то, что Инга видела перед собой на холсте, ее не устраивало.
На лестнице послышались мягкие шаги.
— Деточка, не пора ли перекусить? Пойдем вниз, попробуешь, какую шарлотку я испекла.
С этими словами в мансарду вошла Гингема. Она взглянула на встрепенувшихся Латте и Энлиля.
— И им тоже пора что-нибудь съесть, — улыбнулась она.
Гингема псмотрела на холст.
— Кофе бодрящий, только что аромат не чувствуется.
Судя по всему, она хотела ободрить Ингу.
Яблочная шарлотка, чуть сдобренная корицей, была восхитительна.
— Да у вас просто талант! — Инга уписывала второй кусок и возрастающим чувством вины подумывала, что не отказалась бы и от третьего.
— Люблю печь. Не готовить, а именно печь, иметь дело с тестом. Замешивать, вылепливать разные формы, придумывать начинки. К сожалению, сейчас редко этим занимаюсь. Не для кого, а самой мне много не нужно. Да и вредно уже.
— А раньше? — не удержалась и спросила Инга. И тут же пожалела об этом.
Гингема, как показалось Инге, подавила вздох и принялась с подробностями рассказывать о секретах приготовления начинки для шарлотки. Она хотела сменить тему.
Но у Инги уже включилась программа «create», а остановить ее было не так-то просто.
— Вашими замечательными круассанами и шарлотками могли бы лакомиться, например, ваши соседи. Нет, нет не имею ввиду приглашать их всех в гости, — заторопилась Инга, перехватив удивленный взгляд Гингемы. — Это, наверное, было бы утомительно. Можно было бы (и тут творческая мысль понеслась вскач) поставить столик на лестничной площадке и в красивой корзиночке выложить круассаны или другие булочки. Соседи приходили бы за ними и оставляли донаты. Могу написать зазывное объявление и повесить внизу. Как вам такое?
К удивлению Инги она не услышала от Гингемы «да нет, никто не придет, это будет странно» и прочие отговорки.
— А мне, деточка, идея кажется симпатичной. Помню, когда была девочкой лет пяти, по утрам у дверей стояла корзиночка с молоком и свежим хлебом. А еще раньше, это уж мне моя бабушка рассказывала, можно было вечером выствить за дверь обувь, а утром она стояла вычищенная. Так что почему бы не продолжить традицию этого дома? Заодно и соседей узнаю. Раньше-то все друг друга знали и в гости ходили. Помню Рождество вместе четыре квартиры отмекчали. Вот детворе было где побегать! А сколько подарков получали! Собранные донаты пущу на помощь бездомным животным, — по-деловому закончила свою речь Гингема и с умилением посмотрела на Латте и Энлиля, доедающих сосиски.
— Давайте, напишу объявление. Нет, лучше приглашение. — Инга боялась, как бы Гингема не передумала, и, дабы не утратить охватившего их вдохновения, достала большой лист акварельной бумаги.
Гингема, придирчиво осмотрев содержимое кухонного шкафа, вытащила из его глубины большую стеклянную миску для теста и решительно завязала за спиной лямочки фартука.
Утром Инга зашла в подъезд и сразу уловила бодрящий аромат свежей выпечки. Вместе с ней в лифте на шестой этаж поднимались мужчина в домашних вельветовых брюках и женщина в джеллабе и сандалиях на босу ногу. Выйдя из лифта они огляделись и подошли к столику около двери Гингемы. В корзинке, выстеленнной кружевной салфеткой, лежали, благоухая, румяные круассаны. Мужчина взял один и положил мелочь в баночку с пробуждающей ностальгию надписью «Original Salzburger Mozartkugeln». Ожидая лифт, он надкусил круассана, тут же развернулся, не обращая внимания на поднявшейся лифт, вернулся к столику и прихватил еще пару. Женщина выбирала круассаны порумянее.
Наблюдая за происходящим, Инга пожалела, что не купила букетик хризантем, чтобы поздравить Гингему с удачным началом мини-бизнеса. А если посмотреть повнимательнее — то и новой жизни.
Глава 24. Метаморфозы бухгалтера
Инга усердно сворачивала длинные тестяные колбаски в изящные крендельки. Не прошло и двух недель, когда первые круассаны были выложены на столике у дверей, а мини-бизнес Гингемы набирал обороты. И вот, можно сказать, крупный заказ — тридцать кренделей для детского праздника в соседнем подъезде. Родители отмели идею покупки торта (не столько торта будет съедено, сколько его останется на тарелках, детской одежде и ковре), а вот румяные миндальные кренделя — это как раз то, что надо.
Гингема сварила кофе, вынула из духовки первую партию и отложила на тарелочку пару горячих кренделей.
— Пора попробовать, что у нас получилось.
И в этот животрепещущий момент снятия пробы раздался осторожный стук в дверь.
— Кто же это мог пожаловать? — и Гингема отправилась открывать.
— Проходите, проходите, Как раз к кофе, — зазвучал из прихожей ее радушный голос.
— Да нет, что вы. Извините, побеспокоил вас, Отвлек, так сказать, от дел. Я только хотел попросить…, — смущенно глуховато бормотал в ответ мужчина. С этим невнятным «я только хотел попросить» он и вошел в кухню. Внешность его была подстать голосу: лет, скажем так, пятидесяти и выше, невысоко роста, сутуловатый, седой, невыразительные бледно-серые глаза сморели на мир через стекла очков в старомодной опарве. Красно-зеленая клетчатая рубашка, которую во времена его юности назвали бы ковбойкой, имела на воротнике и рукавах выразительные аквамариновые и розовые пятна.
— Это Марко, наш художник, маэстро кисти и холста, — представила гостя Гингема. — А это Инга, талантливый дизайнер и художник. Так что вы коллеги.
Перед Марко уже стояла чашечка кофе, рядом с которой на блюдце возлежал румяный крендель.
Ингу очень смутило, что ее представили как талантливого дизайнера, а уж тем более художника, но, судя по тону, каким она была представлена, возражения не предполагались.
— Что-то вас давно не было видно, Марко. Уже думала, вы куда-нибудь уехали.
— Нет. Все время здесь. В мастерской. Отпраляю картины на выставку. Столько папирологии с этим связано, вы не представляете!
И Марко вцепился зубами в румяный бок кренделя, точно это были ненавистные многочисленные формы, которые он заполнял для выставки.
— Жаль, что не удастся посмотреть.
— Почему же не удастся? Приходите ко мне в мастерскую. Завтра только паковать начну. Вас, барышня, тоже, разумеется, приглашаю, — обратился он к Инге.
Мастерская была большая, светлая, не очень теплая, пропахшая краской и разбавителем. На столе толпились банки и пивные кружки с кистями, тут же расположились корзиночки, коробки и даже цветочный поддон с тюбиками. С краю ютился древний граненый стакан с всунутым внутрь кипятильником и початый сендвич в пленке. Впечатление было, что съеденным он уже не будет никогда.
Инга рассматривала картины, расставленные на подоконнике, стульях и просто на полу. На первый взгляд, они не отличались замысловатыми или оригиналными сюжетами. Загородные домик в снегу, тыквы с айвой на деревянном столе, аллея, залитая осенним солнцем, луг с зарослями иван-чая в сиреневых лучах заката. Два пейзажа