— У омеги есть все защитные инстинкты альфы, но нет склонности к насилию, — сказал Асил, явно недовольный тем, что его вернули к теме. — Твоя Анна устроит тебе веселую жизнь, пока не убедится, что все в ее стае счастливы и в безопасности.
И теперь до него начало доходить. Волчица Анны не была жестокой, просто сильной и старалась защитить. Как постоянное насилие могло повлиять на волчицу?
— Боль делает доминанта более жестоким, в то время как у покорного волка все наоборот. Что происходит с омегой, которого пытают?
Если бы думал не об Анне, а сосредоточился на Асиле, он бы никогда не выразился такими словами.
Лицо Мавра побледнело, а запах сильно испортился. Он вскочил на ноги, опрокинув стул и отшвырнув стол к стене, где тот завалился на бок.
Чарльз медленно поднялся и поставил свою чашку на ближайший к нему столик.
— Прости, Асил. Я не хотел напоминать тебе о том, что лучше забыть.
Асил постоял еще мгновение, готовый к атаке, затем его тело расслабилось, и он выглядел уставшим до глубины души. Не сказав ни слова, он вышел из комнаты.
Чарльз сполоснул свою чашку и поставил сушиться в раковине.
Обычно он не был таким беспечным. Подругу Асила замучила до смерти ведьма, которая использовала ее боль и смерть, чтобы получить больше силы. Несмотря на то, что Асил раздражал Чарльза, он никогда бы намеренно не использовал смерть пары, чтобы помучить его. Но даже если снова извиниться, то это ничем не поможет.
Поэтому он пробормотал тихую молитву о благословении на дом, как научил брат его матери, и ушел.
Анна была рада, что на этот раз Чарльз сел за руль. Он легко вел машину по обледенелым дорогам, хотя Анна все равно вцепилась ногтями в ручку, удобно расположенную над окошком пассажирской двери.
Чарльз почти ничего не сказал ей этим утром после того, как вернулся после разговора с лесничим. Его взгляд был отстраненным, как будто дразнящий, нежный мужчина, с которым она проснулась, ушел.
И это ее вина.
Анна не ожидала, что станет так сильно переживать после того, как отправила свою волчицу спать, пока сама принимала душ. Им обоим нужна была передышка. Анна никогда не испытывала ничего подобного ни к одному мужчине, и это было одновременно неловко и страшно.
Она долго принимала душ, но странное ощущение не проходило. Возможно, она могла бы справиться, если бы не его игривость этим утром. Сильные чувства делали ее очень уязвимой, и она боялась, что не сможет скрыть это от него.
Когда ей пришлось выйти из душа, она так беспокоилась о том, чтобы спрятать от Чарльза свои эмоции, что не заметила, как ее неловкость, застенчивость и страх повлияли на него. Он подумал, что она боялась его, и ошибался.
Анна взглянула на его бесстрастное лицо. Она понятия не имела, как все исправить. Подняла руку, понюхала рукав своей рубашки и сморщила нос.
Не отрывая глаз от дороги, Чарльз сказал:
— От тебя не воняет.
— Просто странно пахнуть человеком, — сказала она ему. — Я не задумывалась о своем запахе, пока это не изменилось.
Прежде чем они вышли из дома, он заставил ее надеть грязную футболку и такую же грязную толстовку, которую принес Тэг. Затем провел по ней руками, напевая на языке, которого она никогда раньше не слышала, одновременно гнусавом и музыкальном. Когда Чарльз закончил, Анна пахла как обычная женщина, чью рубашку позаимствовала, и запах ее пары тоже был как от обычного мужчины.
Чарльз сказал ей, что обладает небольшой толикой магии, унаследованной от матери. Анна заинтересовалась, что еще он мог делать, но спрашивать казалось невежливым. Она никогда раньше не была рядом с тем, кто мог творить магию, и поэтому испытывала благоговение перед ним.
В чикагской стае ходили истории о людях, использующих магию, но она никогда не обращала на эти слухи особого внимания, у нее и так имелось много проблем с тем, чтобы просто быть оборотнем.
