Маделина устало вздохнула. Похоже, Джеку хотелось наказать ее за что-то. Или, может не ее? А себя? Последние несколько месяцев он сидел без работы, и безделье на него плохо действовало. Когда он работал, то был совсем другим человеком. Цельным. Сильным. Он не таскался с приятелями по барам, вообще не прикасался к спиртному.
«Бедняга Джек, – подумала Маделина, чувствуя, как злость ее улетучивается. – Ему так много дано. Красота, обаяние, талант, даже блеск. Но он все растранжирил, утопил на дне бутылки». Его пристрастие к спиртному – вот что всегда беспокоило ее; и именно это стало между ними. Разумеется, когда кризис проходил, Джек каялся, извинялся, но заноза вонзалась все глубже.
В какой-то момент Маделина поняла, что больше всего Джек нуждается в ее сочувствии. Бродвейский актер, ставший почти звездой, он мог творить на сцене чудеса, когда брался за дело всерьез. Впоследствии он завоевал Голливуд и голубой экран. Выигрышная внешность, золотистые волосы, невинная голубизна глаз делали его потрясающе фотогеничным. Он обладал притягательностью кинозвезды и мог стать вторым Полом Ньюменом – по крайней мере так говорили о нем коллеги. Так почему же он им не стал? – всегда хотелось спросить их Маделине, но она так и не задала этого вопроса. Да, друзья восхищались Джеком Миллером. Это актер актеров, говорили они. Уровня Аль Пачино и Джека Николсона. Но, с ее точки зрения, ему чего-то не хватало, что-то с самого начала пошло вкось. Может быть, характера?
Да, Джеку не хватало энергии и, уж безусловно, честолюбия. Не потому ли он так наскакивал на Маделину, обвиняя в тщеславии, которого у нее хоть отбавляй и которого он лишен начисто. Возможно, когда-нибудь оно и было, но теперь нет.
Маделина понимающе усмехнулась. Джеку не нравилось, что она делает карьеру, потому что в душе он – самец-шовинист. Не прямо, но в свойственной ему уклончивой манере он не раз давал ей это понять. Разве не так?
Взяв нож, Маделина начала резать помидор. Руки больше не тряслись.
Съев куриный салат, Маделина выпила в гостиной чашку холодного чая с лимоном. По телевизору показывали какой-то дурацкий фильм, картинки мелькали, минуя ее сознание.
Откинувшись на подушки, Маделина с радостью почувствовала, как поднимается у нее настроение. Вернулась легкость. Наверное, все дело в том, что она решила положить конец своим отношениям с Джеком Миллером.
Впрочем, решение это далось Маделине нелегко. Оно зрело в ней давно, да только все храбрости не хватало.
Что же, интересно, ее удерживало? Неужели только боязнь одиночества?
Пэтси Смит уехала в Бостон, а других сколько-нибудь близких друзей в Нью-Йорке у Маделины не было. К тому же, она слишком много работала, так что у нее времени не оставалось на то, чтобы наладить дружбу с теми немногими женщинами, которым она симпатизировала.
Иное дело Джек.
Поскольку он работал в театре, свободное время у него начиналось после десяти вечера, с закрытием занавеса. Так что режим их жизни совпадал почти идеально.
Несколько раз в неделю она задерживалась в магазине или брала бумаги домой и допоздна работала, а потом, в одиннадцать, они шли поужинать к «Джо Алену» или «Сарди». Иногда он приходил к ней после спектакля, она готовила ужин, и он оставался на ночь. А воскресенья они обычно проводили у него дома, на Восточной Семьдесят девятой улице.
Когда же Джек не был занят в спектакле, вот как сейчас, он хотел проводить с ней все вечера, как бы много дел у нее ни было. Но это было невозможно. Работа всегда стояла для Маделины на первом месте, с этого ее было не сбить. Тут и начались у них нелады. Сам Джек отдавался творчеству полностью, в нем была вся его жизнь. Но что работа и для Маделины значит не меньше, чем для него, он, похоже, понять не мог.
Познакомила их Пэтси. Было это два года назад, и за это время Маделина по-настоящему полюбила Джека. Он стал самым близким ей человеком в Нью-Йорке. Она привыкла к нему как к родному и, наверное, поэтому оставалась с ним несмотря ни на что, хотя внутренний голос подсказывал ей, что пора кончать.
«Как к родному», – мысленно повторила она и, резко повернувшись, посмотрела на цветную фотографию на дальнем конце стола. Семья… Тут все они: братья Джо и Лонни, она сама, крохотная Кэрри-Энн у нее на коленях, родители. На лицах светятся радость и любовь. Им понравился бы Джек Миллер, такой веселый и симпатичный. Да так оно и было. Но в качестве его возлюбленного они бы его не одобрили.
Родители, да и все остальные в семье, души в Маделине не чаяли и пророчили ей замечательное будущее, особенно мать. «Ты всем им покажешь, деточка, – повторяла она мелодично с сохранившимся до конца жизни ирландским акцентом. – Ты умница, Мэдди, любимица богов. Это уж точно. Золотая девочка».
Маделина замерла. В комнате и впрямь раздавались их голоса – явно, отчетливо. Вот Джо, Лонни, Кэрри-Энн, мама, папа…
Все они умерли, но чувство общности с ними не ушло.
Каждый из них оставил в ней частицу себя. Ими было полно ее сердце, они были всегда с нею. Она очень дорожила своими воспоминаниями, память была мощным источником ее силы.
Какое-то время Маделина находилась словно в трансе, погрузившись глубоко в прошлое. Затем, стряхнув оцепенение, поднялась с дивана. Выключила телевизор, принесла гитару и снова уселась.
Поджав под себя босые ноги, Маделина взяла несколько аккордов, настроила инструмент и стала потихоньку наигрывать, думая о семье, восстанавливая в памяти живые образы ушедшего времени, когда все они были вместе. Каждый из них был очень музыкален, и много чудесных вечеров провели они за игрой на различных инструментах или пением.
Сначала тихо, почти беззвучно Маделина принялась напевать старую народную балладу которую они, бывало, пели с братьями. Потом, захваченная ею, найдя нужный тон и ритм, запела во весь голос, звенящий и чистый:
На вершинах гор высокихСвежий лег снежок.Мой любимый меня бросил,Мой ушел дружок.
Мне с другим дорожки стелетСтарая листва.Но обман ведь и притворствоХуже воровства.
Вор – он только обворует,Все себе возьмет.А притворщик и обманщикДо смерти убьет.
На вершины гор высокихСвежий лег снежок.Мой любимый меня бросил,Мой ушел дружок.
Глава 10
Она появилась в Нью-Йорке, принеся на своих подошвах пыль дорог Кентукки.
Это было осенью 1977 года, когда ей исполнилось двадцать три. Пожалуй, лишь своеобразным чувством юмора можно объяснить то, что она называла себя «просто бедной деревенской девчонкой и неучем». Ни тем, ни другим она не была.
Полное ее имя было Маделина Мэри Элизабет О'Ши. Она родилась в июле 1954 года неподалеку от Лексингтона, со всех сторон окруженного зелеными полями.