильный и болезненный удар головой.
Хочется, но я себя сдерживаю. Ну что я, уличный боец что ли, чтобы каждый день, практически, кому-нибудь фейс чистить. Мы же тут серьёзные люди, с позволения сказать.
— А ты, бес что ли? — хрипло продолжает он.
Глаза злые, шакальи.
— Непобедимый типа? А? Бес ты, я спрашиваю?
Неприятный тип.
— Нет, ты бес, я тебя спрашиваю? Сейчас вам обоим кишки выпустим и чё тогда?
— Ну, ты же не полный дурачок, — усмехаюсь я. — Сам себе ответь.
— Чё? — разъяряется он. — Чё ты сказал? Ты кто такой-на?
Если бы записать все «ты кто такой-на», услышанные мной за год, получился бы забавный трек, произведение современного искусства. Искусство, которое потрясает.
Горячая кровь вскипает быстро. Глаза Зураба превращаются в раскалённые угли. Видно, что, хоть он изначально, скорее всего, и не собирался доводить дело до драматической развязки, сейчас загнал себя в такую ситуацию из которой только один выход с сохранением лица.
А тут не всё так однозначно, да? Ведь в случае чего ответить придётся. Да и исход встречи неясен, хоть и соотношение бойцов пять к двум. С беспредельщиками такая беда нередко случается, как говорит великая народная мудрость, не рой другому яму.
Спутники его напрягаются, поскольку тоже понимают, что их босс должен что-то предпринять, чтобы сохранить лицо. Ну, а что, хотел меня на испуг взять? Проверить? Смотри сам не перепугайся. Если уж начинаешь какую-то хрень несусветную, будь готов к её последствиям или хотя бы будь готов довести её до конца.
А ещё лучше, будь готов сказать, что был не прав и извиниться. Похоже, он из тех, для кого главное ввязаться в бой, а там уж действовать по обстановке.
Так, ладно, ну, и где они? Галя, алё? Похоже придётся всё-таки помахаться сегодня. Ну что же, я-то, готов к такому развитию сюжета, и Пашка тоже. Мы с ним как пионэры — всегда готовы.
Но без помахаться всё-таки обойтись удаётся. Улица вдруг озаряется синим пульсирующим светом и заполняется завыванием милицейских сирен. С двух сторон к нам подлетают два жёлтых бобика. Из них выскакивают менты и подбегают к нам.
— Кто Брагин? — спрашивает молодой лейтенант.
— Я Брагин, — усмехаюсь я.
— Документы можно ваши, пожалуйста?
Я протягиваю паспорт.
— Вот эти пятеро, — показываю я. — Холодное оружие, попытка вымогательства.
— Понятно, — говорит лейтенант.
Он возвращает мне паспорт и прикладывает руку к козырьку.
— Ты чё, сука… — шипит Зураб. — Легаш в натуре!
Подъезжает милицейская «буханка». Зураба и его дружков обыскивают, надевают на них браслеты и загоняют в машину.
— Ты сука! — хрипит вор в белых одеждах. — Я завтра выйду, ты мне ответишь, ты понял?
— Обязательно встретимся и поговорим, — соглашаюсь я. — Но вам придётся сначала принести извинения, любезный.
Больше я на него не обращаю внимания. Мы с Пашей поворачиваемся и идём к машине.
— Хорошая у меня работа, — улыбается он, — нескучная. Каждый день что-нибудь интересное случается.
— Переведу тебя скоро, как Игорька.
— Не, у меня административных способностей нет, мне сабля, водка, конь гусарской… Ну, и всё такое прочее.
— Так опасно у нас, вон и прилетало уже.
— Мне и до этого прилетало, — пожимает он плечами. — Но я не по собственной ведь воле из армии ушёл.
— Там ты командиром был, а здесь боевая единица, — испытываю его я.
— Нормально, — усмехается он. — Мне нравится. Закиснуть не удастся, всегда в форме.
— Надо тренироваться, кстати о форме, — замечаю я. — Сейчас ячейку организуем и в обязательном порядке приступим.
— Вот это дело, — соглашается он, заводя мотор.
Я снимаю трубку и звоню Ферику.
— Алло, — отвечает он уставшим голосом.
— Фархад Шарафович, здравствуйте.
— Привет, Егор. Всё нормально у тебя? Ты в Москве?
— Да. А у вас как дела?
— Ох, тоже нормально уже, — вздыхает он.
— Могу к вам подъехать?
— Сейчас?
— Когда скажете. Но чем раньше, тем лучше.
— Ну, приезжай, дорогой. Угостить только нечем.
— Не беспокойтесь, главное увидеться. Я минут через двадцать подскочу тогда.
Получается не через двадцать, а чуть больше. Пашка сворачивает не знаю куда и мы какое-то время плутаем по переулкам, прежде чем выезжаем на верную дорогу.
— Блин, надо пойти таксистом поработать, — качает головой Пашка, — а то, как котёнок слепой.
— Таксистом не знаю, но да, как-то надо подучить местность. И карту города с собой уж по-любому надо возить…
Дверь мне открывает здоровый амбал. Он показывает, где раздеться и проводит меня к своему боссу.
У Ферика дома оказывается по-восточному роскошно. Это не его ташкентская резиденция, конечно, но, тем не менее, достаток хозяина кричит о себе, что называется, из каждой щели. Хрусталь, кожа, дерево, золотые завитушки, масло, холст и всё такое. Узбекское рококо, одним словом.
В больших просторных комнатах полы устланы шёлковыми коврами. Может, и не шёлковыми, конечно, я в них не разбираюсь, но выглядят они отпадно.
— Здравствуй, дорогой, — улыбается Ферик, поднимаясь из-за стола. — Сейчас чай организую. Я тут по-холостяцки, не обессудь. Давай, проходи, садись.
Я присаживаюсь на кресло к небольшому столику, на котором установлена шахматная доска с красивыми костяными фигурами, разыгрывающими жестокую битву.
Ферик идёт к двери и кричит что-то по-узбекски, а потом подходит ко мне и усаживается в кресло напротив.
— Играешь в шахматы? — спрашивает он, кивая на доску.