пациентка. Да и второй с третьим номера тоже вряд ли были пациентами, не сходится по годам.
– Да, действительно, – согласился муж, – и что же это получается? Он специально получил такую профессию, где можно изводить пациентов?
– Он ненормальный, – простонала я. Как же мне могло снова так «повезти» в жизни?
– И что ты собираешься делать? – спросил муж.
– Я в растерянности, – призналась я, – нельзя же просто так это все оставить и сделать вид, что я ничего не знаю. Ведь он же продолжит.
– Да уж. Еще и сам записывал доказательства своих преступлений, – покачал головой муж. И предложил:
– Слушай, помнишь Стаса?
– Какого? Твоего одноклассника? – спросила я.
– Ну да, мы иногда продолжаем общаться. Он же работает в Следственном комитете. Может быть, мне с ним посоветоваться. Ну что вообще делать нужно, куда обратиться.
– Давай, – согласилась я. Мне было абсолютно непонятно, как вести себя дальше. У кого просить помощи, к кому обращаться.
– Договорюсь о встрече, сначала один с ним поговорю. А потом, наверное, надо будет и тебе к нам присоединиться, – закончил муж и, взяв телефон, вышел в другую комнату – видимо, звонить приятелю. Хоть бы он что-то подсказал. Потому что сейчас в моей душе борются противоречия: ужас, сомнения, тревожное возбуждение – и никакое из этих чувств не является хорошим советчиком разуму.
Врач-психопат
Как жаль, что придется сворачивать план со второй жертвой. Первая уже пришла к финалу: как я и предполагал, мне позвонила ее мать и сообщила о самоубийстве дочери. Она была скорее удивлена, чем подавлена. Меня обвинять в том, что я не помог, даже не пыталась. Впрочем, я и ее морально готовил: рассказывал, насколько тяжелое заболевание у ее дочери и сколь может быть непредсказуемо ее поведение.
До этого я старался выбирать жертв таким образом, чтобы их близкие не знали о походах к психоаналитику. И так как в принципе проводил свои эксперименты я не то чтобы очень часто, это мне вполне удавалось. Никаких проблем не возникало. Впрочем, на этот раз мать пациентки мне нисколечко не мешала. После первого же общения с ней я понял, что она крайне неумная женщина. Едва ли сможет меня в чем-то заподозрить. Мой нынешний телефонный разговор с ней только подтвердил эту мысль: она даже и не собиралась разбираться в том, что произошло. Ее устроили мои объяснения и высказанные слова о сожалении и глубоких соболезнованиях.
Да вообще никто никогда бы меня не мог в чем-то заподозрить: настолько я был любезен и правилен в поведении. Само совершенство – другого такого человека нет и быть не может.
Потеря дневничка с каждым днем беспокоила меня все меньше. Если кто-то его и найдет, то никак не свяжет со мной. Так что можно не волноваться. Что же касается свидетельств моих экспериментов – я уже завел новую книжицу и скрупулезно переписал всех жертв туда. Включая одну новую.
Как все-таки досадно, что из-за столь мелкого прокола придется отложить в сторону выполнение моего давнего плана. Но я умен и потому понимаю: лучше на год-два залечь на дно. Просто на всякий случай. Перестраховаться всегда как-то надежнее. Пусть будет так.
Максим
Мы сидели втроем у нас на кухне: я, моя жена и мой школьный приятель Стас. До этого я уже встречался с ним приватно и вкратце пересказал суть дела. Сегодня он пришел к нам домой, задал уточняющие вопросы жене, и мы решали, что делать с той, мягко говоря, нестандартной ситуацией, в которую попала Надя.
– Дело в том, – объяснял Стас, – что пока нет ни одного прямого доказательства. Записи в ежедневнике не указывают на конкретных людей, имя и первая буква фамилии – это слишком пространно, да может быть, она и не к фамилии относится. А, например, к прозвищам, которые он давал этим людям. Далее – нет указания, что это действительно его дневник. Да, можно провести экспертизу и доказать, что почерк в записях – именно его. Но, в конце концов, ничто не мешает ему сказать, что это просто его выдумка. Заметки к художественному роману, который он хочет написать, например.
– А неверная схема лечения? Он ведь профессионал со стажем и репутацией, не мог так ошибиться, – нервно произнесла жена. Я ободряюще сжал ее ладонь. Она мельком с благодарностью взглянула на меня и вновь перевела взор на Стаса.
– Ну тут разве что халатность можно ему вменить, но не попытку довести пациентку до суицида, – терпеливо ответил Стас. И продолжил:
– Нужно, во-первых, провести подготовительную работу. Я попробую по своим каналам узнать что-то о людях из его окружения с подобными именами и первыми буквами фамилий. Но с пациентами будет трудновато: все-таки у него частная практика, а сведения о клиентах являются врачебной тайной. Но я попробую что-то придумать.
– А что делать мне? Я просто в растерянности, – воскликнула жена.
– Во-первых, не подавать виду, что тебе о нем что-то такое известно. Я бы посоветовал продолжать к нему ходить. Если он действительно избрал тебя в качестве своеобразной жертвы, то может что-то заподозрить, когда перестанешь к нему ходить.
– Слишком дорого выйдет, – хмыкнула жена. Стас понимающе ей кивнул и предложил иной путь:
– Тогда сообщи ему, что тебе необходимо надолго уехать. По рабочим делам, к примеру. И веди себя так, как будто тебе реально нужна его помощь: спрашивай, будет ли он на связи, если что, сможет ли ответить тебе на вопросы. В общем, делай вид, что тебя крайне угнетает ситуация, по которой придется временно прервать визиты.
– Хорошо, я поняла, – согласилась жена. И добавила:
– А специалиста мне придется искать другого.
– Это пожалуйста, но главное не пересекайся пока с этим мутным типом. И еще. У тебя сохранились какие-то рецепты на те медикаменты, что он выписывал?
– Да, – оживилась жена и затараторила:
– Я после крайней встречи как раз начала его подозревать. И стала искать, от чего на самом деле эти таблетки. Узнала – ну и, само собой, не стала покупать. А новый бланк-то он мне уже выдал на встрече.
– Это отлично, рецепты будут доказательством неверно назначенного лечения. В остальном у меня есть пара идей. Если все получится, то нужно будет пойти на довольно рискованный шаг, – заметил Стас. Я немного напрягся и спросил:
– Что ты имеешь в виду? Рискованный для кого?
– Для всего дела, – уклончиво ответил приятель.
– Ну-ка не темни, – попросил я. И Стас сдался:
– Думаю, придется ловить на живца. Признание выбивать.
Люся
Я была опустошена. Мои детские мечты оказались хрупкими, как фарфоровая