И в тот момент, когда прижал ее к себе с приоткрытыми, зовущими к поцелую губами, он решил украсть то, что больше всего хотел…
Как она могла возразить? В конце концов, это ее урок.
Клифтон накрыл губами ее губы. Сначала она было запротестовала, но затем ответила на его поцелуй.
Ее язык скользил по его языку, она жаждала испытать наслаждение, ощущая бедрами, что его желание растет. Клифтон почти забылся. Забыл, где находится.
Забыл, что они целуются перед аудиторией.
— Браво! Браво! — воскликнул Малком. — Отлично сделано, Гилби! Я и не знал, что у моего благородного братца такие таланты.
Люси отпрянула, глаза сверкали, лицо горело. Клифтон не знал, кому уготована судьба Монди Моггза — ему или Малкому с Марианной.
— Да, весьма непристойно, милорд, — аплодируя, добавила Марианна. — Полагаю, вы совершенно сбили с толку Люси. Но вы получили свою награду?
Клифтон улыбнулся Марианне, затем повернулся к Люси и протянул добытый приз.
Ключи, которые она прятала в кармане передника.
Люси разинула рот.
— Черт проклятый! — воскликнула она, схватив ключи. — Вы обманщик.
— В любви и на войне все средства хороши, Гусси, — шепнул Клифтон, ласково потрепав ее по подбородку. — И вы — самое лучшее из них.
Она с решительным видом прошла мимо него.
— Вы становитесь совершенно невыносимым. Вы тщеславный, чванливый…
Не успела она закончить, как смех Марианны зазвенел в комнате.
— Он взял верх, Люси. Каково встретить наконец равного себе?
Люси протестующе фыркнула. Клифтон воспринял это как свидетельство того, что он украл нечто большее, чем ключи. Во всяком случае, пока.
После того как Клифтон и его брат ушли, Люси долго не могла успокоиться. Она поднялась наверх, в кабинет отца, разобрать донесения, которые пришли раньше.
Но, войдя, увидела, что отец сидит в кресле, уставившись на огонь в камине.
— Папа, ты не спишь? — удивилась она.
— Нет, Гусси. — Он долго смотрел на нее. — Я обдумываю трудное дело.
Его пристальный взгляд выбил ее из колеи, но она пересекла комнату и начала разбирать карты на столе.
— И что это за дело? — спросила она беспечно, как могла.
— Твой повышенный интерес к графу и его брату. — Отец оглядел ее розовое платье, самый лучший наряд дочери.
Люси замерла, она знала отца достаточно хорошо, чтобы понять, что это не просто замечание, а начало разговора.
В камине потрескивал огонь; помолчав, отец прочистил горло и спросил:
— Ты думаешь, это мудро?
Люси никак не ожидала подобного вопроса.
— Я только хотела… то есть мы с Марианной намеревались помочь им.
— Вы с Марианной? — Отец вскинул бровь.
— Я, — ответила Люси, взяв всю ответственность на себя.
— Я так и знал, — сказал отец. — Будь осторожна, дочка.
— Не понимаю, что ты…
— Ты все прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Береги свое сердце. Ты можешь изо всех сил стараться дать людям все, что им нужно, но это не гарантирует, что они вернутся к тебе.
Люси задавалась вопросом, говорит ли он о Клифтоне или о ее матери. Она знала, что отец всячески старался дать графине жизнь, которую она желала, но ей этого было недостаточно.
Он сам не был достаточен для графини!
— У тебя нет причин для тревоги, папа, — заметила Люси. — Это всего лишь несколько уроков воровства и карточной игры.
— И? — нажимал Эллисон.
— И ничего больше, — ответила Люси, чувствуя, как пристально отец на нее смотрит.
— Гусси, я больше не хочу говорить о твоем разбитом сердце. Как бы сильно ты ни любила этого человека, он никогда не примет тебя. Очень сомневаюсь в том, что им движут благородные намерения. Это ему не присуще.
«Ты ошибаешься, отец», — хотелось Люси возразить отцу.
«Я не женюсь без любви», — вспомнила Люси слова графа.
В конце концов, она дочь Джорджа Эллисона.
Но ее отец еще не закончил.
— Он граф, моя девочка.
— Я хорошо знаю о его…
— И когда он вернется…
— Если он вернется, — уточнила она.
— О, он вернется. — Судя по тону, отец, похоже, не слишком радовался этому обстоятельству. — Ты позаботилась об этом. Ты не просто научила его красть и дала несколько уроков шулерства, ты сделала нечто большее. И не делай удивленное лицо. Будто я не вижу, что творится в моем собственном доме. Вы с сестрой были весьма заняты. — Он покачал головой. — Если бы мы обсуждали мистера Грея — это одно…
Сводный брат. Незаконнорожденный. Люси выпрямилась, уперев кулаки в бедра.
— Я недостаточно хороша для подобных Клифтону? Я — твоя дочь, и ты говоришь, что я недостойна любви этого человека?
— Гусси, ты достойна принца, но это не значит, что я позволю тебе сбежать с принцем. Неужели ты не понимаешь, что Клифтон может сделать тебя только своей любовницей?
Отчаяние в голосе отца смело ее гнев, Люси опустилась на колени рядом с его креслом и положила ладонь на его руку.
— Папа, он не такой, как все.
— Поверь мне, Гусси. Но это потому, что он здесь, в нашем обществе, и ты вводишь его в мир, который он никогда себе не представлял. А как насчет его мира, Гусси? Лондонского света? Ты не готова к такой жизни. Ты понятия не имеешь, что требуется, чтобы жить там. Я бы предпочел, чтобы ты оказалась в Севен-Дайалс, а не в Мейфэре.
Вплоть до этого момента Люси готова была отрицать свои мысли о будущем, о том, что Клифтон вернется, объявит о своей любви… но что-то страшное в словах отца в корне все меняло, подводило черту, переворачивало вверх ногами, терзало потайную часть ее сердца.
В его словах слишком много правды.
Люси ничего не знала о светском обществе, и, как сказал отец, скорее всего ей действительно лучше обитать на скромных улицах Лондона, чем на фешенебельных.
Как ей хотелось сказать отцу, что, если двое любят друг друга, любят искренне и глубоко, такие разногласия можно преодолеть.
Но, глядя в его затуманившиеся зеленые глаза, так похожие на ее собственные, Люси понимала, что он однажды прошел этой тернистой дорогой. Когда влюбился в ее мать и увез ее из Италии.
И как ни пытались они слить воедино два своих мира, жить жизнью, которая сделает их обоих счастливыми, происхождение и темное прошлое Эллисона закрывали графине доступ в свет, в котором она выросла и к которому привыкла.
Хэмпстеда для нее было недостаточно, а в Лондоне слишком многие помнили Джорджа Эллисона, откуда он появился и, как любили указывать, где ему самое место.
— Береги свое сердце, Гусси, — сказал отец. — Хорошенько береги, пока оно не разбито.
— Уверяю тебя, папа, мое сердце свободно. Не беспокойся обо мне, — сказала она, выскользнув из комнаты.