передвинула одну из фигур. Сергей нахмурился и аккуратно вернул её на место.
– Правда? И в кого?
– В Алину. – Дождавшись, когда его брови приподнимутся, Тамара улыбнулась шире. – Представляешь? Сейчас делает ей открытку и какой-то подарок, сказал, что хочет отнести в больницу.
– Хм, – задумчиво протянул Сергей, – разве ему не рано влюбляться?
– Рано? – Тамара фыркнула. – Я впервые влюбилась в семь! Это был внук моей няни, он был старше на год. Помню, у него были такие красивые зелёные глаза…
– Хватит, не продолжай, а то я начну ревновать, – усмехнулся Сергей.
– А ты помнишь свою первую любовь?
Тамара снова передвинула фигуру на доске, хитро посмотрела исподлобья. Ей нравилось наблюдать, когда он полностью поглощён шахматами и мыслями о стратегии. Конечно, одному сложнее, но в этом был весь Сергей: просчитывать ход битвы с двух сторон, предугадывая следующий шаг противника. Его тонкие брови в особенно напряженные моменты сходились на переносице, взгляд то погружался в себя, то скользил по фигурам так стремительно, что она не успевала понять, куда именно он только что смотрел. Сейчас его глаза опустились на доску, но мысли явно были далеки от игры. Так смотрят, копаясь в памяти, вспоминая что-то личное, недоступное другим.
– Серёж?
– Помню, – тут же откликнулся он, глядя на неё, – моей первой любовью была ты.
Они никогда не поднимали эту тему, ведь кому какое дело, кто у кого был до, если теперь – вместе? Тамара всегда говорила, что для множества любовных побед Сергей слишком ленив, он соглашался и отвечал, что брак – чересчур проблематичная вещь и они поженились лишь потому, что иначе её братья попросту закопали бы его в пустыне. Это всегда казалось милой шуткой. До последнего времени.
– Значит, Даня сегодня собрался в больницу? – Сергей поднялся. – Пойду пожелаю ему удачи.
– Пожелаешь на месте. Ты пойдёшь с ним. – Тамара невинно улыбнулась. – Он боится идти один, а я не могу.
– И когда ты собиралась мне сказать?
– Говорю сейчас. У тебя всё равно выходной, так проведи его с сыном.
– Звучит так, будто я мало времени с ним провожу, – раздражённо бросил Сергей.
Он прекрасно помнил себя в возрасте сына, тогда чрезмерная опека отца раздражала, а маме и вовсе не хотелось показываться на глаза: забросает вопросами об учёбе, а потом обязательно навалит кучу наставлений о том, как должен вести себя сын серьёзного делового человека. Даня в этом пошёл в него, поэтому Сергей благоразумно сводил их общение к разговорам о том, что интересно сыну в данный момент. Тамару это не устраивало. Она росла в большой семье, хоть и в сложных условиях. Ей всегда казалось, что опеки никогда не будет много, и обречённое «Ну ма-ам» вообще не воспринималось. Ровное отношение мужа к сыну Тамара всегда воспринимала как равнодушие, сама же всегда была готова биться за любую его слезинку до конца. Часто это доходило до абсурда: Даня играет в песочнице, у него отбирают совок, и Тамара уже стоит рядом, учит чужого ребёнка, как надо играть. Даня получил двойку, потому что не подготовился к уроку, Тамара летит в школу узнавать у преподавателя, почему у сына плохие отметки. Даня сцепился с одноклассником из-за ерунды, о которой оба забыли к концу драки – его мать краснеет, обещая, что он будет вести себя лучше. Во всём, что касается Дани, Тамаре всегда всего было мало.
– Ежедневные тренировки не в счёт.
– А что в счёт? Время, которое он проводил в школе? Может, мне ходить с ним на уроки и сидеть за партой? – Сергей вздохнул, махнул рукой и вышел – что толку спорить, всё равно уже согласился. Заочно.
Даня заметно нервничал. Прижимал к груди небольшой, аккуратно упакованный в яркую бумагу свёрток и хмурил брови. Сергей молча шёл рядом, знал – если захочет, сам поделится. Не захочет – никакой подход не поможет.
– Пап, – наконец решился Даня, когда впереди показалась больница, – а признаваться в любви страшно?
– Страшно, – не стал скрывать тот. – Но поверь, оно того стоит.
– Это как?
– Ну, – Сергей усмехнулся и закинул руки за голову, – тебе либо ответят взаимностью, и тогда всё будет хорошо. Либо откажут, что тоже неплохо.
– Неплохо? Но почему?
– Когда тебе говорят «нет», это, конечно, больно поначалу. Но потом ты поймёшь, что так даже лучше – не придётся всю жизнь ломать голову над вопросом: а что, если она меня любила. А такой вопрос возникнет, если ты не найдёшь в себе сил признаться.
– Звучит не слишком обнадеживающе, – вздохнул Даня, глядя на подарок.
– Как есть, – хмыкнул Сергей.
У палаты он ответил взглядом, полным поддержки, и ободряюще кивнул, открывая дверь. Вошёл вслед за сыном и едва сдержал насмешку: рядом с кроватью стоял Игорь, а на тумбочке красовался букет ландышей в стакане.
– Даня! – Алина привстала на локтях и улыбнулась. Лицо ещё было бледным, глаза горели, но в целом она выглядела бодрой и здоровой.
– Здравствуй, Алина. Как себя чувствуешь? – Сергей спросил из вежливости, понимая, что его присутствие явно смущает подростков. Дождавшись заверений, что всё хорошо, а также – ответа от сына, что можно его не ждать, он сказал: – Что ж, не буду вам мешать, – и поскорее закрыл за собой дверь.
Всё ещё посмеиваясь, вышел из больницы на задний двор, к узловатой акации, под которой так часто курил, когда приходил навещать кого-то из друзей. Остановился в нескольких шагах от тени, заметив Инну.
Глава 24
– Странное чувство да, – слабо улыбнулась она. – Теперь мы навещаем здесь своих детей.
– Пока ты не сказала, я не думал об этом. – Он подошёл ближе, машинально достал зажигалку, щёлкнул крышкой. – Теперь действительно странно.
– Что чувствовали наши родители, когда мы оказывались здесь? Как думаешь?
– Сложно представить. – Сергей пожал плечами, глядя вперёд. – Наверняка было очень страшно.
– Как представлю, что чувствовали Света с Никитой… – Инна оборвала себя, вздрогнула и вдруг протянула руку: – Дай закурить.
– Уверена? – спросил он, но пачку достал. Открыл, протянул ей, дождался, когда возьмёт сигарету, поднёс зажигалку. Инна затянулась одним ртом, выпустила дым. Заметила его насмешку и тряхнула головой.
– Я знаю, что курю неправильно. Не хочу привыкать. Просто нравится сам процесс.
– Я тоже говорил себе так поначалу. – Сергей решил, что покурит позже – сигаретный дым и так перебивал тонкий аромат её духов. Поэтому он просто засунул руки в карманы, прислонился к стволу акации. Резная зелень едва распустившихся, тонких трубочек-листьев ложилась на землю светлой, почти прозрачной тенью. Скользила по лицу Инны, рисуя причудливый узор. – Значит, Игорю тоже