Анна положила руку на колени и размяла пальцы.
— Перестань волноваться, — сказал Чарльз, его тон был мягким, но без интонации, словно он общался с незнакомцем, которого только что подобрал на улице. Только этим утром Анна поняла, что раньше Чарльз разговаривал с ней по-особенному, и заметила это только после того, как он перестал это делать.
Покрытые снегом горы, выше Сирс-Тауэр, возвышались по обе стороны дороги, такие же холодные и твердые, как мужчина рядом с ней. Анна задумалась, так ли он выглядел, когда вел дела. Возможно, он заблокировал все, готовясь убить незнакомца, чтобы защитить свою стаю. Возможно, она не виновата в изменении его поведения.
Анна испытывала страх и чувствовала себя неуютно и напуганной, хотя и пыталась скрыть это.
Асил проговорился Чарльзу, что все его боятся. Хотел бы он знать, что сказать, чтобы это исправить. Хотя бы что-нибудь, что угодно.
После ухода от Асила он пытался обдумать все проблемы. Анна испугалась его этим утром или, может, того, что они с таким удовольствием делали прошлой ночью. У него достаточно опыта, чтобы понять, что ей все понравилось. Казалось, ее не беспокоило произошедшее, пока она не пошла в душ. Поскольку в его доме не скрывалось никаких монстров (кроме него), он почти уверен, что что-то в Анне изменилось.
Один из признаков того, что зверь получает контроль над человеком, — внезапное изменение поведения или настроения, которое, казалось, не имело очевидной причины. Если бы Анна не была три года оборотнем и к тому же омегой, он бы подумал, что ее зверь берет верх.
Возможно, все наоборот. У омег есть все защитные инстинкты альфы, как сказал Асил. Могла ли ее волчица взять верх прошлой ночью?
Бран научил новых волков, что волк — это часть их самих, просто у него больше эмоций и желаний, которые нужно контролировать. Казалось, это помогло большинству из них на переходном этапе. Не стоило их пугать, сказав, что в их головах живут монстры, — это точно не помогло бы обрести контроль.
Это полезная выдумка, которая иногда была правдой. Бран, например, легко превращался из волка в человека и обратно. Но большинство волков, в конце концов, считали своих волков отдельными существами.
Чарльз всегда знал, что в нем существуют две души, которые заставляют биться одно сердце. Братец волк и он по большей части гармонично жили вместе, используя навыки любого из них ради достижения общих целей. Например, охотился братец волк, но если их добычей был человек или оборотень, убийство всегда совершал Чарльз.
За эти годы он убедился, что оборотни, у которых человек и волк почти полностью разделены, — как док Уоллес — обычно долго не живут. Либо нападали на кого-то старше и сильнее их, либо Чарльзу приходилось убить их, потому что они не могли контролировать волка.
Выживший оборотень научился объединять человека и волка и по большей части оставлять человека за рулем, за исключением случаев, когда звала луна, когда они очень злились или когда испытывали боль. Начните пытать доминанта, и волк выйдет на передний план.
Пытайте покорного волка, и вы останетесь с человеком.
Со всеми защитными инстинктами альфы и отсутствием агрессии, и тремя годами жестокого обращения, возможно, волчица Анны нашла способ ее защитить. Это объяснило бы, почему Лео так и не удалось ее сломить.
Видимо, когда его агрессия прошлой ночью напугала Анну, ее волчица вышла поиграть. И, возможно, именно поэтому их человеческие души не были связаны так, как волчьи.
Но этого не может быть, потому что он понял бы, если бы ее волчица взяла верх. Даже если бы каким-то образом не заметил, как ее глаза изменились с карих на бледно-голубые, он бы никогда не упустил из виду изменение ее запаха.
Чарльз уверен, то, что Лео сделал с ней или заставил кого-то другого сделать с ней, было корнем его нынешних проблем.
Злость не помогла бы наладить отношения с Анной, в этом он не сомневался. Поэтому перебирал в уме различные способы, которыми мог пытать Лео, если бы тот не был мертв, и старался придумать способ, как все наладить сейчас.