В свою очередь, я по мере сил более подробно знакомил майора с теми событиями, что произошли в мире за годы его вынужденного заточения. Постепенно наши разговоры от воспоминаний перешли к обсуждению планов на будущее. В хроноспазме слово «будущее», конечно, звучало смешно, но я не обращал на это внимания. Я твердо решил вырваться из этого адского рая или райского ада, кому уж как больше нравится.
Бейкоп поначалу отнесся к моей затее скептически.
– Мистер Новикофф поверить мне – много лет я искать выход. Невозможно.
– Очень даже возможно, – убеждаю я его. – У нас говорят: одна голова хорошо, а две лучше. Не надо отчаиваться, мистер Бейкоп. – Прорвемся.
И мы прорываемся, целыми днями обследуя долину. Однако о черных камнях Бейкоп рассказывает мне только сегодня.
– Я думать – это галлюцинация. Ведь так не бывать…
– А хроноспазм – «бывать»? – я со стаканчиком джина в руке расхаживаю перед майором. – Вы же понимаете, как важны ваши наблюдения. Получается – нам всего лишь надо добраться до этих камней! И тогда можно будет выбраться отсюда!
– «Всего лишь», – теперь уже Бейкоп передразнивает меня. – Я много думать. Подняться по скала – невозможно. Построить аэростат – невозможно…
– Почему?! Сделаем оболочку из шкур оленей и антилоп, наполним ее горячим воздухом…
– Невозможно! Не успеть. Один день – и все возвращаться…
– Ах да… – я развожу руками. – Хроноспазм!
– Как подниматься по скала? Строить катапульта? Садиться на динамит?
– Динамит, кстати, очень бы пригодился, – говорю ему, думая уже о другом.
– Есть динамит. У меня, – важно произносит Бейкоп, и прежде чем я осознаю его слова, откидывает брезент со своего импровизированного стула.
Зеленые ящики. На крышках белой краской выведено под трафарет: «Dynamite sticks[17]».
Плот мы с майором делаем в два топора. Наверное, никто в истории человечества не рубил деревья так быстро. Даже под страхом смертной казни. Собственно это даже не плот – три кривых толстых ствола, кое-как связанных ивовыми прутьями. Они способны выдержать одного человека или три ящика динамита.
Мы вроде бы укладываемся в график. Очень важно сделать все ранним утром – чтобы максимально задействовать отпущенное нам хроноспазмом время. Грузим ящики на плот. Майор присоединяет к одной из шашек огнепроводный шнур, изобретенный его соотечественником Уильямом Бикфордом, запихивает шашку в нижний ящик. Я достаю махандское огниво, чиркаю кресалом. Шнур шипит, как тысяча рассерженных кошек. Мы отталкиваем плот от берега и начинаем считать вслух. На ста сорока одном шнур должен догореть. По нашим прикидкам, в этот момент динамит окажется метрах в пяти от устья реки, под скалой.
План наш прост и даже отчасти наивен. Взорванная скала перекроет подгорное русло реки. Вода начнет подниматься. В долине образуется озеро. К вечеру уровень воды должен достичь неприступных утесов. Если мы на втором плоту сумеем достичь этого места, то к четырем утра доберемся до камней.
Что будет потом – неизвестно никому. Бейкоп, впрочем, говорит, что бог-то наверняка знает, но нам от этого не легче.
– Восемьдесят три, восемьдесят четыре… – бормочу я.
Майор дублирует меня по-английски. Шипения шнура уже не слышно – вода уносит плот к скалам.
– Сто шесть, сто семь, сто восемь…
Топот копыт за нашими спинами. Черт, как не вовремя кого-то принесла нелегкая!
– Сто пятнадцать, сто шестнадцать…
– Доброе утро, господа!
Я узнаю голос штабс-капитана Слащева.
– А чего-то вы тут делаете?
Ага, это уже Нефедов.
– Какое чудесное утро! – похоже, Слащев уже успел принять стакан спирта.
– А что там плывет? – глазастый Нефедов замечает наш приближающийся к скальной щели плот.
– Сто тридцать один, сто тридцать два, – шепчу я.
– Господин профессор, – с обидой в голосе обращается к Нефедову штабс-капитан. – Мне кажется, или с нами не желают разговаривать?
– Джентльмены, сорри! – отвлекается от счета Бейкоп. – Мы есть быть заняты.
