Per signum crucis de inimicis nostris libera nos, Deus noster (через крестное знамение от врагов наших освободи нас, Господь наш)… Дыхание давно сменил надсадный хрип, в груди кололо, но брат Якоб бежал и бежал, не в силах остановиться. Ужас, тот, что сильнее разума и воли, гнал прочь от Ведьминого леса. Рассеянного лунного света едва хватало разглядеть под ногами тропу, но она тут же терялась в провалах ям и грязи. А когда луна скрывалась за облаками, тьма становилась кромешной, но отчего-то ужас немного отступал. Казалось, лунный свет придает сил тому исчадью ада, что преследовало его. Что это: демон преисподней, призрак черного мора, прошедшего по окрестным землям, или сам сатана? Цепкие ветви беспощадно рвали одежду. Он путался в длинной рясе, оступался и падал, проваливаясь в стылое болото, но упорно карабкался вперед.
…In nomine Patris, et Filii (во имя отца и сына)… Не останавливаясь, он попытался перекреститься, но что-то подвернулось под ноги, и монах кубарем полетел на землю. Выбросив вперед руки, чтобы защитить глаза от острых сучьев, он по локоть погрузился в ледяную жижу. Руки заломило от холода.
… et Spiritus Sancti. Amen (и святого духа. Аминь). «Не останавливаться, только не останавливаться! Господи, помоги мне!» — сделав несколько рывков на четвереньках, он выбрался из лужи. Холодная вода пропитала одежду, но брат Якоб едва обратил на это внимание.
«Еt Spiritus Sancti. Amen.» — повторял он про себя, в надежде, что имя Господне отгонит тьму, преследовавшую его. Призывая Господа в защитники, он судорожно нащупывал висевший на поясе крест. Окоченевшие пальцы едва слушались. Креста не было!
«Я обронил его! Наверное, в той проклятой луже… Почему!? Почему Господь покинул меня?!» Оглянувшись, он уже не смог разглядеть злополучную лужу, лишь клубящиеся порождения тьмы по-прежнему тянулись к нему.
«Бежать… Бежать… до замка уже близко…» Он больше не оглядывался, боясь, что неотступно преследующие тени отнимут волю. По лицу хлестали жесткие ветви, но защищаться от них не было сил. Он мог лишь бежать, надеясь, что не упадет вновь, потому что подняться уже не сможет…
А вот и просвет! Последний рывок, и лишь небольшое поле отделяет его от замка. Надежда, что, было, угасла, вспыхнула вновь.
«Господи, спаси мою душу!» — подобрав рясу, Якоб бросился к замку. На залитом серебряным светом поле ужас обуял с новой силой, заставляя дрожать каждую частицу его тела. Хотелось упасть и жалобно скуля, зарыться в землю, туда, где нет теней, ибо нет света. Этого ужасного серебристого света, что проникал в душу, выжигая разум. Он не оглядывался, но знал, что тень наступает на пятки. «Зачем? Зачем дьявол играет со мной?!» Он не боялся смерти. Смерть — лишь остановка на пути к богу. О, сколько дней и ночей провел брат Якоб в мольбах об испытании, которое позволит приблизиться к богу! Сколько раз он истязал себя, надеясь достичь отрешения от бренного тела. Но тот, кто преследует, погубит его душу!
Замок!…Gratias tibi ago,Domine, sancte Pater (благодарение творю тебе, Господь святой отец)… «Там люди! Там обитель божья!» Fiat voluntas Tua, sicut in caelo et in terra. (да будет воля твоя и на земле, как на небе)! — Он гнал мысли о том, что вокруг свирепствует чума, и в надежде всматривался в проступавшие во тьме очертания замка, пытаясь разглядеть огни. «Молю тебя, Господи, чтобы мор обошел это место стороной!»
Слабый свет на крепостной стене стал ответом на его молитвы. Брат Якоб бежал, не отрывая от него взгляда, словно в едва заметном огоньке, было спасение от того безумия, что настигало его. До замка оставалось всего ничего.
— Благодарю, благодарю тебя, Господи!..
Он уже чувствовал себя под сенью божьей, там, где нет места тьме. И тут отчаяние пронзило его — огонек оказался лишь яркой звездой, просвечивающей сквозь пустую бойницу. Всего лишь призрачная тень надежды…
— Верую!.. Верую!.. Верую!.. — на бегу, исступленно выкрикивал он темным стенам.
Но ответом была лишь мертвая тишина. Мрак и холод окутывали все вокруг. Мост через небольшой ров оказался откинут, а ворота открыты. Дурной признак! Но он, не раздумывая, вбежал во внутренний двор.
Никого! Вкруг не было никого, даже сонный пес не тявкнул на незваного гостя. Брат Якоб испуганно отвел взгляд от черного провала дверей, в его мгле померещилась клубящаяся тьма, та же, что преследовала.
— Domine Deus, firma fide credo (Господь бог, верую крепкою верой), — прошептал он, и в тот же миг заметил маленькую часовенку.
Он опрометью бросился туда, влетел в распахнутую дверь и, зажмурившись, рухнул на колени перед алтарем.
— Domine Deus, spero pergratiam tuam remissionem omnium peccatorum (Господь Бог, надеюсь по твоей милости на отпущение всех грешников)… — неистово шептал он, пытаясь заглушить визжащий внутри ужас.
Лунный свет проникал сквозь закрытые веки, слепя и сбивая с мысли. Слова молитв, которые он произносил десятки тысяч раз, вспоминались с трудом. Он поднял голову, в молитве, обращаясь к небу. «Свет, проклятый серебристый свет! Он мучает меня и здесь!»
Проклятая луна! Она жестоко ухмылялась прямо над головой, заливая все вокруг безжалостным светом. У часовни не было крыши! Мельком оглядевшись, Якоб понял, что эта обитель сгорела и заброшена: несколько обугленных скамей, почерневшая голова мраморного Иисуса умиротворенно улыбалась, покоясь на обломках статуи, а прокопченные стены сплошь покрыты глубокими трещинами.
«Как я сразу не увидел, что это место осквернено!» — он вскочил с колен. Онемевшее от напряжения тело сотрясала дрожь — «Бежать… бежать! Domine Deus… Domine Deus…» — пытаясь вспомнить слова молитвы, он выбежал из часовни.
Один Господь знает, как долго это продолжалось! Он плохо помнил вчерашний день и совсем не помнил, что было несколько дней назад. Казалось, ночи — один сплошной кошмар и бесконечный бег, а дни — лишь черное забытье, в преддверии ужаса. Ужаса, выжигающего душу, стирающего воспоминания и постепенно крадущего разум.
Он помнил, как было раньше — тихое служение Господу и умиротворение от причастности к благодати Его. Но это словно осталось в прошлой жизни… И тьма теперь всегда следовала за ним. Наверное, Бог посылал силы, потому что он не мог вспомнить, когда в последний раз ел или спал.
Domine… Domine… — он пытался припомнить слова молитвы. Но вместо этого, остановился посреди двора и обратил лицо к небу. Впервые за эту ночь, он осмелился взглянуть прямо на луну.
— А-а-а-а, — закричал монах.
— У-у-у-у, — со всех сторон вторило ему эхо, в котором его голос слился с завываниями ветра.
Что-то звериное внутри него возликовало, услышав вой, который доносился словно из самого ада.
«Куда теперь? Чего оно ждет!?» — он оглянулся. Коварная злобная тварь, что преследовала его, затаилась где-то рядом. Но на этом дворе был только он и лунный свет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});