Читать интересную книгу Звездный билет - Василий Аксенов

– Понимаешь, – сказал он, – поймет тот, кто откажется понимать.

Понимаешь?

– Отказываюсь понимать, – буркнул я, разглядывая черный круг, заляпанный синими и красными каплями.

– Прекрасно! Ты все понял, – весело крикнул Алька и побежал к Феликсу Анохину, который в это время наседал на какого-то солидного дядьку. Они оба взяли дядьку под руки и куда-то увели, а потом пришли сияющие.

– Еще одного лишили невинности.

Это было прошлой зимой на выставке в Манеже.

Я люблю Альку за то, что он взъелся тогда на меня из-за глаз этой Боярчук, а сейчас презирает за приставание к Ульви, за то, что он бородат и очкаст, за то, что он тогда ночью молчал и сейчас ни слова не говорит о Гале, за то, что мы вместе голодали и таскали шкафы. И Юрку я люблю за то же и еще за то, что мы с ним играли в первой школьной команде.

***

– Давай 93-й вызовем? – предложил я Игорю.

– Ну их к черту с их эхолотом, – мрачно ответил Игорь.

Тесемочка слабых огней обозначила берег.

***

Вот так мы каждое утро выходили в море и каждый вечер возвращались в колхоз. Берег мы видели только в темноте.

***

Я привык. Меня больше не мутило, и я не пересаливал щей. Я привык к грязным лапам Ильвара. У меня установился превосходный аппетит.

***

Мои шикарные джинсы превратились черт знает во что. Утром мне было холодно даже а обоих свитерах и куртке. Однажды Игорь принес мне робу, резиновые сапоги, телогрейку и берет. Проявил заботу. Это его обязанность – проявлять заботу о подчиненных. Теперь я настоящий эстонский рыбак.

***

В клубе каждый вечер поет хор. У каждого народа свои причуды: у эстонцев – хоровое пение. Мы записались в хор, чтобы не выделяться.

***

В конце концов мы обогнали 93-й. У Игоря, наверное, где-то в печенке свой эхолот. Так я стал передовиком производства. Передовой колхозник.

***

Юрку бьет море. Он стал бледный и тощий. Каждую субботу уезжает в Таллин. Каждый понедельник я снова вижу его на причале. Привозит нам сигареты с фильтром.

***

Алик стал получать письма из Москвы. Однажды я увидел обратный адрес:

Л. Боярчук. Ясно. О прекрасная Боярчук, твои глаза, твои глаза!.. Я оценил их прелесть. Забавно, что ребята не рассказывают мне про свои амурные дела.

Как будто боятся, что мне станет горько оттого, что их девочки не изменяют им с актерами. А я им все рассказываю об Ульви. Даже немного больше, чем есть на самом деле.

***

Я по-прежнему хожу в лес один. Все меньше листьев, все лучше видно небо. Когда я закрываю глаза, я вижу только кильку, кильку, кильку. Я очень рад, что вижу по ночам только кильку.

***

Папа, ты ведь любишь кильку. Таллинскую кильку пряного посола. Вот тебе на здоровье 600 килограммов. Детки, скоро праздник. Покупайте кильку. Лучший спутник обеда – килька.

***

Я выучил кое-что по-эстонски. Кое-какие вы крики и несколько слов для Ульви.

***

– скажи, капитан, – спросил я однажды Игоря, – зачем ты нам тогда назвал свой колхоз? Хочешь посмотреть, как мы станем перековываться?

Игорь захохотал смущенно.

– Хочешь посмотреть, как мы станем честными трудягами?

– Чудак ты, Димка, – сказал Игорь.

***

Было собрание, председатель делал доклад, Тошно было слушать, как он бубнил: «на основе внедрения», «взяв на себя обязательства» и т. д. Не знаю почему, но все эти выражения отскакивают от меня, как от стенки. Я даже смысла не улавливаю, когда так говорят. Но потом он заговорил, как обычным человек. Он сказал, что надо ловить больше рыбы. От этого зависит доход колхоза. Если доход увеличится в достаточной степени, колхоз сможет на следующий год арендовать большой сейнер для выхода в Атлантику.

– Товарищи, наш колхоз выйдет в Атлантику! – сказал он, как мне показалось, с волнением. Вот это я понимаю.

***

На шоссе в лужах плывут облака. Я вспомнил тот день, когда влюбился в Галку. Она думает, что я влюбился в нее на школьном смотре, когда она кривлялась в какой-то дурацкой роли. Пусть она так думает, черт с ней. Мне теперь все равно, что она думает. А влюбился я в нее весной. Я был один. Не бульваре в лужах плыли облака. Я увидел это, словно первый раз в жизни, и понял, что влюбился.

***

Снова было собрание. За столом сидел какой-то деятель. Председатель предложил соревноваться за звание бригад коммунистического труда, то есть экипажей коммунистического труда. Мы все проголосовали «за».

