Проснулась Оксана от стука в дверь и резко села на кровати. В комнату заглянула новая знакомая.
— Что? — спросила Оксана, протирая глаза. — Пора ехать на вечернюю службу?
— Да нет, я уже вернулась, — улыбаясь, ответила женщина. — Просто решила разбудить тебя. Нельзя спать на закате.
Оксана посмотрела в окно и заметила, что занавеска предательски порозовела. «Предательски? Интересное сравнение», — мелькнула мысль.
— Спасибо, — кивнула она хозяйке дома.
Та улыбнулась и закрыла дверь.
Оксана посидела еще немного, приходя в себя, потом встала и вышла из комнаты.
— Борщ есть будешь? — спросила хозяйка.
— Буду, — кивнула Оксана, садясь за стол. — Что ж вы меня не разбудили, когда на службу поехали? — спросила она.
Женщина пожала плечами, наливая суп:
— Не велено было будить.
— Кем не велено?! — испугалась Оксана.
— Ну… — женщина замялась, — я так говорю, когда чувствую, что этого делать не надо. Считай, Богом не велено. Ты так сладко спала. Да и не было, скорее всего, на службе твоей тети.
— Почему вы так решили? — удивилась Оксана.
— Потому что я в этом приходе всех знаю. Ни одна из женщин на твою тетю не тянет. — Она поставила перед Оксаной тарелку и села напротив. — А как ее зовут?
— Власова Вера Сергеевна, — ответила Оксана, наблюдая за реакцией своей новой знакомой. — Вы ее знаете? — обрадовалась она.
— Кто ж не знает матушку Веру?
— И вы знаете, где она сейчас живет?
Женщина радостно кивнула:
— Вот только увидеть ее ты пока не сможешь.
— Почему? — удивилась Оксана. — Где она?
— Она в тюрьме… ой! Нет-нет… то есть… — и женщина расхохоталась. — Не она в тюрьме, а она там работает… послушание у нее такое.
— Послушание?
— Ну да. А ты разве не знаешь, что твоя тетя в монастырь ушла? Сейчас она работает при храме в женской тюрьме.
— Значит, надо ехать обратно, — вздохнула Оксана.
— Да куда ты, на ночь-то глядя? — возмутилась женщина. — Переночуй, а завтра поедешь, раз не терпится.
— Что значит «не терпится»? — улыбнулась Оксана. — Я бы с удовольствием потерпела, да…
— Что?
— Не хочется злоупотреблять вашим гостеприимством.
— А если я попрошу остаться?
— Зачем? — удивилась Оксана.
— Ну… Я не знаю, зачем ты сюда приехала, но батюшка Серафим попросил приютить тебя.
— Батюшка Серафим? Это кто?
Женщина посмотрела на Оксану с удивлением, словно не понимая, как можно не знать батюшку Серафима.
— Так я ж не здешняя, — напомнила ей Оксана.
— Да я помню, — кивнула женщина.
— И откуда ваш батюшка Серафим меня знает?
Женщина рассмеялась:
— Серафим Саровский! Слышала о таком святом? Ты сегодня на службе прямо напротив его иконы спала.
— А-а-а… Это тот дедуля сгорбленный?
Женщина хихикнула…
— Ну вообще-то да — горб у него был. Только надо говорить не сгорбленный, а согбенный. Слушай! А что ты мне все выкаешь? Давай хоть познакомимся. Меня Ксенией зовут.
— А меня — Оксана, но вся родня тоже зовет Ксюшей.
— Тоже, значит, странница, — улыбнулась Ксения.
— Почему странница?
— Потому что Ксения в переводе с греческого — странница, или путешественница.
— Да уж, — улыбнулась Оксана. — Я странница от слова «странная». Иногда такие поступки совершаю, что не только другие, но и сама удивляюсь.
— А так оно и есть, — кивнула Ксения. — Слово «странный» произошло от «странник», то есть, человек пришлый, с другими непонятными обычаями. И чего странного ты сделала?
— Да вот, хотя бы… прикатила за пятьсот километров в гости к тете, даже не предупредив ее, не узнав, дома ли она, есть ли у нее на меня время. И ведь ехала с полной уверенностью, что меня здесь ждут. Ну, просто как во сне была. У тебя бывают сны, когда делаешь что-нибудь бессмысленное с чувством очень важного дела? А потом просыпаешься и самой смешно.
— Бывают, — улыбнулась Ксения. — Вот давеча видела сон, что жарю яичницу, только вместо сковороды яйца бью в реку, и они по течению уплывают. А я радуюсь, какой сытный ужин получается.
Оксана рассмеялась.
— Вот скажи, где логика? Почему во сне не приходит в голову, что так быть не должно? Или мне часто снится, что лезу я в какой-то подземный ход и застреваю там. Зачем лезу? Вот и сейчас… зачем приехала? Чего ожидала? Чем тетя мне может помочь?
— Тетя твоя женщина мудрая очень. А чем помочь надо? Может, я смогу?
— Да, ну, — махнула рукой Оксана, — не сможешь. То есть… ты и так мне уже сильно помогла. Слушай, а как Серафим Саровский попросил меня приютить?
— Молча, как обычно, — улыбнулась Ксения. — Понимаешь, у него всегда разное выражение лица. То, бывает, строго смотрит, то ласково, то задумчиво. А сегодня у него просьба на лице отразилась. Я и спросила его: «Батюшка Серафим, чем я могу помочь?» Но это еще утром было до начала службы. А когда после службы тебя спящую увидела, так и поняла, за кого он просил. Глянула на него, а он улыбается так хитро…
— Надо же, — Оксана тоже вспомнила, как старец на иконе менял выражение лица. — Талантливый, видимо, иконописец ее создавал.
— А старец какой был! — задумчиво произнесла Ксения. — Чудотворец. Ты его попроси о помощи — непременно поможет.
Оксана усмехнулась, представляя, как старец является во сне к тем мошенникам, которые втянули Алексея в эту историю, и строго грозит им пальцем. Их тут же начинают мучить угрызения совести, и они бегут в милицию писать чистосердечное признание.
— А что ты смеешься? — возмутилась Ксения. — Не веришь?
Оксана улыбнулась, удивляясь ее наивности.
— Ты даже представить себе не можешь, какие он чудеса может творить!
— Ну, какие, например? Вот ты сама лично, не по рассказам, какое чудо видела?
Ксения минуту помолчала, как бы вспоминая, и сказала:
— А ведь даже если я тебе скажу, какое чудо видела, то для тебя это все равно будет «по рассказам».
— Почему?
— Да потому, что какая тебе разница, я об этом рассказала или кто-то другой. Ведь ты все равно, пока сама не увидишь, не поверишь.
— Ну, вообще-то ты права.
— Только ведь зримое чудо радости душе не приносит. Чудо показать это ж дело не хитрое, его и лукавый сотворить может, да и просто фокусник какой-нибудь.
— Это точно, — усмехнулась Оксана.
— А настоящее чудо, оно постороннему глазу невидимо, да и выглядит всегда, как случайное стечение обстоятельств.
— Расскажи мне о каком-нибудь чуде, — попросила Оксана.
— Да, у меня вся жизнь — сплошное Чудо, — улыбнулась Ксения. — И началось оно с самого моего рождения. Я ж родилась в блокадном Ленинграде.