Читать интересную книгу Александр II - Анри Труайя

Студенты, некогда мечтавшие о лучезарном социализме, стали профессиональными заговорщиками. Они объединились в подпольные кружки и организовали типографии в подвалах, где печатали прокламации. Их новыми учителями являлись Чернышевский, Добролюбов и Писарев. Первые двое были сыновьями провинциальных священников. Гордые своим недворянским происхождением, они демонстрировали холодное презрение к людям «эпохи Герцена» за их бесполезную культуру и эстетическую деликатность и проповедовали тотальное разрушение. Сын разорившегося помещика Писарев подвергал современное общество еще более ожесточенным нападкам. «Нужно уничтожить все, что может быть уничтожено, – говорит он. – Только то, что устоит под ударами, достойно существования. Все остальное, разбитое на тысячи кусков, – никому не нужное старье. Так что крушите все направо и налево». Этот антагонизм между старым и новым поколениями революционеров нашел отражение в романе «Отцы и дети» Ивана Тургенева, находившегося на вершине славы. Его молодой герой Базаров символизирует победу демократии над аристократией, людей действия над мечтателями. Поборников ниспровержения старых идеалов Тургенев называет «нигилистами». Это определение получило широкое распространение.

С энтузиазмом неофитов нигилисты, вдохновившись идеями Фейербаха, ратовали за «реабилитацию плоти». Это привело их к отрицанию пользы искусства, неспособного служить достижению социальных целей, и осуждению отживших структур семьи, общества и государства. Когда весь этот хлам наследия прошлого будет отброшен в сторону, русский народ, вдохновленный мессианской верой, организует свою жизнь по образцу сельской общины. Никто не будет править, и будут править все.

Наиболее популярным публицистом среди прогрессивной молодежи был Чернышевский. В основанном им журнале «Современник», в котором он же являлся и редактором, печатались статьи Тургенева, драматурга Островского и Льва Толстого. Добролюбов, выступавший на страницах «Современника» в качестве литературного критика, заклинал своих сограждан перейти от слов к делу. «Лучше потерпеть кораблекрушение, – пишет он, – чем сесть на мель». Он обличал деспотизм, сохранявшийся в патриархальных нравах после отмены крепостного права, и бичевал ленивых помещиков, продажных чиновников и алчных купцов, преграждавших народу путь к прогрессу. Изнуренный туберкулезом и измученный непосильной работой, он умер на руках у Чернышевского.

Его дело продолжил Писарев, литературный критик из газеты «Русское слово». Он тоже ратовал за немедленные действия и считал, что наука является единственным источником истины, что живопись и поэзия имеют чисто воспитательное значение и что, поскольку массы рабочих и крестьян представляют собой лишь «пассивный материал», долг интеллектуалов заключается в том, чтобы подготовить их к финальному взрыву. В этом он полагался на студентов. «Судьбы людей определяются не в начальных школах, – говорит он, – а в университетах». Итак, студенческая молодежь должна была вести революционную пропаганду в рабочей среде. Все больше и больше листовок печаталось в подвалах и распространялось по почте, на улицах, в заводских проходных. Их составители шли в своих требованиях все дальше и дальше, теперь уже отвергая введение конституционной монархии, что превратило бы Россию в нечто похожее на Англию. «Мы не нуждаемся в царе, – пишут агитаторы Михайлов, Костомаров и Шелгунов, – мы не нуждаемся в порфире, прикрывающей наследственное бессилие. Мы хотим иметь во главе государства простого смертного, земного человека, избранного народом и способного понять нужды этого народа». Это «русское решение» приводило в восторг наиболее экзальтированных революционеров. Они считали, что европейцы скованы устаревшими традициями и только славяне могут набраться смелости и сбросить с себя исторические цепи. Воодушевленные варвары, они потрясут мир и установят новый порядок.

За распространением листовок последовало появление в Санкт-Петербурге организации под названием «Земля и Воля». Ее основателями были братья Зерно-Соловьевичи, происходившие из семьи мелкого чиновника. Приверженцы этого движения рекрутировались опять же среди мелкого чиновничества, в университетах, на фабриках, в мастерских и в казармах. Комитет организации собирался в здании библиотеки на Невском проспекте. В скором времени ее филиалы возникли в четырнадцати городах. Были установлены связи с украинскими сторонниками автономии. Программа «Земли и Воли» предусматривала замену монархии на демократическую республику, разрушение существующего управленческого аппарата, введение выборных административных должностей на всех уровнях, отмену частной собственности и равные права для женщин.

Притягательная сила «Земли и Воли» была столь велика, что ее ряды пополнялись целыми группами. Другие революционеры, сохранявшие организационную независимость, работали в том же направлении. Одна из распространявшихся ими листовок под названием «К молодой России» гласила: «Мы можем создать вместо деспотического режима федеративный республиканский союз. Власть должна перейти к национальным и региональным собраниям… Близок день, когда мы развернем знамя будущего, красное знамя, перед Зимним дворцом и с возгласом „Да здравствует социалистическая и демократическая Российская республика!“ сотрем с лица земли его обитателей».

Александр с изумлением и грустью ознакомился с содержанием этих листков. Говоря по совести, он явно не заслуживал такой ненависти. Не потому ли, что он имел слабость пойти на некоторые уступки в отношении наиболее обездоленных, революционеры вынуждают его сложить с себя полномочия монарха? Неужели они не хотят, чтобы он спокойно и постепенно улучшал жизнь тех, чьими единственными защитниками они себя мнят? А может быть, они чувствуют, что он лишает их предлога для революции, шаг за шагом идя навстречу их пожеланиям? То, что они никогда не осмелились предпринять против бескомпромиссного самодержца, они предпринимают против него, все дела которого отмечены печатью доброжелательства. И вновь в нем проснулся дух его отца.

27 апреля князь Василий Долгоруков, министр обороны и шеф жандармов, представил царю доклад, чья суть сводилась к тому, что либеральное благодушие, проявляемое по отношению к революционерам, лишь подталкивает их к дальнейшим противоправным действиям. «Социалисты» не ограничивались полумерами. Чем больше они получали, тем больше им было нужно. Далее так продолжаться не могло. Долгоруков требовал санкции на арест пятидесяти человек, в том числе и Чернышевского. Царь колебался. Как бы поступил на его месте Николай I? Его мучили воспоминания о 14 декабря 1825 года. В конце мая, словно в ответ на прокламацию «К молодой России», в разных кварталах Санкт-Петербурга вспыхнули пожары. В предместьях пламя охватило сотни деревянных хибар, в которых жили рабочие. Затем пришел черед Щукинских торговых рядов, Апраксинского рынка и соседних с ним складов. Через несколько часов от нескольких тысяч жилых домов, лавок и магазинов остались лишь тлеющие угли. Боялись, как бы огонь не перекинулся на общественные здания и учреждения, находившиеся поблизости от очагов пожара – Государственный банк, Библиотеку, здание Пажеского корпуса, театры… Совершенно некстати поднялся сильный ветер, и в городе нечем было дышать из-за сильной задымленности. Растерянные представители властей не знали, что предпринять. Не имея других средств, пожарные вынуждены были таскать воду ведрами. Среди обезумевших горожан ползли зловещие слухи. Разумеется, пожар не впервые уничтожал деревянные постройки Санкт-Петербурга, но на этот раз бедствие приобрело такие масштабы, что невольно напрашивалась мысль о злом умысле. Не эти ли длинноволосые студенты призывали в своих прокламациях к свержению монархии и уничтожению собственности? Они начали осуществлять свои угрозы. Царь слишком добр к этим подонкам. Негодование в обществе было таково, что Иван Тургенев, незадолго до этого вернувшийся из-за границы, только и слышал со всех сторон: «Это работа ваших друзей нигилистов. Они хотели спалить столицу!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});