***

Игорь поймал немецкий джаз. Нас дико болтало, и дождь хлестал по стеклу, а где-то в чистой и теплой студии какой-то кот слащаво гнусавил «Майне либе ауген». Я ненавижу зги мещанские подделки под джаз. Игорь сплюнул и поймал трансляцию из Ленинградской филармонии. Мы шли в тем ноте и волны нас подбрасывали под звуки симфонии Прокофьева.

Из кубрика доносилась песня «Тишине». А потом другая песня, «Ландыши».

Это Стебельков учил Ильвара.

***

Как-то за обедом, когда Володя вытащил бутылку и стал всем разливать, я сказал:

– Люди будущего!.. Ребята, мы с вами люди коммунизма. Неужели вы думаете, что сквозь призму этой бутылочки перед нами открывается сияющее будущее?

– А что ты думаешь, в коммунизме херувимчики будут жить? – спросил Игорь. – Рыбаки и в коммунизме выпивать будут.

– Ребята, – сказал я, – вы мне все очень нравитесь, но неужели вы думаете, что мы с вами приспособлены для коммунизма?

В кубрике стало тихо-тихо.

– Оригинальный ты уникум, – сердито сказал Стебельков.

– Подожди, Володя, – сказал Игорь. – Ты про наше соревнование, что ли? – спросил он меня.

– Да.

– Разве мы плохо работаем? – проговорил Антс.

– Оригинальный ты уникум, Димка! – закричал Володя. – Ты что думаешь, если мы пьем и матюкаемся?.. Рыбаки всегда… Это традиция… Ты на нас смотри с точки зрения труда.

– Да разве только труд? – закричал я в ответ. – Трудились люди во все века и, по-моему, неплохо. Лошадь тоже трудится, трактор тоже работает.

Надо думать о том, что у тебя внутри, а что у нас внутри? Полно всякой дряни. Bзять хотя бы нашу инертность. Это черт знает что. Предложили нам соревноваться за звание экипажей комтруда, мы голоснули, и все. Составили план совместных экскурсий. И материмся по-прежнему, кубрик весь захаркали, водку хлещем.

Меня страшно возмущает, когда люди голосуют, ни о чем не думая.

В кубрике опять стало тихо-тихо. Не знаю, зачем я затеял этот разговор, но меня страшно возмущает, когда люди на собраниях поднимают руки, а сами думают совсем о другом в этот момент. Что мы, роботы какие-нибудь, что ли?

Игорь взял бутылку и вылез на палубу. Вернулся он без бутылки.

– Еще один шаг к коммунизму, – бодро сказал я.

– А иди ты! – вдруг заорал Игорь. – Надоел ты мне по зеленые лампочки со своими сомнениями.

– Зря ты бутылку выбросил, я бы сейчас хлебнул, – сказал я нарочно, чтобы он еще больше взбесился.

***

Все это я вспоминаю сейчас, лежа на своей койке в кубрике. Качается лампочка в проволочной сетке, храпят ребята. Мы все лежим в нижнем белье.

Мокрая роба навалена на палубе. Мы возвращаемся из экспедиционного лова.

Пять дней мы тралили в открытом море за Синим островом. Мы страшно измотались. Синоптики наврали. Все пять дней хлестал дождь, и волнение было не меньше пяти баллов. Я понял теперь, почем фунт кильки. Я так устал, что даже не могу спать. Я лежу на своей койке, и мысли у меня скачут, как сумасшедшие. Я член рыболовецкой артели «Прожектор».

Taken: , 1

Глава 12

Нас встречают, мы видим толпу на причале. Нас встречает почти весь колхоз, как будто мы эскадра Колумба, возвращающаяся из Нового света. На причале весь генералитет и те, кому делать нечего, и жены наших ребят, а для меня там есть Ульви. Мы стоим в мокрой одежде вдоль правого борта и смотрим на берег. За эти пять дней на берегу облетели почти все листья.

Ребята целуют своих жен. Хорошо бы и мне сейчас кого-нибудь поцеловать, но Ульви кивает мне издалека. Чудачка, влюбилась в меня. Что она нашла во мне такого? Не буду я к ней больше приставать. Пусть найдет себе стоящего парня, который будет думать только о ней.

Мы разгружаем сейнер, поглядывая, как разгружаются 93-й и 80-й.

Кажется, мы опять их обставили. Нам просто везет.

У Игоря красивая жена. Они так счастливы, что больно на них смотреть.

Впрочем, ему двадцать семь лет, а мне семнадцать!

– Заходите вечером, ребята, – говорит Игорь.

Это, значит, у него такая программа, чтобы мы были всегда вместе, как экипаж коммунистического труда.

– Заходите, пожалуйста, – крайне любезно приглашает нас его жена.