Далее следовали купе миссис Хаббард, убитого и Пуаро.
Теперь они подошли к купе второго класса. Первое, с полками № 10 и 11, принадлежало Мэри Дебенхэм, которая читала книгу, и Грете Олссон, которая крепко спала, но мгновенно проснулась, когда они вошли.
Пуаро повторил свое заклинание. Шведская дама разволновалась, а Мэри Дебенхэм осталась безучастно-равнодушной.
Сначала Пуаро обратился к шведке:
– Если вы позволите, мадам, мы в первую очередь осмотрим ваш багаж, а потом я попрошу вас о любезности – не пройдете ли вы в купе миссис Хаббард и не посмотрите, как у нее дела? Мы перенесли ее вещи в одно из купе в соседнем вагоне, но она все еще никак не может прийти в себя после своей находки. Я попросил принести ей кофе в купе, но мне кажется, ей больше всего сейчас нужна живая душа, с которой она могла бы пообщаться.
«Живая душа» немедленно прониклась важностью момента. Конечно, она немедленно отправится к миссис Хаббард. Для нее это был колоссальный шок, а ведь она уже была расстроена всем этим путешествием и расставанием с дочерью. Ну конечно, она немедленно пойдет к ней – ее чемодан не закрыт – и захватит с собой нашатырь.
С этими словами мисс Олссон исчезла. Ее багаж осмотрели очень быстро – он был невероятно скромным. Очевидно, что шведка так и не заметила отсутствия двух спиц в своей шляпной коробке.
Мисс Дебенхэм отложила книгу, внимательно наблюдая за Пуаро. Когда тот попросил ее, она протянула ему ключи. А когда сыщик достал чемодан и открыл его, спросила:
– Зачем вы отослали ее, месье Пуаро?
– Я, мадемуазель? Вы же слышали – присмотреть за дамой из Америки.
– Прекрасный повод, но не более того.
– Я вас не понимаю, мадемуазель.
– А мне кажется, что понимаете, и очень хорошо, – сказала, улыбнувшись, девушка. – Вы хотели остаться со мною наедине, не так ли?
– Вы читаете мои мысли, мадемуазель.
– Ваши мысли? Не думаю. Ваши мысли принадлежат вам, и больше никому. Вы согласны со мной?
– Мадемуазель, у нас есть пословица…
– Que s’excuse s’accuse! [66] Вы ведь это хотели сказать, правильно? Вы же не можете отказать мне в некоторой доле наблюдательности и здравого смысла. По каким-то причинам вы вбили себе в голову, что я имею какое-то отношение к этому мрачному событию – к убийству человека, которого я никогда в жизни не видела.
– Вы фантазируете, мадемуазель.
– Нет, я отнюдь не фантазирую. Мне кажется, что в жизни люди теряют массу времени только из-за того, что не хотят сказать правду. Они предпочитают ходить вокруг да около, вместо того чтобы прямо перейти к делу.
– А вы не любите терять время. Вы как раз любите сразу переходить к делу. Вы за прямоту. Eh bien, вы ее получите, эту прямоту. Я попрошу вас объяснить значение нескольких слов, которые я услышал по пути из Сирии. Тогда я вышел из поезда, чтобы, как говорите вы, англичане, «размять ноги» на станции Конья. В ночи я услышал голоса – ваш и полковника Арбэтнота. Тогда вы сказали ему: Не сейчас, только не сейчас. Когда все закончится. Когда все будет позади. Что вы тогда имели в виду, мадемуазель?
– Вы что же, думаете, что я имела в виду… убийство? – Голос мисс Девенхэм был едва слышен.
– Сейчас я задаю вопросы, мадемуазель.
Она вздохнула и на минуту задумалась. Потом, как будто придя в себя, сказала:
– У этих слов есть значение, месье, но я не могу раскрыть его вам. Могу только торжественно дать вам слово чести, что я никогда не видела этого Рэтчетта до того момента, когда встретилась с ним на поезде.
– Но вы… отказываетесь объяснить эти слова?
– Да, если вы так ставите вопрос, то отказываюсь. Они связаны с… с заданием, которое я взялась выполнить.
– И теперь задание выполнено?
– Что вы хотите этим сказать?
– Что оно выполнено, разве не так?
– А почему вы так думаете?
– Послушайте, мадемуазель, я напомню вам еще об одном происшествии: в тот день, когда мы должны были прибыть в Стамбул, наш поезд задерживался. Вы были этим очень взволнованы – вы, обычно такая сдержанная и умеющая владеть собой. Тогда вы растеряли все ваше спокойствие.
– Я боялась пропустить стыковку.
– Это вы сейчас так говорите. Но, мадемуазель, «Восточный экспресс» отправляется из Стамбула каждый вечер, семь дней в неделю. Даже если б вы пропустили стыковку, то речь шла всего лишь о задержке на двадцать четыре часа.
