— Мы не будем говорить об этом в присутствии твоего парня. — Макс выжидающе поворачивается ко мне.
— Я не уйду, — спокойно заявляю я, и лицо Шел смягчается еще больше. Она встает передо мной, но глаза Макса все еще прикованы к моим поверх ее головы.
— Мы с Хантером строим здесь жизнь, и часть этой жизни включает в себя Зака и его детей. Я не буду говорить о твоем прошлом при нем, если ты этого не хочешь, но он никуда не уйдет.
— Я знаю, кто он, Шелби, — говорит Макс, опуская на нее глаза.
— Да, знаешь, — мягко соглашается она, делая шаг назад ко мне. — А он знает, что ты отец Хантера, и мужчина, угрожавший забрать у меня сына всего несколько недель назад.
Его ноздри раздуваются.
— Ты должна понимать, почему я это сделал.
— Я понимаю. Правда, понимаю. Разлука с ним убила бы меня, но, насколько я знаю, может наступить время, когда он захочет жить с тобой. Будет хреново, но если это все-таки случится, я разберусь. И не буду заставлять его чувствовать, что у него нет выбора, нет голоса или мнения в том, что происходит. Я не заставлю его чувствовать, что он должен выбирать между нами.
— Отлично, — рычит он, вскидывая руки в воздух. — Я позвоню своему адвокату в понедельник и все отменю.
— Макс, — вздыхает Шелби. — Твои действия ошеломили меня и причинили боль нашему сыну. Я не хочу повторения этого через несколько дней, недель или месяцев, когда тебя не устроит, как идут дела. Так что если существует необходимость в фиксировании всех условий документально, пусть адвокаты займутся этим.
— Я беспокоился.
— Я знаю и понимаю твои чувства, но тебе следовало остыть и поговорить со мной. Дать мне шанс объяснить ситуацию и поверить, что я никогда не подвергну Хантера опасности.
— Знаю. — Он проводит рукой по волосам. — Я поговорю со своим адвокатом и придумаю, как со всем разобраться. Такого больше не повторится.
— Спасибо, — тихо говорит она, затем поворачивается ко мне. — Ты не мог бы сходить за Хантером и сообщить детям, что все в порядке?
— Конечно, детка, — соглашаюсь я, сжимая ее плечо и целуя в лоб, затем развернулся и направился к своему дому.
***
— Все в порядке? — спрашивает Хантер, как только я открываю дверь и нахожу всех детей и Пенни, сидящих внизу лестницы, прижавшись друг к другу.
— Да, малыш. Все хорошо. Пойдем. Я провожу тебя.
— Я не хочу возвращаться в Сиэтл. Не хочу оставлять маму, — заявляет он, не двигаясь с места, и что-то внутри меня меняется.
Подойдя к нему, я опускаюсь на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне, и кладу руку ему на шею.
— Ты не оставишь маму. Твой папа просто хочет провести с тобой время, поэтому приехал тебя навестить.
— О, — бормочет он, и Стивен легонько толкает его в плечо.
— Я же говорил, что все в порядке.
— Да. — Хантер оглядывается назад, туда, где сидит Стивен, и хотя я не вижу выражения его глаз, знаю, что он смотрит на него с восхищением.
— Может, завтра мы все сможем поужинать с твоим папой, — вмешивается Обри, и я борюсь с улыбкой и встаю.
— Не думаю, что это произойдет, красавица, но ты увидишься с Хантером и Шел. Хорошо?
— О, ладно, — соглашается она.
— Бри, ты реально сумасшедшая, — бормоча, закатывает глаза Стивен.
— Я не подумала, — ворчит она, шлепая его по руке.
— Неважно. — Он встает. — Я разгружу грузовик, пап.
— Спасибо, приятель.
Я киваю сыну, затем провожаю Хантера обратно к Шел. Я не задерживаюсь надолго после того, как завожу его в дом. Им нужно поговорить без меня. Час спустя я возвращаюсь с сумками Шел и Хантера и убеждаюсь, что они не против того, чтобы Макс остался у них на ночь. Шел не в восторге от этого, но уверяет, что с ней все будет в порядке. Я неохотно оставляю ее с влажным поцелуем на губах, прежде чем отправиться домой.
***
Услышав глухой удар и громкое: «Ох, черт, как больно», я скатываюсь с кровати и иду к балконной двери, чтобы открыть ее, а затем спешу к Шел, растянувшейся на балконе.
