Леси с радостью ее Вам составит, — показываю на рыжую красотку, которую мы с Джунги, Джиком и Маком выручили из страшной передряги.
Я не собиралась, конечно, развращать приличный городок, что бы обо мне ни болтали местные клуши.
Если капнуть глубже, то, вероятно, я даже сильнее этих чахнувших в замужестве дамочек уважала всегда институт брака. Естественно, если он настоящий. Построенный на реальных чувствах и поддержке. Однако мне такое не светило никогда. А те, кому судьба даровала подобную возможность, зачастую использовали ее, бездумно связывая свою жизнь с подвернувшимися болванами. Ради выгоды, спокойствия, просто семьи или статуса добропорядочной хозяйки дома… Но, увы, не у каждой женщины получалось достичь своих целей, особенно в этом захолустье. У бедняжек не было и половины прав, которыми обладали их зазнавшиеся мужья. А те, несмотря на свой хвалебный пристойный вид, пили, бранились и частенько посещали злачное заведение некоего Бэма.
Место грязное, пропахшее тухлятиной и жестокостью. Девушек, обслуживающих клиентов там содержали в жутких условиях, не брезгуя побоями и наказаниями за любую провинность. Леси мы тоже нашли у Бэма.
Вернее, это она нашла нас. Прибежала однажды среди ночи, испуганная, лохматая, со следом кнута на белоснежной коже, но полная непоколебимой решимости. Рассказала о жути, что творится в салуне наших гнусных коллег и попросила… принять ее на работу.
Решение созрело мгновенно. Парни его поддержали и, не откладывая до утра, мы ворвались в заведение Бэма.
Не буду расписывать, с какой мерзостью мы там столкнулись, скажу только, что салун Бэма в итоге сгорел, а сам он исчез.
Девушки же были вызволены и переселены к нам. И какой бы бесчестной ни считалась древняя профессия, которой они промышляли, я могу, не смущаясь, сказать, что в моем салуне у них было больше свободы, льгот и прав, чем у женщин где-либо еще в окружающей действительности!
Отныне они были под нашей защитой и ни один паршивец не посмел бы поднять на них руку.
И не только на моих работниц.
В один чудесный солнечный денек в наш проклятый всей дамской половиной города салун пришла уважаемая и замужняя миззиз.
В синяках, ссадинах и изорванной одежде — выглядела она не многим лучше бедняжки Леси той судьбоносной ночью.
И что самое невероятное, просила отчаявшаяся женщина о том же, о чем молила и Леси. Если одним словом, суммировав все ее причитания и завываниями, то о покровительстве и новом доме.
— Я умею работать, — заверила она честно пораженную меня, однако тут же уточнив, — Разумеется, без пакостей, которыми вы здесь промышляете. Но готовить и мыть посуду я могу.
— Ну разумеется, — искренне улыбнулась я, успокоившись, что ко мне не переметнется скоро весь город, превратившийся из семейного в известный на всю округу престижный бедлам.
Однако на этом дело не закончилось. И я сейчас не про ее расстроенного муженька, грозящего нам горящими котлами в аду. А про вереницу таких же подавленных жен, приходящих ко мне за помощью едва ли не чаще их достопочтенных супругов, захаживающих ради развлечений.
— Ты не можешь принимать сюда всех, — бробубнил недовольный Мак.
— Я и не собираюсь, — заверила его. — Позови ее придурка, будем решать вопрос по-другому на этот раз.
— Их там уже трое, — хохотнул Джик, выглянув в окно.
— Значит, зови всех, — усмехнулась я, сложив руки на груди. — Посмотрим, на какие угрозы сподобится фантазия этих.
Однако вошедшие особым красноречием не обладали, и на нас всего-то посыпалась отборная брань.
— Если у вас всё, господа, — успела я, в конце концов, вставить слово, — тогда позвольте вернуть в ваши благонадежные руки гостивших у нас дам.
— Что? Как?! Нет, — с ужасом заверещали супруги пришедших.
— Вы не дали мне досказать, дорогие дамы, — остановила я их, взмахнув рукой. — Ваши мужья сильно озабочены добрым именем семьи и в первую очередь — своим собственным. Исходя из этого, отныне в мой салун запрещен вход всем мужчинам, чьи жены будут нуждаться в столь отвратительном покровительстве, как наше! — обвела я строгим взглядом непонятливых мужланов, которые силились сообразить, что я имею в виду. — Другими словами, узнаю, что кто-то из вас хоть раз поднял руку на этих милых девушек, оскорбил и обидел словом или делом, и про посещение моего салуна он может забыть на три месяца! — сурово постановила я под счастливые «Ахи» жен, готовых прописать в борделе неотесанных супругов, лишь бы избавиться от их безобразного поведения.
И любопытно, что моя идея штрафов очень быстро получила огласку, распространившись самым молниеносным средством передачи информации — доверительными шепотками из уст в уста!
Метод был не самым благородным, но максимально действенным. И вскоре весь город вздохнул свободно, обзаведясь, если не самыми влюбленными четами, то хотя бы одними из самых удачливых и безмятежных семей.
Конечно, были там и по-настоящему любящие пары, пусть и в меньшем количестве. И мой Салун был отличным детектором, определяющим, кто истинно счастлив!
— Мудро, — усмехнулся Илиск, всё еще стоявший у стойки нашего бара, когда воссоединенные пары покидали Салун. — Идеальный способ давления на них…
— Я не намерена подавлять кого-то, — загадочно улыбнулась, не в силах противостоять желанию хотя бы пофлиртовать с ним. — Предпочитаю оставлять людям выбор.
— Людям… м-да, — задумчиво протянул он.
— Да, — вскинула голову, отважившись встретиться с пристальным взглядом. — Просто варианты должны быть с подсказками — что лучше предпочесть. Иначе их выбор может оказаться до кошмарного непредсказуемым, — добавила я, наблюдая за скрытым восхищением, которое заблестело в радужках цвета весенней зелени.
Да-а, я всегда знала, что способно зацепить в женщине и достаточно сильно увлечь Илиска. Но, увы, в тот единственный период жизни, когда у нас еще могло бы получиться что-то настоящее, я всего этого не умела. А сейчас уже поздно…
Столько лжи… столько масок, встроенных нерушимыми кирпичиками в непробиваемую стену между нами… Я никогда не найду в себе силы признаться ему… Слишком страшно… Слишком очевидно, что Илиск не простит обмана. А строить отношения, заперев себя навеки в чужом лице и теле, значило бы — не просто разрушить стену, через которую мы всё еще можем временами перестукиваться, а уничтожить ее до основания. Превратить в пропасть, что уже не застроить никакими масками и ложью…
— А ты не жалуешь людей, — усмехнулся тот, кого я в те годы всё еще считала человеком. А потому не совсем поняла, что подразумевали его последующие слова:
— Открою тебе секрет, — доверительным шепотом произнес Илиск, опасно нарушив мое личное пространство своим наступающим телом, — невероятные решения могут принимать не только люди, — сказал он, обдав меня своим горячим дыханием.
Странно, что