— При этом все забыли, как именно мы становимся всё более чувственными и утончёнными. Что по-настоящему единимся, только совместно испытав страшное. — Полосатый пожал плечами и задумчиво вспорол обшивку модного дивана кончиком когтя. — Что сцепляемся хвостами, лишь утонув в потоках обжигающе-драматического опыта, через который проходят уцелевшие — они и есть следующая ступень эстетства, новый уровень, появление чу-ха-сверхчувствующего.
Точно, они репетировали. Словно это был канджо-транс, а не исповедь массовых убийц… И это пугало даже сильнее смысла сказанного.
— Единение стаи происходит только на фоне совместного испытания глубинного ужаса, — Толстячок дружелюбно развил мысль приятеля. — Те, кто выкарабкаются из огненной ямы, наполненной строгим опытом Добродушного Восхождения, перейдут на новый уровень группового сознания. Станут сверхчувствительными к любым колебаниям стайного настроя, научатся любить не только себя…
— Общество чу-ха распадается на волокна… — чуть заплетающимся голосом, но с натуральной грустью произнёс Пучок и уставился в потолок огромной комнаты. — Не было давно ни войн, ни даже мелких стычек. Раньше мы строили здания, прорывающие облака. Но когда их хватило, мы впали в ступор… Мы больше не созидаем. Мы варимся в этой говнянской каше и вымираем, кто-то с бокалом дорогой паймы, кто-то просто так… Чу-ха погрязли в эгоизме и бытовухе. Их нужно встряхнуть. И мы сделаем это, потому что у нас есть сила, власть и чувство вкуса.
— Мы убережём чу-ха от этого распада, пунчи Ланс, — улыбнулся Красотка Таакин-Кар. — Станем Новыми Богами. И через годы нам воздвигнут монументы.
Я встал, якобы размять ноги и открыть бутылку воды из холодильного шкафа, а на деле смещаясь поближе к дверям. Музыканты продолжали изучать терюнаши с интересом и лёгкой насмешкой во взглядах. Лишь Мичи-Ри, поймав дурманящую птицу, наслаждался зрелищем огненных звёзд, только ему одному видимых сквозь высокий потолок гримёрки.
Все они действительно верили в то, о чём говорили. Прямо по-настоящему. Всерьёз, на всю глубину. И это было невероятным… Впрочем, это было бы невероятным, не узнай я природу чу-ха за годы обитания в Юдайна-Сити…
— А сами вы?..
Я многозначительно оборвал вопрос на полуслове и присосался к бутылке, продолжая украдкой осматривать комнату. Пожалуй, в качестве оружия сгодится отбитое горлышко. Или ножка стула, если успею расколотить его об пол. Но что дальше? А дальше мне предстоит отнять свой рюкзак у вооружённого охранника, и только тогда…
— Конечно, мы тоже присоединимся к Добродушному Восхождению, — спокойно кивнул Полосатый, не спуская с меня глаз. — Кроме одного, определённого жребием в последний момент. Он потеряет шанс на покой, но расскажет Тиаму о подвиге остальных.
— Не жалко хвостатых?
Против воли я ощутил, что в голос возвращается кислотная едкость.
— Разумеется, нет, — насмешливо вскинулся Красотка. — Но я ни на секунду не поверю, что ты способен понять разницу между убийством и очищением…
Я облизнул губы, покачал пустой бутылкой в руке.
— Не переживай, мышка, тебе мы вреда не причиним, — вдруг, будто прочитав мои мысли, пробасил Здоровяк. — Влачи свою жалкую жизнь. Может, даже заработаешь денег на прокламаторах, ведь ты будешь одним из немногих последних…
Толстячок хмыкнул и тоже подступил к столу с порошками.
— Наверное, сейчас ты думаешь, — не оборачиваясь, бросил он через плечо, — что обо всём этом нужно срочно узнать тетронам?
И не успел я пролепетать что-то вроде «улица научила меня не лезть в чужие секреты», добавил:
— Не трать время, пунчи. «Полосатые рубашки» всё одно не поверят страшному зверьку из геджеконду, сисадда?
— Карай-Чирай говорит правду, — подтвердил Полосатый, всё ещё глядя мне в лицо. — У нас в кармане весь город, бо́льшая часть которого уже при жизни поклоняется «Восьмому цвету радуги». Если не хочешь угодить в вонючую нору для умалишённых, просто дождись вечера. Если пожелаешь, можешь прямо здесь…
— Позволь судьбе свершиться, — лениво добавил Таакин-Кар. Встал из кресла, отложил веер и покрутил затёкшей поясницей. — И не глупи. Такое представление лучше наблюдать из первого ряда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я похолодел.
