Генри едва не взвыл от ужаса: откуда, спрашивается, Мэгги набралась таких слов?
И вдруг он понял: это вовсе не Мэгги. Это была его мать. Но Боже, как же так, почему? Он же не хотел ее больше видеть! И потом, он ведь как-никак ее убил. Он убивал ее уже столько раз, что не помнил, когда это случилось на самом деле. Но она все равно возвращалась — чтобы его мучить.
Необходимо как следует рассмотреть эту женщину, чтобы точно знать, кто она. Он медленно поднял подол. Под ним было обугленное тело — головешка, да и только. Отвратительное зрелище. Но это была она — его мать! Генри едва не задохнулся от запаха жареной плоти.
А потом она расхохоталась. Генри никак не мог понять, как это у нее получалось, потому что рот уже съехал с подбородка, скользил по шее, потом по груди, но все равно губы шевелились. Они говорили:
— Ты только глянь на свой член, Генри!
И Генри, как ему было велено, глянул…
Генри проснулся с протяжным стоном. Он весь покрылся холодным потом, а сердце колотилось как сумасшедшее. По привычке он дотронулся до своего мужского достоинства и с облегчением вздохнул. Оно находилось там, где ему и положено быть, да и размеры ничуть не изменились. Генри перекатился на бок и положил руку на сердце, стараясь избавиться от боли в груди и от страхов, которые переполняли его душу. Господь свидетель, как же он ненавидел эту женщину и ей подобных!
Генри стиснул руки, вспоминая, как он заткнул навсегда ее мерзкий рот.
Только не вышло того, что он задумал. Не заткнул он ей рот. Он вечно слышал ее голос в своих снах. Было время, он верил, что Мэгги сможет избавить его от этих снов, но этого не случилось. Хуже того, она тоже стала его врагом.
Генри спустил ноги на пол и сел, закутавшись в плед. Древние часы пробили час ночи. Он проспал бог знает сколько времени, но это ему не помогло. Усталость продолжала его одолевать.
Генри коснулся кончиками пальцев головы и застонал. Он не хотел трогать голову. Всякий раз, когда он это делал, ему казалось, что он становится слабее — и физически, и умственно. К тому же его донимала лихорадка — не говоря уж о непрекращающейся тошноте. Прежде чем отсюда убраться, нужно было найти бинты и лекарства и хотя бы в малой степени облегчить свои страдания.
Генри встал и пошел по комнатам; он держался за стены, чтобы не упасть — его в прямом смысле валило с ног. Он искал ванную комнату, чтобы раздобыть медикаменты. Но прежде он обнаружил мертвую собаку, которая лежала у дверей спальни. Генри переступил через нее и заглянул внутрь. В комнате было темно и тихо.
В общем, он не хотел их убивать, просто ему требовалось найти место, где можно укрыться и переждать опасность. Разумеется, убить женщину было все равно что раздавить навозную муху. Другое дело — мужчина. Он не заслуживал смерти…
Генри наконец удалось обнаружить ванную. Там на стене висело зеркало. Осмотрев себя со всех сторон, он облегченно вздохнул. Рану можно перебинтовать, а если прикрыть бинты шапкой, то он будет выглядеть вполне пристойно. Генри расхохотался: никто никогда не узнает, что он ранен. Ни один человек не поймет, что он преступник.
Оставаться на ферме было опасно — слишком уж близко от брошенной машины. Снег шел по-прежнему, так что по следам его не найдут. Но вдруг полицейские на всякий случай захотят проверить одиноко стоящий дом?
Генри тщательно промыл и перебинтовал рану на голове. Когда он смыл засохшую кровь с лица, шеи и ушей, то почувствовал себя гораздо лучше. Потом он снова вошел в спальню: ему нужно было подобрать для себя одежду — желательно теплую и удобную.
Тела лежали точно так, как он их оставил. Кровь на простынях и одеяле уже начала подсыхать.
Генри улыбнулся, вспоминая, с какой легкостью он расправился с этими людьми, и прошел к шкафу, где висела одежда.
Часом позже, надвинув на уши толстую вязаную шапку, он выехал из гаража фермы на небольшом пикапе. Одежда, которую он нашел в шкафу, отличалась необъятными размерами, но соответственно его пожеланиям была теплой и удобной. Генри заботило тепло, поскольку он не знал, где и когда ему доведется в следующий раз обогреться.
В машине находились одеяла, подушки, пледы, винтовка с запасными обоймами и пистолет, оставленный Мэгги. В багажнике лежало провизии не меньше чем на неделю.
Теперь главное — разыскать Мэгги. С тех пор как он решил ее выследить, все остальное потеряло для него всякий смысл. После того как он ее прикончит, у него будет достаточно времени, чтобы подумать о том, как жить дальше.
Так уж получилось, что Мэгги в гости к Мириам не пошла. Она прибралась на кухне, вымыла посуду и ощутила такую усталость, что ей снова захотелось прилечь. Когда же к ней вернутся силы? Когда она наконец станет такой, как прежде?
Склонившись над тазиком с мыльной водой, она размышляла над тем, хватит ли у нее сил дотащить его до ванной комнаты. Тут дверь, которая вела на задний двор, отворилась и на кухню вошел Абнер.
— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался он, бросив на нее внимательный взгляд.
— У меня все хорошо. Устала просто, вот и все.
— Похоже, не все так просто, — заметил Абнер, подводя ее к креслу и помогая усесться. Потом он вышел.
Мэгги услышала пронзительный свист, а через некоторое время — тяжелые шаги хозяина дома. Не прошло и нескольких минут, как Майк уже входил на кухню.
— Что случилось? — спросил он.
— Ровным счетом ничего.
— По-моему, она едва не грохнулась в обморок, — пояснил Абнер, вваливаясь в дом вслед за Майком.
— Ничего подобного.
— Вы были бледны как стена.
Теперь, когда Мэгги сидела, уютно устроившись в кресле, самочувствие у нее значительно улучшилось.
— У меня на лице толстенный слой крем-пудры. Как, интересно знать, вам удалось определить, что я побледнела?
Абнер, не ответив, посмотрел на Майка:
— Ты сам отвезешь ее к доктору Бишопу, или мне к нему сгонять?
— Я отвезу, — сказал Майк, привычно беря инициативу в свои руки.
— Погодите! Я вовсе не хочу никуда ехать.
— У входной двери висит куртка. Там же — шарф. Принеси-ка их сюда, — скомандовал Майк Абнеру. И, повернувшись к Мэгги, бросил: — Вы едете, и все тут, — отметая тем самым все возражения.
Вернулся Абнер с курткой в руках. Мэгги посмотрела на него, потом на Майка и тяжело вздохнула. Вступать с ними в пререкания у нее не было ни сил, ни желания, но, как видно, этого было не избежать.
— Вы зря тратите свое время, джентльмены. Я никуда не поеду. Я просто устала.
Майк стащил с себя куртку. Под ней у него были две фуфайки, надетые одна на другую. Он снял одну из них, и в мгновение она оказалась над головой Мэгги. Когда Майк натянул на нее этот мешковатый балахон, выяснилось, что фуфайка длинновата и вообще сильно ей велика. Когда она поднялась, обнаружилось, что фуфайка доходила ей до середины бедер.