Было видно, что впервые за всю беседу Мэри Дебенхэм стала терять терпение.
– Вы, видимо, не понимаете, что у человека могут быть друзья, которые ждут его в Лондоне, и в этом случае задержка на сутки может расстроить их планы и причинить всем массу неудобств.
– Ах вот как? Значит, вас ждали друзья? И вы не хотели причинить им неудобства?
– Естественно.
– И все-таки любопытно…
– Что именно?
– Этот поезд тоже задерживается. И сейчас все значительно серьезнее, потому что вы не можете послать вашим друзьям телеграмму или вызвать их на меж… меж…
– Международные переговоры? Вы имеете в виду телефон?
– Ну да, «долгий вызов», как это называют в Англии.
Помимо воли мисс Дебенхэм слегка улыбнулась.
– Это называется «разговор по магистральному кабелю», – поправила она. – Да, вы правы, это очень досадно, когда не можешь ни с кем связаться ни по телефону, ни по телеграфу.
– И тем не менее на этот раз, мадемуазель, вы ведете себя совершенно по-другому. Вы совершенно не нервничаете, спокойны и смотрите на все философски.
Мэри Дебенхэм покраснела и прикусила губу. Она больше не улыбалась.
– Вы молчите, мадемуазель?
– Простите, но я не думала, что вы ждете ответа.
– С чем связано изменение в вашем поведении, мадемуазель?
– А вам не кажется, что вы делаете слишком много шума из ничего, месье Пуаро?
С виноватым видом маленький бельгиец развел руками:
– Наверное, это общий недостаток всех сыщиков. Мы всегда ожидаем, что поведение людей будет следовать какой-то логике, и не любим внезапные перемены настроения.
На это Мэри Дебенхэм ничего не ответила.
– Вы хорошо знаете полковника Арбэтнота, мадемуазель?
Пуаро показалось, что женщина испытала облегчение, когда он поменял тему разговора.
– Я впервые встретилась с ним во время этой поездки.
– А у вас есть причины думать, что он раньше знал этого Рэтчетта?
– Я уверена, что нет. – Она решительно покачала головой.
– Почему вы так уверены?
– По тому, как он о нем говорил.
– Между тем, мадемуазель, на полу купе убитого мы нашли ершик для чистки трубок, а полковник Арбэтнот – единственный мужчина в вагоне, который курит трубку.
Пуаро пристально следил за ней, но девушка не удивилась и не разволновалась, а просто сказала:
– Глупости. Это абсурд. Полковник Арбэтнот – последний человек на свете, который может связаться с убийством, особенно с таким театральным.
Это настолько совпадало с мнением самого Пуаро, что он чуть не согласился с ней. Но вместо этого он произнес:
– Должен напомнить вам, мадемуазель, что вы недостаточно хорошо его знаете.
Женщина пожала плечами.
– Я слишком хорошо знаю этот тип людей.
– И все-таки вы отказываетесь объяснить мне смысл слов «когда все будет позади»? – Голос сыщика звучал очень мягко.
– Мне больше нечего вам сказать, – холодно ответила она.
– Неважно, – сказал Эркюль Пуаро. – Я все равно это узнаю.
Он поклонился и вышел из купе, прикрыв за собой дверь.
– Вы считаете, что поступили умно, мой друг? – спросил месье Бук. – Вы же заставили ее насторожиться, и не только ее, но и полковника.
– Mon ami, когда вы хотите поймать кролика, то засовываете к нему в нору хорька. Если кролик в норе, то он выбегает оттуда. Именно это я сейчас и сделал.
Они вошли в купе Хильдегарды Шмидт. Женщина уже ждала их – на лице у нее было написано уважение и полное отсутствие каких-либо эмоций.
Пуаро быстро осмотрел вещи в небольшом чемодане, который стоял на полке. Затем он велел проводнику снять большой чемодан, который лежал на багажной полке.
– Ключи, мадам? – спроси он.
– Он не заперт, месье.
Пуаро расстегнул ремни и поднял крышку.
– Ага! – сказал он, поворачиваясь к месье Буку. – Помните, что я вам говорил? Взгляните-ка сюда!
На самом верху лежала свернутая комком униформа проводника.
От флегматичности горничной не осталось и следа.
– Ой! – воскликнула она. – Это не мое! Я это сюда не клала. Я не заглядывала в этот чемодан с того момента, как мы уехали из Стамбула. Правда, правда!
Она переводила умоляющие глаза с одного мужчины на другого.
Пуаро мягко взял женщину за руку и постарался ее успокоить:
– Нет, нет, все хорошо. Мы вам верим. Не волнуйтесь так. Я так же уверен в том, что вы не прятали форму, как и в том, что вы хорошая повариха. Понимаете? Вы ведь хорошая повариха, правда?
Сбитая с толку женщина улыбнулась против своей воли: