Но тут вдруг головы над оградами завертелись в разные стороны.
Татьяна была из тех, кто с неясным волнением и тревогой уставился на Гошу, который спокойно покинул пределы участка и встал так, чтобы видеть незваных гостей. Стараясь не застонать от отчаяния, Татьяна закусила губы. Их сосед выглядел еще большим бандитом, чем четверо парней в черном. Гоша вполне мог сойти за их главаря, столько в нем было непоколебимого спокойствия и откровенной демонстрации, что он контролирует ситуацию. А вечная веточка в зубах придавала ему приблатненный вид, наподобие цигарки в уголке рта довоенной шпаны. Приезжие братки по сравнению с ним сразу стали казаться мельче и заштатнее, а их автомобиль уже не выглядел угрожающего вида катафалком.
Да и сами вновь прибывшие посмотрели на Гошу с невольным уважением, а один даже сделал головой ныряющее движение, словно произносил при этом «здрас-сте».
– Ну и что здесь происходит? – лениво осведомился у них Гоша.
Ему криво заулыбались, словно признали за своего. И тот, что вылез из-за руля, с паскудным гоготком сообщил:
– Дак у вас тут вроде как… шалят… всякие разные нехорошие люди… ну, мы и решили помочь, блин, так сказать, защитить… – Он аж вспотел от такой длинной и складной речи и, чтобы подвести итог, сказал внушительно: – Во!
Но один из его сопровождающих решил не допустить возможного неверного толкования слов вожака и, осклабившись, уточнил:
– Не безвозмездно, естественно… – Последнее слово для многозначительности было произнесено так, что превратилось в трудноразличимое месиво из букв и сопровождалось смачным плевком под ноги.
– Тогда все ясно, – произнес Гоша, перекидывая веточку из одного угла рта в другой, – больше вопросов не имею. – И со скучающим видом он сложил руки на груди.
Неужели они действительно из одной стаи? На глаза Татьяны навернулись слезы, будто ей довелось в чем-то глубоко разочароваться. Охватившее ее чувство было столь сильно, что она не заметила появления двух новых участников события.
А как раз в этот момент из-за высокого глухого забора дачи, что располагалась напротив дачи Полины Дмитриевны, неспешно вывернули Николай Степанович Ныдбайло в милицейской форме и сопровождающая его Мотя. Татьяна была последней, кто устремил на них взор в надежде найти объяснение, а правильнее говоря, спасение в этой ситуации. Хотя любой из обитателей «Энергетика», если призадуматься, мог понять, сколь призрачна эта надежда. Но, как известно, утопающий хватается за соломинку. Эх, вот если бы кто-то действительно тонул, а рядом оказался бравый мент, то такой «соломинке» можно было бы только позавидовать. Однако в этот нежаркий, приятный августовский день посреди улицы имени 50-летия Ленинского плана ГОЭЛРО никто тонуть не собирался.
Степаныч остановился, не доходя шагов двадцать до места действия, снял фуражку и вытер лысину платком. Мотя нутром уловила его намерение и замерла возле его ноги, не сделав ни одного лишнего движения. Затем ее хозяин, водрузив фуражку на положенное ей место, продолжил путь. Возникало впечатление, что либо он не в курсе происходящего, и поэтому ведет себя так бесстрашно, либо, напротив, в курсе, тогда его поведение объяснимо и надеяться честному народу не на что. Впрочем, по правде говоря, никто ни на что и не надеялся. Разве что на чудо.
Двое блюстителей порядка приближались с такой монотонностью и без какого-либо выражения в глазах, что, казалось, они не останавливаясь пройдут сквозь джип с четырьмя бандитами в черном, как сквозь мираж.
Когда до возможной встречи оставалось всего ничего, один из парней не выдержал и угрожающе крикнул, нимало не напуганный формой участкового:
– Эй, папаша, ты что, ослеп? Тормози, пока не поздно!
Степаныч действительно остановился, но Мотя неожиданно проявила самостоятельность и своего размеренно-поступательного движения не прекратила.
– Убери собаку, каз-зел! – заорал тот, кто оказался ближе всех к овчарке, и, нагнувшись к переднему сиденью джипа, достал из-под него монтировку. – А то от твоей шавки даже на шапку шкуры не останется!
Ее ласкали, ее задабривали, угощали всякими вкусностями, но грубо высказываться в ее адрес – ни-ни! Словом, Матильду фон Оффенбах, овчарку голубых кровей не в первом поколении, впервые в жизни оскорбили, причем прилюдно. Этого тонкая породистая собачья душа снести никак не могла.
Мотя недоуменно приподняла бровки и оглянулась на хозяина, словно ожидая приказания. А может быть, она просто сообщала ему о своих намерениях, потому что Степаныч чуть заметно пожал плечами, словно предоставляя Моте право действовать по собственному усмотрению.
Во всяком случае, собаченька истолковала это именно так и снова двинулась вперед. Но теперь от нее незримо веяло неотвратимостью возмездия и напоминала она скорее танкетку, чем живое существо. «Самая настоящая психическая атака, – подумала Татьяна и невольно содрогнулась. – Кому-то сейчас точно достанется на орехи».
Братки, как по команде, попятились, даже те, кто был, так сказать, во втором ряду, но вскоре справились с испугом и встали в бойцовскую стойку, вооружившись кто кастетом, кто ножом. А тот, кто вел переговоры, сунул руку за отворот куртки.
«Неужели у него там пистолет?» – ужаснулась Татьяна и зажмурилась, чтобы не видеть кровавой развязки драмы, разыгрывающейся на их мирной подмосковной улочке.
Как же потом она ругала себя за слабоволие и девчоночью чувствительность! Ибо, невольно открыв глаза, когда разом раздались предупреждающие окрики, рычание и матерная ругань, она узрела то, чего никак не предполагала увидеть. Один из братков катался по земле, прижимая к себе прокушенную ногу, другой лежал с перекошенным на сторону лицом на капоте джипа, а его за вывернутую назад руку держал Гоша, двое других стояли с ошарашенным видом и с поднятыми вверх руками. Их на мушке табельного оружия держал… Степаныч! Ну кто бы мог подумать, что их местный мент, неторопливый, неповоротливый, равнодушный вроде бы ко всему и вся, вдруг проявит такую сноровку и бесстрашие?
Мотя с меланхолическим выражением на морде сидела подле него, правда, дышала она чаще обычного, вывалив из пасти влажный розовый язык. Для Татьяны так и осталось загадкой, как овчарка, которая прежде двигалась лишь с черепашьей скоростью, успела добраться до бандита, цапнуть его за ногу и вернуться к хозяину. А она еще сравнивала ее с диваном на ножках. Да, внешность действительно бывает обманчива. «Милая, самоотверженная собаченька, неизвестно еще, как сложились бы дела, если бы не Мотя… и не Гоша».
Эта мысль молнией сверкнула в сознании Татьяны и как молния высветила то, в чем она не решалась признаться даже самой себе. Гоша незримо воцарился в ее выдуманном мире, где все было так, как ей хотелось, чтобы было наяву. Но не в открытую, а под разными благообразными и благопристойными личинами. А герой ее грез – вот он, небритый, с ссадинами на руках, в майке, на которой пятен больше, чем было задумано дизайнером.