довольно дорогом, судя по его виду, светло-сером платье, падающем свободными складками. Она, сотворенная из чистопородных костей, хорошо увлажненной кожи и сказочно густой гривы темных волос, размерами не уступает бицепсу кого-нибудь из этих охранников.
– Ой, Линн. – Она вздыхает. В одной руке у нее бокал с вином. – Так мило с твоей стороны заглянуть ко мне, но ты сегодня не можешь здесь находиться.
– Нам надо поговорить, – говорю я.
– Мисс, прошу вас, – говорит мне один из костоломов. – Вам нужно немедленно замолчать.
Я начинаю громко кричать. Кто-нибудь да прибежит сюда на крик.
Как только мой вопль пронзает воздух, на лице Мэрилин появляется мучительное выражение, и один из головорезов опускается на колени и зажимает мне рот ладонью.
– Поставьте ее на ноги, – говорит Мэрилин. – Мы поместим ее в одном из гостевых коттеджей. – Потом она обращается ко мне: – Мы поговорим попозже, хорошо, дорогая?
Я вонзаю зубы в мягкую солоноватую ладонь на моем лице, по-настоящему вгрызаюсь в его кожу. Он никак не реагирует.
– Если я скажу, чтобы он убрал руку с твоего рта, ты не будешь кричать? – спрашивает Мэрилин.
Я киваю. Он убирает руку. Я начинаю орать.
– Линнетт! – рявкает Мэрилин. Я прекращаю орать. – У меня гости! То, ради чего ты пришла, может подождать. Вести об Адриенн и Джулии меня тоже огорчили, и мы можем поговорить попозже, и это будет чудесно, но в данный момент проводится благотворительная акция в пользу отставных цирковых животных. Для меня это очень важно. Ты меня понимаешь? Эти львы и без того настрадались.
– Один час, – говорю я.
– Конечно. – Она снова вздыхает. – Ты такой молодец, что захотела прийти и погостить.
Она наклоняется и удостаивает меня громкого чмока в щеку, оставляя след напомаженных губ. Здесь за ее стенами с ее камерами и ее охранниками она может вести сумасбродно-светский образ жизни, о чем всегда и мечтала.
Сволочные охранники поднимают меня и ведут по периметру заднего двора.
– Руки ей развяжите, – говорит Мэрилин. – Тут вам не одна из тюрем, Джерри.
– Через час, – напоминаю я ей, пока один из мордоворотов снимает хомуты с моих запястий.
Мы идем по краю освещенной части двора, растянувшегося справа от меня и изобилующего китайскими фонариками, богатыми стариками и трофейными женами, которые стоят под высокими наружными обогревателями, напоминающими наблюдательные башни. Никто не ведет наблюдения за тем, что может происходить за их спинами, никто не контролирует выходы, никто вообще даже вида не делает, что все под контролем. Слева от меня огни Лос-Анджелеса, разбросанные во тьме под холмами, они выглядят чище и свежее, чем имеют на это право. Вид отсюда может ввести вас в заблуждение, навязав вам мысль о том, что мир – красивое место.
– Не останавливайтесь, – говорит мордоворот, подталкивая меня рукой в поясницу.
Впереди, по другую сторону светящегося голубого бассейна расположен двухэтажный коттедж в средиземноморском стиле с крышей из красной черепицы. Коттедж вполне мог быть обиталищем для небольшой семьи. В свете бумажных фонариков, висящих на ветках деревьев, я вижу мордоворота, который стоит по стойке вольно, сцепив руки за спиной, у застекленной двери коттеджа.
Они открывают дверь с герметическим уплотнением и профессионально заталкивают меня с прохладного вечернего воздуха в сухое тепло центрального отопления. В гостевом доме горит свет, дом набит мебелью в миссионерском стиле, пол выложен тяжелыми плитками из обожженной глины, на стенах изящные полотна в мексиканском стиле – цветные точки и молниеподобные линии. Тут стоят резные фигуры из металла – кролики, ягуары, попугаи, змеи поглядывают изо всех углов. Этот коттедж наполнен вещами, которых я никогда не могла бы себе позволить. Привлекательными вещами. Основательными вещами. Такими вещами, которые появляются у тебя, когда тебе нет нужды спасаться бегством через дверь, пока вторая беда не пришла за тобой. Такими вещами, которые появляются у тебя, когда ты можешь позволить себе нанять охрану, чтобы защищать их.
И посреди всей этой вызывающей зависть роскоши сидит, положив ноги на кофейный столик, Хизер, смотрит телевизор, курит сигарету и стряхивает пепел на пол.
Она поднимает на меня взгляд, полный беспечного равнодушия.
– Как дела, Линн? – спрашивает она. – Вечеринка – говно, правда?
*Дэвид Томас, «Фильмы-слэшеры в эпоху массовых убийств», «Фильм, как форма насилия, и фильм, как форма искусства: Манифест», 2007[36]
Группа поддержки последней девушки IX: Последняя девушка против последней девушки
Я настолько удивлена, что целую минуту не могу произнести ни слова, но в этом нет ничего страшного. Хизер говорит за нас обеих.
– Привет, Хизер, – говорит она, меняя голос и, насколько я понимаю, изображая меня. – И я рада тебя видеть. Слава богу, что ты жива. Очень умно с твоей стороны было заявиться к Мэрилин. Я весь день бегала по городу, как рехнувшаяся сука.
Справа от меня за подвесным столом у раздаточного окна видна кухня, слева – темный коридор, передо мной – общая комната с остекленными дверями, выходящими на темный лес. Я перешагиваю через ноги Хизер и задергиваю занавеску.
– Мне нравится, когда она открыта, – говорит Хизер.
Закрыть кухонные окна, как и окна от пола до потолка в обеденном уголке, нечем. Холодильник пуст, если не считать сморщенного лимона, упаковки «Арм и Хаммер» и упаковки «Перье»[37]. В третьем открытом мной ящике я нахожу мясницкие ножи и беру два.
– У тебя есть какие-то причины вносить беспорядок в мои действия? – спрашивает Хизер.
Я выхожу в коридор и начинаю проверять остальную часть дома.
– Это бесполезная трата времени, потому что ты уходишь, – кричит мне вслед Хизер.
Наверху две комнаты, обе пустые, я проверяю кладовки, заглядываю под кровати, отдергиваю занавеску в общей ванной, открываю шкафчик под раковиной.
Куда бы я ни заходила, я всюду оставляю гореть свет. Не выношу никаких темных углов. Я не могу оставлять места, где можно легко спрятаться. Я спускаюсь по лестнице.
– Эта дверь запирается? – спрашиваю я, пытаясь найти задвижку на входной двери.
– Надеюсь, что нет, – говорит Хизер, прикуривая очередную сигарету от предыдущей. – Это только задержит тебя немного, если меня застрелят, а тебе придется быстро делать ноги, оставив меня истекать кровью на полу.
Видимо, она слышала про Джулию.
– Там была боевая обстановка, – говорю я, делая шаг к ней и пытаясь заместить мой стыд злостью. – Мне пришлось принимать решение мгновенно. – Она смотрит мне в глаза, и я перестаю наступать на нее и вяло добавляю: – К тому же я сначала убедилась, что Джулия жива.
– Ну, конечно, а как же еще, Трусливый