Читать интересную книгу Агент, бывший в употреблении - Богомил Райнов

— Я весь внимание.

— Допускаю, что наступит момент, когда ты попросишь меня стать на твою сторону…

— …Или наоборот.

— Может, и наоборот. Твоя смерть запланирована так же, как и моя. И обе — часть одного и того же плана, в соответствии с которым надо, во-первых, отобрать у меня все, что возможно, после чего ликвидировать, а во-вторых, замести все следы и при этом прихлопнуть тебя.

— Почему ты непременно ожидаешь худшего? — недоумеваю. — Взгляни на жизнь с позитивной стороны…

— Я знаю, что не сказал тебе ничего нового. Не может быть, чтобы ты не разгадал их комбинацию с самого начала. Поэтому и спрашиваю, какой у тебя встречный план?

— Какая муха тебя укусила этим вечером! Нет у меня никакого встречного плана.

— Я бы не спрашивал, если бы не одна мелкая подробность. Моя участь в данный момент фатально связана с твоей.

— Может, ты и прав, но повторяю: у меня нет плана. Просто-напросто игра продолжается.

— Какая именно игра?

— Да все та же, вечная: в чет-нечет со смертью.

— Ты от меня что-то скрываешь, — недовольно рычит он.

— В любом случае вряд ли ты думаешь, что я послан сюда, чтобы охранять тебя.

— И в мыслях подобного не держал. Хочу лишь спросить, до каких пор ты будешь считать, что послан сюда Манасиевым?

— Я послан не Манасиевым.

— А кем же?

— Ты знаешь кем. Я тебе сказал об этом в первый же вечер.

Тишина. Только тихонько похрапывает Черч. Он свернулся на ковре между письменным столом Табакова и моим креслом, всем видом демонстрируя свой полнейший нейтралитет в нашем споре.

— И как бы там ни было, считаю, что выход только один, — произношу через некоторое время.

— Знаю я твой выход, — кивает ТТ. — Но этому не бывать.

— Если взглянуть на вещи трезво…

— Я сказал, Эмиль, этому не бывать. Ты, похоже, забыл, чему нас когда-то учили: власть не отдают. А есть ли большая власть, чем деньги?..

— Но ее, вопреки всему, отдали.

— И потому потерпели крах.

— Не они. Крах потерпела страна.

Делать вид, что помогаешь Центру, имея цель помешать ему. И делать вид, что помогаешь Табакову, не имея цели помочь ему. Схема выглядит довольно простой. Пока не попытаешься реализовать ее на деле.

В привычке ожидать худшего хорошо то, что чаще всего твои ожидания оправдываются. Так происходит и с моим ощущением преждевременности идиллических настроений относительно воцарения покоя в доме Табакова. Я понимаю это, когда однажды в послеобеденную пору встречаюсь на лестнице с неким хорошо одетым и хорошо упитанным господином средних лет, чья внушительная физиономия выглядит еще более внушительной из-за темных очков.

Господин спускается. Я поднимаюсь. Мы расходимся в полном молчании, но что-то подсказывает мне, что незнакомец — итальянец. Причина этому, наверное, темные очки. Итальянцы обожают эту деталь туалета. Не знаю, мафиози ли подражают бизнесменам, или наоборот, но и те, и другие видят в темных очках изысканный символ загадочности и мужского достоинства вкупе с некоторой долей высокомерия.

— Что от тебя нужно этому типу? — спрашиваю хозяина дома.

— Откуда ты знаешь, что ему что-то от меня нужно?

— Когда кто-то собственнолично приходит к тебе, шанс, что он пришел, чтобы что-то отдать, практически равен нулю. Кроме того, мне показалось, что в выражении его лица я уловил некую угрозу, хотя допускаю, что в этом виноваты темные очки.

— Да ты настоящий наследник великого Шерлока Холмса! — констатирует ТТ.

— Я всего лишь шучу.

— Может, ты и шутишь, но положение таково, что мне не до шуток.

И поясняет:

— Он преподнес мне повесть с украинской нефтью в новом издании.

— В переводе на итальянский.

— Верно! В тебя и вправду вселился дух Холмса.

Несмотря на его старания выглядеть так, будто он в хорошем настроении, видно, что он озабочен. Причина известна. Остается услышать подробности.

— Реванш, — объясняет Табаков. — Проиграв матч, украинцы жаждут реванша. И поскольку их выгнали из Австрии как паршивых собак, они обратились за помощью к итальянской мафии. Сеньор в темных очках назвал себя представителем нефтеперерабатывающей компании в Бриндизи, которой я когда-то продал нефть. Он не то чтобы их адвокат, но иногда консультирует их. Я предложил ему встретиться с моим адвокатом, чтобы они, как коллега с коллегой, обсудили проблему. «В этом нет необходимости, — ответил он. — Я не удивлюсь, если сделка с формальной стороны окажется безупречной, но нас, — говорит, — интересует не формальная, а фактическая сторона дела. Мы, — говорит, — специализируемся на фактической стороне дела, и до адвокатских уловок нам нет никакого дела, поскольку мы и сами в этой области магистры. И в данном случае мы не намерены обращаться в суд. Мы урегулируем наши отношения собственными средствами».

Он придвигает деревянную коробку и спрашивает:

— Выкурим по «Ромео и Джульетте»?

— Непременно, — соглашаюсь я. — Раз казус итальянский.

— Гангстерский. Я не сказал ему прямо, но дал понять, что для меня — то дело в прошлом. Я сказал, что из желания сделать ему одолжение, позвоню в Бриндизи, но он не оценил моего жеста. «Кому бы вы ни позвонили, — сказал он, — наше требование останется неизменным: вы должны выплатить известную вам сумму». И под конец, в знак последней милости, предоставил мне два дня на размышление.

— И что ты скажешь при следующей встрече?

— То же самое, что и при первой.

— А при третьей?

— Третьей встречи не будет.

В тот же день Табаков связывается с компанией в Бриндизи. Там отвечают, что шефа нет на месте. И что попозже они сами позвонят. Звонка, понятное дело, так и не последовало. Мафия нагнала на них страху.

А три дня спустя перед домом ТТ взрывается его «мерседес».

— Я же предупреждал их, чтобы глаз не спускали с моей машины, — рычит Табаков по адресу близнецов.

— Не могут же они неотступно быть возле нее.

— Могут. Для того их и двое, чтобы сменять друг друга.

— Хорошая была машина, к тому же новая, — замечаю, чтобы повысить ему адреналин. — Заплатил бы тому в очках, может, обошлось бы дешевле.

— Да ты понятия не имеешь, о какой сумме идет речь, — раздраженно отвечает ТТ. — И не вживайся так рьяно в роль моего сподвижника.

— Я далек от подобных амбиций. Мое единственное желание — уберечь тебя.

— Меня или мешок с деньгами?

— Это одно и то же.

Два дня спустя взрывом был уничтожен и «опель» итальянца. Единственная разница между двумя взрывами была в том, что «мерседес» взлетел на воздух пустой, в то время как «опель» взорвался вместе с его владельцем.

Год близится к концу, ознаменовываясь эпидемией гриппа. Я редко болею, но это не значит — никогда. Мое положение было сложным, и лишь забота Марты предотвратило худшее. От нее узнаю, что, пока я болел, дважды звонил ТТ, желая справится о моем состоянии.

— Чудо из чудес: Траян о ком-то беспокоится! — комментирует она.

«Не обо мне он беспокоится, а о себе», — мысленно поправляю ее.

Спустя довольно длительное время у нас с Табаковым возобновляется личный контакт, но — посредством телефона.

— Ужасный вирус, — бормочет ТТ. — Запросто мог свести тебя в могилу.

— Именно поэтому неплохо было бы тебе подумать о завещании.

— Именно это я и делаю, — уверяет меня Табаков. — Думаю. Только не о завещании.

Позднее, узнав от Марты, что я пошел на поправку, он снова звонит мне, но не для того, чтобы поздравить с выздоровлением, а чтобы предупредить:

— Когда встанешь с постели, не торопись идти ко мне в гости.

— Так боишься бездны?

— При чем тут бездна! Боюсь, как бы ты не заразил Черча.

Так или иначе, но грипп и зима проходят своим чередом, и, как выразился бы один мой знакомый писатель, природа вновь пробуждается к новой жизни. Я бы сказал короче: наступает весна. Это не значит, что я тут же бросаюсь к ТТ. Пусть уяснит, что тоской по нему я не страдаю. Да и мне не помешает лишний раз потренироваться в своем любимом виде спорта — ожидании.

Я взял за правило припарковывать машину в каком-нибудь переулке, примыкающем к Мариахильферштрассе. Я не ищу укромных мест: во-первых, потому что это выглядит подозрительно, а во-вторых, потому что здесь нет укромных мест. Чаще всего ставлю машину перед уже упоминавшимся кафе: оно уютно и есть возможность держать в поле зрения свой БМВ.

Однако этим утром, припарковывая машину, замечаю, что на сей раз наблюдают за мной — как раз из кафе и к тому же из-за моего любимого столика возле окна. Человек, наполовину скрытый развернутой газетой, никак не демонстрирует своего интереса ко мне, но его внешнее безразличие — не из тех, которые в подобных случаях демонстрируют профессионалы. И все же у меня нет сомнений, что он профессионал, поскольку это мой бывший коллега и почти что друг Петко Земляк.