— Господи, детка, ты в порядке?
— Нет, мое эго уязвлено, — стонет Шел, глядя на меня, и я улыбаюсь ей сверху вниз, затем подхватываю на руки и несу в спальню, закрывая за нами дверь. — Ты так легко перепрыгивал, — жалуется она, и я смеюсь, укладывая ее на кровать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Затем включаю лампу, видя, что на ней обрезанные спортивные штаны, моя клетчатая рубашка, которую я так и не попросил ее вернуть, и носки до середины икры.
— Мои ноги такой же длины, как твое тело.
— Это правда, — ворчит она, потирая колено.
— Насколько все плохо? — спрашиваю я, убирая ее ладонь, чтобы посмотреть самому.
— Я в порядке. Все нормально. — Она морщится, когда я провожу пальцами по образующемуся синяку.
— Надо было воспользоваться дверью.
— Я не хотела стучать и будить детей. — Она закатывает глаза, и я беру ее лицо в ладони.
— Ты могла бы позвонить мне, и я бы встретил тебя у двери. Тогда тебе не пришлось бы стучать и будить детей.
— Об этом я не подумала. — Шел хмурится, и я наклоняюсь, чтобы поцелуем стереть это выражение с ее лица.
— Теперь будешь знать. В следующий раз, когда тебя обуяет зов плоти.
— Это не зов плоти. — Она смеется, откидываясь назад, и я наклоняюсь ближе.
— Неужели? Сейчас уже больше часа ночи. Иначе зачем тебе появляться у моей двери в такое время?
— Я хотела поговорить, — лжет она, и я ложусь на кровать, обхватываю руками ее ноги и раздвигаю их, освобождая себе место между бедрами.
— О, да? И о чем ты хотела поговорить?
— Я... эм… ты... — выдыхает она, откидываясь на спину.
— Очень интересно, — ухмыляюсь я, и ее глаза сужаются.
— Ты сбиваешь меня с толку. Ты так на меня набросился, что я забыла, о чем хотела поговорить.
— Через минуту я планирую проникнуть в тебя, детка. Как думаешь, тогда ты вспомнишь?
— Да, то есть, нет, — говорит она, и я улыбаюсь ей в губы, а затем убеждаюсь, что она не может вспомнить, о чем хотела поговорить, что не занимает много времени.
***
— Зак, слезь с меня. Мне пора вставать, — шепчет Шел, и я чувствую, как ее пальцы скользят по моим волосам, а теплое мягкое тело извивается подо мной.
— Спи. Еще слишком рано, — ворчу я, подминая ее глубже под себя и обнимая за талию.
— Обычно я бы согласилась, но мне нужно вернуться домой и собраться на работу.
— Который сейчас час? — Открываю один глаз и вижу, что в комнате светло, но это мало что значит, так как летом рассвет на Аляске может сыграть с вами злую шутку.
— Всего семь, но у Хантера лагерь, так что он скоро встанет, и я хочу быть дома до того, как это произойдет.
— Как долго Макс пробудет здесь? — спрашиваю я, приподнимаясь на локте и глядя на нее сверху вниз.
— Сказал, несколько дней. Не знаю, сколько это в его понимании. Я не обсуждала эту тему с ним, но надеюсь, несколько дней закончатся в среду. Не знаю, как долго я смогу жить с ним под одной крышей.
— Ты всегда можешь провести ночь со мной. — Я улыбаюсь, пробегая пальцами по волосам сбоку от ее головы и разбрасывая их по подушке.
— Наверное, останусь на ночь здесь. И скажу Хантеру, что я у тебя, чтобы он не волновался, если случайно зайдет ко мне в комнату и не найдет меня.
— Конечно, и я скажу детям, что ты будешь ночевать у меня. — Я игнорирую выражение ее лица. — Как Макс вел себя вчера после моего ухода? — спрашиваю я.
— Нормально. Даже мило, но странно, он задавал вопросы о фотографиях и тому подобном. Такое его никогда раньше не интересовало.
— Что ты хочешь сказать?
— Не знаю. — Она пожимает плечами и выдыхает. — Когда мы приехали сюда, и Хантер нашел фотографию меня с моей мамой, я попыталась вспомнить, спрашивал ли Макс когда-нибудь о моих родителях, но не думаю, что он это делал. Он, конечно, знал, что они умерли, но не просил показать фотографии или узнать, какими людьми они были. Вчера у него, казалось, был миллион вопросов, и это немного встревожило меня.