отрекается от своего права первородства и уничтожает себя. В романе "Свет в августе" (1932) есть персонаж по имени Джо Кристмас, который в конце романа подвергается эмаскуляции; хотя ни его поведение, ни его конкретная рана не похожи на Христа, его жизнь и смерть связаны с возможностью искупления. Конечно, все меняется, когда появляется ирония, но это уже другой вопрос.
До сих пор мы говорили о насилии персонажа над персонажем. А что же с насилием без участия автора, когда сценаристы просто избавляются от своих персонажей? Ну, это зависит от обстоятельств. Конечно, в реальной жизни случаются несчастные случаи. Как и болезни. Но когда они происходят в литературе, это не совсем несчастные случаи. Они случайны только внутри романа, снаружи же они спланированы, задуманы и исполнены кем-то по злому умыслу. И мы знаем, кто этот кто-то. Я могу вспомнить два романа 1980-х годов, в которых герои падают на землю после взрыва реактивного лайнера. Фэй Уэлдон в "Сердцах и жизнях людей" (1988) и Салман Рушди в "Сатанинских стихах", возможно, преследовали несколько разные цели, вводя в свои сюжетные линии столь масштабное насилие и заставляя некоторых персонажей выжить. Однако мы можем быть уверены, что они действительно что-то значат, а точнее, много чего значат те изящные падения на землю, которые совершают их герои. Маленькая девочка в романе Уэлдона занимает место, которое можно назвать состоянием благодати в развращенном мире взрослых; легкое падение хвостовой части авиалайнера оказывается прекрасным, нежным следствием этого качества ребенка. Два героя Рушди, напротив, переживают свое падение не как падение от невинности к опыту, а как падение от уже испорченной жизни к существованию в качестве демонов. Так же и с болезнью. Позже мы поговорим о том, что означает в рассказе болезнь сердца, или туберкулез, или рак, или СПИД. Вопрос всегда в том, что на самом деле говорит нам несчастье?
Почти невозможно обобщить значения насилия, за исключением того, что их, как правило, больше одного, и диапазон их возможностей гораздо шире, чем у дождя или снега. Авторы редко вводят насилие прямолинейно, для выполнения только одной его задачи, поэтому мы задаем вопросы. Что представляет собой этот тип несчастья с тематической точки зрения? На какую известную или мифическую смерть она похожа? Почему именно этот вид насилия, а не какой-то другой? Ответы могут быть связаны с психологическими дилеммами, с духовными кризисами, с историческими, социальными или политическими проблемами. Почти никогда, правда, они не бывают простыми, но они существуют, и если хорошенько подумать, то обычно можно придумать несколько вариантов. Насилие присутствует в литературе повсюду. Без него мы потеряли бы большую часть Шекспира, Гомера, Овидия, Марлоу (как Кристофера, так и Филипа), большую часть Мильтона, Лоуренса, Твена, Диккенса, Фроста, Толкиена, Фицджеральда, Хемингуэя, Сола Беллоу и так далее, и так далее. Думаю, Джейн Остин не слишком пострадала бы от этого, но, полагаясь на нее, мы могли бы немного поредеть. Похоже, нам не остается ничего другого, как принять это и понять, что это значит.
Это символ?
Это один из самых распространенных вопросов на занятиях, и именно такой ответ я обычно даю. Это символ? Конечно, почему бы и нет. Следующий вопрос - что он означает, что он обозначает? Когда кто-то спрашивает о значении, я обычно отвечаю что-нибудь умное, например "Ну, а вы как думаете?". Все думают, что я либо умничаю, либо увиливаю от ответственности, но это не так. Серьезно, как вы думаете, что это означает, потому что, скорее всего, именно это оно и означает. По крайней мере, для вас.
Вот в чем проблема с символами: люди ожидают, что они будут что-то значить. Не просто что-то, а что-то конкретное. Именно. Максимум. Знаете что? Так не бывает. Конечно, есть символы, которые работают прямолинейно: белый флаг означает: "Я сдаюсь, не стреляйте". Или это означает: "Мы пришли с миром". Понимаете? Даже в достаточно ясном случае мы не можем выделить одно значение, хотя они довольно близки. Так что некоторые символы имеют относительно ограниченный диапазон значений, но в целом символ нельзя свести только к одному значению.
Если да, то это не символизм, а аллегория. Вот как работает аллегория: вещи обозначают другие вещи по принципу "один к одному". Еще в 1678 году Джон Буньян написал аллегорию под названием "Прогресс пилигрима". В ней главный герой, Кристиан, пытается добраться до Небесного города, но по пути ему встречаются такие отвлекающие факторы, как "Уныние", "Тропа первоцвета", "Ярмарка тщеславия" и "Долина смертной тени". Другие персонажи носят такие имена, как Верный, Евангелист и Великан Отчаяния. Их имена указывают на их качества, а в случае с Отчаянием - еще и на его размеры. У аллегорий одна задача - донести определенное послание, в данном случае - стремление набожного христианина попасть на небеса. Если есть двусмысленность или отсутствие ясности в отношении соответствия один к одному между эмблемой - образной конструкцией - и тем, что она представляет, то аллегория терпит неудачу, потому что послание размыто. Такая простота цели имеет свои преимущества. Книга Джорджа Оруэлла "Ферма животных" (1945) популярна среди многих читателей именно потому, что из нее относительно легко понять, что все это значит. Оруэлл отчаянно хочет, чтобы мы поняли суть, а не смысл. Революции неизбежно терпят крах, говорит он нам, потому что те, кто приходит к власти, развращаются ею и отвергают ценности и принципы, которые они первоначально приняли.
Символы, однако, обычно не работают так аккуратно. То, на что ссылаются, скорее всего, не сводится к одному высказыванию, а включает в себя целый ряд возможных значений и интерпретаций.
Рассмотрим проблему пещеры. В своем великолепном романе "Проезд в Индию" (1924) Э. М. Форстер в качестве центрального инцидента рассматривает возможное нападение в пещере. На протяжении всей первой половины произведения над сюжетом витают Марабарские пещеры; о них постоянно говорят, они где-то там, примечательные, каким-то неопределенным образом загадочные. Наша независимая и прогрессивная героиня, Адела Квестед (вам не кажется это имя символичным?), хочет их увидеть, и доктор Азиз, образованный индийский врач, организует поездку. Пещеры оказываются не совсем такими, как их рекламируют: изолированными в бесплодной пустоши, неукрашенными, странными, жуткими. Миссис Мур, будущая свекровь Аделы, испытывает неприятные ощущения в первой из пещер, когда вдруг чувствует гнетущую тесноту и физическую угрозу со стороны присоединившихся к ней людей. Адела замечает, что все звуки сводятся к пустому рокочущему шуму, так что и голос, и шаги, и чирканье спичкой приводят к этому рокочущему отрицанию. Миссис Мур, понятное дело, надоели