с мигалками примчался спустя каких-то пять минут, за ним — "буханка" с вояками. В Дубровице размещалась инженерная часть, так что с саперами проблем не было.
— Давай, хозяин, показывай, где мины нашел, — никаких тебе "скафандров", просто дядечки в военной форме с набором инструментов.
Привалов, прискакавший на УАЗе чуть позже, курил у калитки вместе с Хаимом. Зрелище было фантасмагорическое.
— Война уж три десятка лет как кончилась — а мы все приветы получаем, — задумчиво проговорил полковник. — Одна Малодуша чего стоит…
В крохотной деревеньке Малодуша спустя четырнадцать лет после окончания войны на противотанковой немецкой мине подорвался целый класс. Тринадцать четвероклашек и их учительница.
— А батяня твой знатным воякой был в свое время. Я почему такой спокойный? Не стал бы он, например, детонаторы рядом со взрывчаткой хранить. Или мины со взрывателем. Не такой человек Виктор Казимирович.
Я с холодком в груди подумал, что пускай бы так оно и было. Стал бы или не стал Гера Белозор хранить мины вместе со взрывателями или нет — я понятия не имел.
* * *
Пронесло. Мне пришлось расписываться в куче бумажек, обещать явиться в РОВД завтра же, и так далее и тому подобное. Хаим, кстати, благоразумно свалил, не дожидаясь дел бумажных, и пообещав, что обязательно заглянет сюда в следующее воскресенье — вдруг мы снова найдем что-то интересное. Он имел в виду корявки, конечно.
Вроде как мины с чердака были действительно батины. "Рафик" с милиционерами, приваловский УАЗ и "буханка" саперов укатили уже к вечеру. Я как раз с ужасом смотрел на баню, и думал, что там тоже есть чердак, когда у моей калитки кто-то энергично затопал:
— Германушкаа-а-а! — раздался голос Пантелевны. — Бедлам у тебя уже закончился?
— Закончился, Пантелевна!
— Заходи чай с пирогами пить!
— Зайду, Пантелевна!
Всё-таки дом, в котором живут женщины очень сильно отличается от холостяцкой берлоги. Даже запах там другой — приятный. Девочки играли на полу с кошкой, которая ловила лапками бантик из бумажки на ниточке. Клавдия Пантелеевна слушала радио, Тася читала газету. "Маяк".
— Так ты у нас выходит, Робин Гуд? Ловишь по лесам браконьеров? — подняла бровь она, положив разворот с моим материалом на стол.
— Нет, — отмахнулся я и отхлебнул чаю. — Робин Гуд сам был браконьером. Я — шериф Ноттингемский!
И откусил огромный кусок пирога с вареньем, и запил его чаем.
— Шерифа Ноттингемского я сегодня уже видела, — в глазах Таси плясали смешинки. — Такой крупный, видный мужчина, кажется — полковник, да? Так что шериф — это точно не про тебя.
— Тогда я — подлый Гай Гисборн. Странствующий рыцарь и гроза Шервудского леса! — я воинственно взмахнул пирогом.
В общем — отлично посидели, даже история с минами как-то ушла на второй план. А когда я уже собрался уходить, Тася догнала меня в сенях, на секунду прижалась всем телом и прошептала на ухо:
— Не ложись без меня, дети уснут — я приду…
Домой я шел с совершенно пустой головой. По всему выходило — я пропал, окончательно и бесповоротно.
* * *
Глава 11, в которой звонит телефон
Инфильтрация прошла успешно, это стоило признать. По крайней мере — все привыкли к изменившемуся поведению Геры Белозора, и списывали это на привезенные из Москвы заскоки и таинственную незнакомку на шикарной "Волге", о которой уже судачила женская половина коллектива. Парни были гораздо более лаконичными и сдержанными.
Стариков спросил только:
— Было чё?
— Было.
— И как? — ухмыльнулся он.
— Охренительно, — закатил глаза я.
— Ну, молоток!
Вообще, мужской пол в этом вопросе гораздо скромнее женского, как выясняется.
Работа в редакции ничем особенно не отличалась от трудового процесса в моем времени. Есть задания главного редактора, есть обращения граждан, есть собственная инициатива. Зарплата состоит из оклада, премии и гонорарного фонда: сколько набегал-написал — столько и получил, все четко и прозрачно. Чем больше строчек — тем больше денег. Однако на любителей писать мерзкие нудные тексты размером с простыню коллеги смотрят с презрением. Белозор грешил этим время от времени до моего появления — но ему прощали. Исторические материалы, основанные на архивных документах, придавали газете солидности и лежали у ответственного секретаря огромной стопкой, закрывая бреши, когда вдруг приходилось снимать зарезанную райкомом или самим шефом статью на какую-нибудь остросоциальную или критическую тему.
Отсутствие компьютера и интернета поначалу жутко напрягало. Невозможность быстро ознакомиться с какой-то информацией просто выбивала из колеи. Но — справлялся. Я с детства был жутким читакой, а тут — рядом имелась библиотека имени Крупской, редакция выписывала кучу газет и журналов, так что в случае необходимости на помощь приходили справочники, подшивки и энциклопедии. И — волшебная записная книжка Белозора.
У меня роль этого талмуда выполнял смартфон, но сейчас приходилось привыкать работать по старинке. Главная и самая ценная часть любого регионального журналиста — это его записная книжка. Еще — репутация, но записная книжка важнее. Кому позвонить, если из люка в частном секторе течет жижа? Обвалилась крыша на остановке? Бродячие собаки охренели до последней крайности? А еще — одно дело позвонить, а другое — развести на комментарий, уговорить разрешить дать свою фамилию для ссылки в публикации… А народ у нас пуганый — что в родной Беларуси, что в нынешней Белорусской ССР… Потому такой потрепанный блокнотик с контактами в стиле "Алекс. Ал. Газиянц, отдел очистки, говорящий" стоил не меньше, чем диплом о высшем журналистском образовании. Правда, потом приходилось вспоминать — Алексей он или Александр, и какое у него отчество. Конечно — Алмастович, кто бы сомневался-то?
Кроме основной работы я пытался заниматься теоретизированием по поводу прогрессорства. Главная проблема была в том, что, являясь гуманитарием до мозга костей, почти ничего толкового я предложить не мог. И уж точно — понятия не имел,