Веласко, несколько смущенный.
— Мы много говорили с генералом Сапатой об этой штуке, о гильотине, и теперь он хочет побеседовать с вами.
— Все, что вам будет угодно, господа. Я полностью в вашем распоряжении.
— Вот в чем дело, полковник. Мне и моим людям этот ваш агрегат пришелся по нраву. И, если говорить коротко, я хочу три такие штуки для своей армии.
— Зачем вам столько? — удивился Веласко.
— Чтобы сразу проводить много казней. С вашим орудием получается очень внушительно. А это поможет революции добиваться успехов быстрее.
— Но на изготовление гильотины нужно время. Вы же видели, из какого материала она сделана: черное дерево, кованое железо, голландские блоки…
— Да это пустяки, — прервал его Вилья. — Генерал Сапата не спешит. Только пообещайте ему, что не будете тянуть и сделаете все как можно быстрее.
— Обещаю! — торжественно заявил Веласко. — Через месяц все получите.
— Я очень рад, полковник. С первой минуты, как я вас увидел, я подумал: «Этот Веласко — парень что надо!»
— Рад стараться, мой генерал!
— Что ж, уважаемый генерал Сапата, — подытожил Вилья, потирая руки, — вы слышали обещание полковника Веласко, а теперь, если не возражаете, уточните, что мы получим от вас через месяц.
— Вы знаете, генерал Франсиско Вилья, что люди из народа слов на ветер не бросают и назад их не берут. Если машинки будут у нас через месяц, то я обещаю вам пятьсот ружей и сто тысяч патронов. Хороши условия?
— Хороши. Тогда договорились. Как мужчина с мужчиной.
— Договорились, — подтвердил Сапата.
Все трое вышли из галереи. Дожидавшаяся их появления толпа заревела от восторга.
Чувство, которое испытывает человек, когда что-то теряет, — одно из самых сильных человеческих чувств; возможно, потому, что потеря сродни смерти, можно сказать, одно из ее повседневных проявлений. Конечно, не все потери огорчают нас одинаково, но в этом случае речь идет лишь об интенсивности чувства, а не о его природе, которая всегда одна и та же и сводится к ощущению неудачи и бессилия справиться с ней, к унынию, растерянности, тоске. Когда теряется ценная вещь — украшение, кольцо, часы, — мы испытываем гнев, обиду; когда теряем близкого человека — приходит печаль, чувство бессилия; когда нас бросают те, кого мы любим, мы впадаем в отчаяние и погружаемся в тоску; когда уходит в прошлое какое-то чувство — страдаем от ностальгии; когда мы отказываемся от собственных идеалов, то оказываемся во власти множества противоречий и совершенно теряемся. Но нет большей потери и большей трагедии, чем утрата цели, к которой, как нам представляется, мы должны были идти. В этом случае человек испытывает в полной мере чувства, сопровождающие каждый из перечисленных видов потерь, потому что человек, уверенный в том, что у него есть предназначение, и понимающий, что ему не удастся это предназначение осуществить, переживает полный крах.
Утратить способность сопротивляться судьбе значит обречь себя на трагический исход, отдаться на волю случая, отступить перед обстоятельствами. Человек начинает ощущать себя марионеткой. Потерять цель жизни — значит потерять все. Поэтому, несмотря на то, что пятое декабря 1914 года стало для Фелисиано днем славы, увенчало заслуженным успехом, вписало его имя в Историю, — уже вечером он испытывал печаль, тоску, бессилие, гнев, обиду и все остальные из перечисленных нами чувств. Эйфория праздника не могла его обмануть — сон все ему объяснил: он потерял голову, потерял свою судьбу, и, сколько бы он за ней ни бежал, ее не догнать. Ночная темнота и тишина обострили его душевные страдания.
Наконец рассвело. Солдатам Вильи вместе с бойцами Сапаты предстояло в тот день маршем пройти по столице — по Пасео-де-ла-Реформа, и подготовка к этому событию началась с первыми лучами солнца.
В семь тридцать утра Северная дивизия (с этого дня она становилась частью конвенционалистской армии, командование которой было возложено не на кого-нибудь, а на Панчо Вилью) выступила в направлении Мехико. Встречные приветствовали ее восторженными криками. Марш продолжался до половины пятого. Недоброжелатели утверждали, что Вилья и Сапата заставили каждого из бойцов пройти по три раза, но это утверждение несправедливо: объединенное войско было действительно огромным — более пятидесяти тысяч человек. Этим маршем Вилья и Сапата хотели дать понять своим противникам, что они — внушительная сила.
Больше всех аплодировали «Эскадрону торреонской гильотины». Его солдатам даже бросали серпантин и конфетти. При виде Веласко люди начинали изо всех сил бить в ладоши. Несмотря на рост и лысину, Фелисиано обладал большим обаянием. К нему приблизился ребенок и вручил рисунок, на котором была изображена гильотина и рядом с ней — Фелисиано (вернее, кто-то обезьяноподобный, но подпись гласила: «Полковник Веласко»). Внизу стояло: «Выдающиеся люди».
Растроганный Веласко взял ребенка на руки, поцеловал в лоб и даже посадил на своего коня (правда, ребенок тут же заплакал, и его пришлось спустить на землю). Мать подбежала к своему ревущему отпрыску, отругала его, поблагодарила Веласко и вместе с сынишкой покинула колонну.
Подобных проявлений народной любви Фелисиано наблюдал немало. Он отвечал на них самым сердечным образом. Однако каждый шаг давался ему с трудом: нелегко изображать на лице радость, когда в душе бушует буря. Марш был для него пыткой.
После того, как все закончилось, Вилья и Сапата отправились во дворец праздновать. Добравшись до президентского кресла, Вилья тут же уселся в него, предложив Веласко занять кресло справа (слева уже сидел Сапата). Фелисиано вежливо отказался и смешался с толпой присутствующих, избегая внимания объективов кинокамер и фотоаппаратов.
Он вышел на улицу. В воротах дворца люди, отталкивая друг друга, пытались войти, может быть, даже попасть на пленку — это ведь значило так или иначе войти в Историю.
Фелисиано отправился бродить по центру города, но прогулка не доставила ему удовольствия: все напоминало ему о прошлом и о том, к чему он когда-то стремился и что безвозвратно потерял.
Несколько последующих дней Вилья посвятил публичным выступлениям и церемониям. Среди прочего принял участие в церемонии переименования улицы Платерос в улицу имени Франсиско Мадеро[15]. На могиле самого Мадеро он произнес прочувствованную речь, в конце которой даже обронил слезу. Вилья не упустил также случая влюбить в себя всех женщин, устроить банкеты в лучших ресторанах и вообще пожить в свое удовольствие. Подчиненные последовали его примеру, так что праздники устраивались каждый день.
Единственными, кто продолжал честно работать, были бойцы «Эскадрона торреонской гильотины», и особенно его командир, полковник Веласко. Фелисиано, выполняя обещание, данное генералу Сапате, трудился день и ночь: готовил чертежи, добывал материалы, общался с поставщиками, заказывал из-за границы все необходимое для выполнения заказа.