Осознание реальности происходящего накрыло только сейчас, и по спине побежал холодный пот. А ещё в голове зазвучали слова, сказанные одноглазым Щупом во время нашей последней встречи.
— Пунчи, ты недооцениваешь стаю из «8-Ра», — сказал мне хозяин «Каначанкха» в ту ночь. — Иногда мне кажется, что их власть над поклонниками куда сильнее власти Смиренных Прислужников…
Пожалуй, он оказался прав. Я недооценивал этих визгунов, чьи якобы песни последние пару лет звучали из каждого пищевого комбайна. Да что там⁈ Всё гнездо их недооценивало…
Драть меня дрыном, это случится уже сегодня.
Там… то есть здесь, в этой шикарной «Абиман-Арене» будут дочки Чихри. Но что важнее, здесь также будут десятки тысяч им подобных. И Амма, чьё кольцо на пальце вдруг стало очень тугим.
Красотка вздохнул. Подступил чуть ближе и как бы невзначай покосился на бутылку в пальцах.
— Мы идору, Ланс, — негромко сказал он, снова обнажая сверкающие резцы. — Мы те, в служении кому должна быть конечная цель, сисадда? И сегодня мы дадим её нашим любимым слушателям… Так ты останешься посмотреть выступление?
…Я весьма туманно помнил, как покинул чудесный просторный зал, где восемь самцов прекрасной стати закидывались веселящей пыльцой, драли кукуга, перешучивались и готовились уже предстоящим вечерком за раз грохнуть пару сотен тысяч боготворящих «ВЦР» сородичей.
Но одно я помнил точно. Причём в мелочах.
В башке пульсировало: если бы в тот момент на мне висели «Молот» и «Наковальня», я бы положил всех восьмерых. На месте. Без раздумий. В том числе, спящих. Причём даже не уверен, что стал бы их будить…
За тяжёлыми дверями на меня вроде как тут же накинулся Сиплый. Навалился, закружил вопросами, гневно потащил прочь. Следом шаркали злющий охранник и младшие нирмаата.
Но я не слушал и как будто даже толком не отвечал.
Всё ускорял и ускорял шаг, почти перейдя на бег. Думал, стая «8-Ра» всё-таки набросится, не выпустит. Или схватит на выходе, дав поверить в обманчивое спасение. Но на свежий воздух парковочного кольца стадиона мы, однако же, добрались быстро и без помех.
Сиплый всё ещё что-то сипел. Выпытывал, гад, и один раз даже попытался повиснуть на руке. Видимо, я взглянул на него как-то особенно, что он тут же отстранился.
Едва мы миновали первую внешнюю бетонную арку, огромную и испещрённую барельефами, охранник тут же направился к моторизированной открытой коляске. Однако господин Пагеер остановил его коротким щелчком языка. Жестом приказал вернуть мне рюкзак. И прошипел, больше не скрывая отвращения:
— Надеюсь, мышка, они остались довольны!
Туман заторможенного осмысления ещё не развеялся, поэтому я не помню, что именно ответил чи-нирмаата. Но определённо что-то обидное, потому что помощники Сиплого ахнули, а сам он агрессивно оскалился.
Однако в тот самый момент я как раз вынимал из рюкзака «Молот», чтобы вернуть на законное место под мышкой, и потому чу-ха лишь выплюнул короткое проклятье. Его чёрная, с лёгким фиолетовым отливом шерсть встопорщилась на шее и загривке.
— До блокпоста дойдёшь сам, — визгливо добавил он и показал мне оттопыренный мизинец, — и чтобы я тебя тут больше не видел!
Ага, точно. А сам-то я сюда прямо стремлюсь повторно…
Через секунду «мышка» осталась одна посреди огромного и совершенно пустого пятака. Уже через несколько часов тот заполнится визжащими от восторга малолетками, но пока ветер гонял по нему одинокий бумажный пакет, да по периметру вдали прохаживалась пара охранников.
Нужно что-то делать.
Рассказать Чихри, разумеется.
Разумеется, он едва ли сумеет отговорить дочерей и их подруг идти на концерт, и совершенно точно не найдёт в толпе. Но я выполнил обещание, и обязан завершить дело… А ещё нужно как можно скорее предупредить Амму. И Щупа, например. Сапфир. Китить, как говаривал один сиплый нирмаата, твою мамку под хвост — да тут нужно всё гнездо предупреждать!