Поскольку каждой станции приходится действовать с оглядкой на возможную реакцию Федеральной комиссии по связи, свободное мнение редакции всегда оказывается лицемерным. Чего же удивляться тому, что если телеканал и высказывается по какому-либо противоречивому вопросу, то обычно в пользу власть имущих?
Публика мирится с этой ситуацией, потому что такое положение вещей существует с самого начала широкомасштабного коммерческого радиовещания. Но что бы мы подумали, если бы все газеты действовали на основании лицензий, которые должны ежегодно возобновляться Федеральной комиссией по печати, и при этом лицензию можно было отозвать за то, что газета рискнула выразить пристрастное мнение в передовице или не выделила достаточно места для социальной рекламы? Разве это не было бы нетерпимым да и неконституционным нарушением права на свободу печати? А если еще лицензировать и деятельность книгоиздателей, не продлевая лицензии тем, чьи публикации не соответствуют требованиям Федеральной комиссии по книгоизданию? При этом положение, которое мы сочли бы нетерпимым и тоталитарным, сложись оно в сфере издания книг и газет, считается нормальным в самых популярных средствах массовых коммуникаций – на радио и телевидении. Но ведь по сути оба этих случая ничем не отличаются друг от друга!
Здесь мы сталкиваемся с одним из фатальных пороков идеи демократического социализма, т.е. идеи, что правительство должно владеть всеми ресурсами и средствами производства, но при этом обеспечивать свободу слова и печати для всех граждан. Абстрактная конституционная гарантия свободы печати лишена всякого смысла в социалистическом обществе. Дело в том, что, когда правительство владеет всеми газетами, бумагой, типографиями, оно, будучи собственником, должно решить, как распределить бумагу и типографии и что печатать. Так же как правительство, выступая в роли собственника улиц, должно решать, как их использовать, так и социалистическое государство должно распределять бумагу и все другие ресурсы, обеспечивающие свободу слова и печати: залы для собраний, типографскую технику, грузовики и т.д. При этом оно может сколько угодно говорить о своей преданности свободе печати, но в то же время направлять всю бумагу только своим сторонникам. Свобода печати оказывается фикцией. Да и вообще, почему социалистическое правительство должно выделять сколько-нибудь существенные ресурсы антикоммунистам? В таких условиях проблема свободы печати неразрешима.
Существует ли решение проблемы свободы слова для радио и телевидения? Самое простое: обращайтесь с этими средствами информации так же, как с издателями книг и периодики. С точки зрения либертарианца и сторонника американской Конституции, правительство должно полностью отказаться от какого-либо вмешательства в деятельность средств массовой информации. Короче говоря, федеральное правительство должно денационализировать радио и телеканалы, иными словами, передать их в частную собственность. Когда каналы вещания действительно принадлежат частным вещателям, последние будут истинно свободны и независимы, они смогут выпускать те программы, которые им захочется, которые, по их мнению, понравятся слушателям или зрителям, и они смогут делать это, не опасаясь возмездия со стороны правительства. Они смогут также продавать или сдавать в аренду свой диапазон вещания кому пожелают, а благодаря этому пользователи теле- и радиочастот не будут нуждаться в правительственных субсидиях.
Более того, если телеканалы станут свободными, частными и независимыми, большие вещательные корпорации лишатся возможности давить на Федеральную комиссию по связи с требованием избавить их от действенной конкуренции платного, т.е. кабельного телевидения. Только потому, что ФКС поставила платное телевидение вне закона, последнее не сумело встать на ноги. «Бесплатное телевидение» на самом деле, конечно, совсем не бесплатно – за программы платят рекламодатели и потребители, покрывающие расходы на рекламу, заложенные в цену вещей, которые они покупают. Возможен вопрос, а какое дело зрителю – платит он косвенно (через цену покупаемых товаров) или напрямую за каждую программу? Разница в том, что это будут другие зрители и другие телевизионные программы. Рекламодатель, например, всегда заинтересован: а) в максимально широкой аудитории и б) в такой аудитории, которая с наибольшей готовностью воспримет его рекламу. Поэтому программы всегда равняются на наименьший общий знаменатель, а именно: на наиболее отзывчивых зрителей, т.е. тех, которые не читают газет и журналов, так что все их знакомство с рекламой ограничивается телевидением. В результате бесплатные телепрограммы чаще всего поверхностны, слащавы и однообразны. Платное телевидение означало бы, что каждый телеканал должен будет искать собственный рынок, так что возникнет множество специализированных рынков для специализированных аудиторий – подобно тому, как высокодоходные рынки рекламы возникли вокруг издания журналов и книг. Качество программ повысится, а предложение станет более разнообразным. По сути дела, угроза конкуренции со стороны платного телевидения должна быть очень велика, раз телевизионные сети ведут такую борьбу за недопущение его на рынок. Но, разумеется, на действительно свободном рынке оказались бы реализованными обе формы телевидения, а также кабельное и те его виды, которые мы пока еще не в силах и вообразить.
Против частной собственности на телеканалы обычно выдвигают тот аргумент, что диапазон вещания ограничен, а потому владеть им и распределять частоты должно государство. Для экономиста этот аргумент нелеп, потому что все ресурсы ограничены, и если на рынке товар чего-то стоит, то именно потому, что он редок. Мы должны платить за хлеб, за обувь, за одежду, потому что все они редки. Если бы они были так же изобильны, как воздух, то стали бы бесплатны, и никому не пришлось бы заботиться об их производстве и сбыте. Если взять прессу, то газетная бумага – это редкость, типографские мощности, грузовики и другие ресурсы также ограничены. Чем более редок ресурс, тем выше его цена, и наоборот. Более того, телевизионных частот намного больше, чем используется сегодня. Решение ФКС перевести станции с диапазона UHF (ультравысокие частоты) на диапазон VHF (очень высокие частоты) создало куда больше каналов вещания, чем нужно сейчас.
Другое распространенное возражение против частной собственности на частоты вещания заключается в том, что диапазоны частных радио- и телестанций будут наезжать друг на друга, так что слушателям и зрителям придется довольствоваться кашей вместо чистого звука и четкой картинки. Это столь же абсурдно, как если бы кто-то сказал, что раз автомобиль может съехать с дороги и двигаться по частной земле, значит нужно национализировать все автомобили или всю землю. В обоих случаях разграничить права собственности таким образом, чтобы любое вторжение на чужую территорию сразу делалось очевидным и могло преследоваться по закону, должен суд. В отношении прав собственности на землю все очень просто и все давно работает. Но дело в том, что суды могут использовать аналогичные процедуры размежевания собственности и в других областях, будь это диапазоны вещания, водные или нефтяные ресурсы. В случае теле- и радиовещания задача заключается в том, чтобы установить местоположение источника вещания, определить дальность вещания и ширину диапазона, обеспечивающую передачу чистого сигнала, и уже тогда наделять правами собственности станцию, расположенную в этом месте. Если, например, радиостанция WXYZ получила право собственности вещать на частоте 140 кГц в радиусе 200 миль от Детройта, то любая другая станция, которая вздумает вещать в районе Детройта на этой частоте, будет подлежать судебному преследованию за нарушение прав собственности. Если суды выполняют свою работу, определяют и защищают права собственности, то нет оснований предполагать, что здесь нарушений прав собственности будет больше, чем в каком-либо другом виде деятельности.
Большинство людей верит, что эфир был национализирован именно по этой причине: до закона о радиовещании 1927 года сигналы разных станций накладывались друг на друга, создавая хаос, так что федеральное правительство было вынуждено в конце концов вмешаться, чтобы навести порядок и сделать радиовещание вообще возможным. Но это всего лишь историческая легенда, не имеющая отношения к реальности. В действительности все было как раз наоборот. Когда станции начинали мешать друг другу, пострадавшая сторона обращалась в суд, и уже суды начинали создавать порядок из хаоса, очень успешно применяя в новой технологической области содержащуюся в общем праве теорию частной собственности, во многих отношениях сходную с либертарианской. Короче говоря, суды начали закреплять права собственности на частоты вещания за первыми пользователями. И только обнаружив, что сфера действия частной собственности успешно расширяется, федеральное правительство вмешалось и национализировало эфир под предлогом предотвращения хаоса.