– Чем это, интересно? – я слышу, как Слащев спрыгивает с лошади.
Плот скрывается под скалой.
– Сто тридцать восемь, сто тридцать девять, сто сорок… Ложись!! – ору я на всякий случай.
Два боевых офицера и опытный Нефедов выполняют команду с отменной скоростью и четкостью. Взрыва мы не слышим. Просто вдруг вздрагивает земля, скальный массив выбрасывает из всех трещин и щелей пыль, мгновенно исчезая в бурой дымке, а потом огромный утес, под который уходит река, проседает и рушится. Грохот бьет по ушам. Ему на смену приходит тяжелый подземный гул. Скалы проваливаются одна за другой, исчезая в какой-то исполинской каверне. Но самое страшное не это. Из-под них вдруг вырывается пенистый поток, широко разливающийся по долине.
– Вы это… одурели, что ли?! – тыча пальцем в надвигающийся водяной вал, кричит Нефедов.
– По коням! – орет Слащев, взлетая в седло.
Поздно. Я вижу округленные ужасом глаза майора, хватаю лежащий на земле карабин – и тут нас накрывает. Меня подхватывает, словно ветку, куда-то несет, переворачивая. Сжимая цевье карабина, я задерживаю дыхание и молю всех богов – только бы не захлебнуться…
Подниматься по скалам вместе с прибывающей водой – очень странный способ восхождения. Я удерживаюсь на камнях до тех пор, пока вода не подступает к самым ноздрям, затем всплываю и перебираюсь на очередной уступ. Вода холодная. У меня зуб на зуб не попадает. Вожделенные черные камни находятся прямо надо мной. Закатное солнце светит ярко, каждая глыба, каждая трещина видны, как на ладони.
А вот долины Неш больше не существует. Точнее, вода еще не окончательно затопила дальний от меня, северный ее край. А тут, у нас на юге, уже разлилось огромное мутное озеро. По его поверхности плавают вырванные с корнем деревья, трупы животных и людей. Наверное, примерно так же выглядели воды Всемирного потопа, залившего в доисторические времена всю землю.
Над новообразованным озером кружат потерявшие свои гнезда птицы. Однажды я видел живого человека. Он проплыл метрах в ста от меня, держась за какую-то корягу. Я кричал ему, думая, что это майор, но одинокий пловец меня не услышал. Его затянуло в водоворот, мелькнули руки, темное пятнышко головы…
Бедняга Бейкоп сгинул вместе с Нефедовым и Слащевым, когда нас накрыло водяной горой. Я не ахти какой пловец, поэтому немало удивился, когда у меня получилось вынырнуть да еще и не потерять карабин. Впрочем, везение на этом закончилось – оружие очень тяжелое, вода бурная, а до подножья скал плыть довольно далеко. И я бы непременно утонул, но течение вынесло меня к своеобразному плавучему острову, состоящему из веток, сухой травы, земли, тростника и всякого мусора. Держась за этот созданный самой природой плотик, я медленно пересек бурлящие воды и выбрался на скалы.
Поднимаясь вместе с водой все выше и выше, пытаюсь понять, что же произошло. По всей видимости, под скалами находилась огромная пещера с подземным озером. Взрыв динамита обрушил ее своды, и вода хлынула наружу, в долину. Иного объяснения у меня нет.
Солнце опускается совсем низко. Закат окрашивает все вокруг в багрянец. Алые облака плывут по небу, напоминая куски окровавленного мяса. Скоро начнет темнеть. Выбираюсь на ноздреватую глыбу, прикидываю расстояние до ближайшего камня. Еще плыть да плыть... Сжать зубы и сконцентрироваться на подъеме. Надо добраться туда до четырех утра. Не упасть, не потерять сознание, не утонуть в конце концов. Добраться и досидеть до рассвета. В четыре утра должна появиться линза. В четыре утра можно будет попробовать пройти в нее. Проследовать за птицами. И неизвестно еще куда...
Смеркается. Солнце село за зубчатую стену гор. В быстро наступающей темноте слышу плеск воды и голоса.
Голос Нефедова я узнаю из тысяч других, все же с этим человеком мы съели не один пуд соли. С кем беседует профессор, тоже понятно, хотя я с гораздо большим удовольствием услышал бы голос майора Бейкопа.