Если поможете мне разгрузить чердак — у вас будет столько корявок, что и на Розу Люксембург вам будет наплевать, и на Клару Цеткин!
— Ой-вей, зачем вы так говорите за Кларочку? Но вы даже можете на нее сами плюнуть, если вот этот экипаж заполнится хотя бы до половины! — от моего хлопка с его лапсердака поднялась целая куча пыли, так что старый еврей принялся чихать, блаженно жмурясь.
— Целиком, и с горкой, дядь Хаим.
— А если с горкой — то я тебя поцелую, хоть ты мне и не племянник, мишигине копф… Давай таки пойдем и посмотрим глазами на твой чердак!
Я знал о чем говорил. Как многие старые люди, мама Геры Белозора была ужасной барахольщицей. Наслоилась и нищета военных годов — любая тряпка и любая тарелка могли пригодиться в хозяйстве! В общем, там, кажется, было полтонны разной хрени, копаться в которой я не собирался.
Лошадка брела по улице, поднимая песчаные облачка своими копытами, Хаим шаркал рядом. Ася и Вася увидели нас издали, они копошились в песочнице с посудками и лопатками, которые купила им Пантелевна.
— Гера, Гера! — запрыгала Василиса.
— Ласядка! — захлопала в ладоши Аська. — Хацю ласядку!
— О, лэхаим, детки! — расцвел корявщик Хаим.
— Идите сюда, дядя Хаим вас покатает! — крикнул я. — Да, дядь Хаим?
— И покатаю и дам еще вот… Есть у меня тут цукер, такой цукер шо пальчики оближешь… — он принялся копошиться в тележке.
Я с подозрением следил за ним, но зря: когда по очереди подсадив девчуль на борт телеги, я решил проконтролировать, чем старик пичкает детишек, то оказалось — это вполне себе запакованные магазинные петушки на палочке. Девчули болтали ногами, тряслись на колдобинах, употребляли петушки и были очень счастливы, в отличие от их мамы, которая выбежала за калитку с испуганным лицом:
— Дети!.. — она уже набрала в легкие воздуха, чтобы закричать, но увидев практически идиллическую картину, тут же разулыбалась. — Дети… Привет, Гера!
Домашний халат в голубенький цветочек шел ей ничуть не меньше яркого платья.
— Доброе утро, Тася! — помахал я рукой в ответ.
— А мы на ласядке катаимся! — заявила Ася и в подтверждение своих слов помахала петушком.
— А кашу кто есть будет? — строго спросила Таисия.
— Патамусьто! — не сдавалась двухлетняя обаятельная вредина.
— Давай мы скажем маме, что потом доедим конфеты, — рассудительно сказала Вася. — После каши. Тогда она не будет ругаться и разрешит нам еще покататься на лошадке.
— О! — этот аргумент убедил младшую, и она закивала головой, засунув в рот всего петушка целиком. — Холосё!
Я снял их по очереди с телеги и поставил на дорогу. Девочки побежали к маме, она приобняла дочерей за плечи и, наклонившись к ним, показала на хаимову кобылку:
— Если вы быстро покушаете, то я дам вам по морковочке, и вы покормите лошадку! —
— Ура-а-а! — снова запрыгала Васька, а Аська подхватила: — Уя-я-я!
Девочки были очень обаятельные. И мама у них — обалдеть просто. Уходя за калитку, она послала мне украдкой воздушный поцелуй, а потом — вильнула попой! Вот честно- взяла и вильнула попой самым бесстыжим образом!
— Хороший тухес — тоже нахес! — хмыкнул Хаим. — Таки закончим пока с лучшей половиной человечества и займемся гешефтами, да?
— Да! — сказал я, и мы полезли на чердак.
Вообще-то в планах у меня было разгрузить не только и не столько чердак, но старый еврей подвернулся очень кстати, а потому тюки из старых простыней, полные одежды, ковров, отрезов ткани, полусгнивших одеял и подушек летели через чердачное окно прямо в тележку без всякой пощады. Я планировал в ближайшем будущем разжиться деньгами и перестроить дом — а потому всё это барахло мне и нахрен не нужно было.
Перепачкавшись в паутине и птичьем дерьме, подравшись с дюжиной летучих мышей, вспотев и задолбавшись до крайности, мы с Хаимом уже решили было, что закончили, но цепкий еврейский взор вдруг высмотрел среди гор льняной тресты у края даха несколько полотняных мешков.
— Молодой человек, а таки шо лежит там? Может шо-то такое, шо для меня конфета, а для вас дрек мит фефер?
— Ну, давайте посмотрим… — я полез в горы тресты и тут же принялся весь чесаться.
Отвратительная штука эта треста. Хуже только стекловата. Я ухватил один из мешков и потянул на себя. Тяжелый, сволочь! Развязав тесемки, я заглянул внутрь и сказал:
— ..ять!
* * *
Телефон нашелся только в магазине у автобусной остановки, куда я добежал минуты за три со скоростью спринтера. С перепугу я позвонил сразу в кабинет Привалова, на рабочий номер. Полковник на удивление был на месте, несмотря на выходной день.
— Товарищ полковник, это Белозор беспокоит.
— Это который акула пера? Здравствуй, Гера. Кажется мне, ты не сто грамм предложить звонишь, да? Случилось что-то?
— Понятия не имею, если честно. Только мне кажется, я у себя на чердаке нашел что-то вроде противотанковой мины.
— А? Ого! Так, давай там всех из дому выведи, сейчас я военным наберу, подъедем с саперами.
— Тащ полковник, а там наверное не одна мина… Или — не только мина….
— Твою-то мать, Гера!
А что я мог ему сказать? Я сам был в шоке! Или разлюбезный Герман Викторович промышлял черным копательством и коллекционировал эхо войны, или весь арсенал остался еще от партизанско-подпольщицкой молодости Белозора-старшего. Самым диким предположением было то, что это и есть тот подгон, который Гера обещал Тимохе Сапуну. Вот это был бы полный и неукротимый абзац. Но учитывая тот факт, что Белозор доработал в редакции аж до 2022 года и никто его на Колыму не ссылал и в затылок не расстреливал — наверное, можно было выдохнуть.
Канареечного цвета "рафик"